1. Климат, экономика и экология цвета deep purple

Утро стрелецкой казни первой главы Брана выдается чистым и ясным, свежесть напоминает о близящемся конце лета. Вокруг Винтерфелла лежит обычный для этого теплого времени года глубокий снег, где по колено, а где в-общем-вам-по-пояс-будет. Под снегом обычным порядком вызревает обильный урожай, который привычные северяне даже еще не собираются откладывать на долгую зиму. В сугробах густо кишат трупные черви – вдруг что-нибудь большое поблизости сдохнет.

На этом месте принявшие вышеизложенное за тупой стеб идут и учат матчасть. И читают про «огромный темный силуэт», «утопающий в окрашенном кровью снегу», «косматая серая шкура» которого «уже успела покрыться ледком», но тем не менее в «слепых глазах… уже ползали черви». А я решительно следую примеру Мартина и не парюсь, когда не собирается париться он. Ползают трупные черви по сугробам, или они заранее поселяются у собирающихся помереть лютоволков на шкуре, или лютоволчица их у оленя на последней охоте словила, или они попадали на мертвую волчицу с ближайшего дерева, или из-под льда на берег ручья выползли, нам с Мартином совершенно фиолетово. Равно как злаки, растущие под глубоким снегом в условиях позднего лета, тоже нас с ним совершенно устраивают. Он сказал – черви и урожай, а я что, я расслабилась и получаю удовольствие.

Ибо не в экологической логике сила Мартина. Чистое, ясное, сугробное и морозно-свежее утро первой главы по-умному следует трактовать не в буквальном, но в метафорическом смысле. Все вокруг пока чисто и ясно, даже кровь Гареда еще не запятнала снег. Но конец лета – даже вот такого, в снегу по самое не хочу, — уже недалек, и близко сами понимаете какое время года.

2. Казнь как возмездие

Как ни крути, а свою плаху Гаред заслужил. Ибо есть только два закадровых варианта его поведения – плохой и совсем уж плохой.

Оптимистически начнем с того, что максимально благожелателен к подсудимому. Как помним из пролога, в строгом соответствии с приказом командования и собственными пожеланиями, ветеран дежурит за гребнем на отдалении от места главного действия и потому участия в нем принимать не может. Тут начинает пахнуть керосином, то бишь идут косяком Иные с некоторым вкраплением мертвяков, включая бывших сослуживцев. Сильно и правильно испуганный Гаред вскакивает на трех лошадей сразу и, как человек опытный, уходит от погони.

До этого места все более-менее. Стартовать, не дождавшись отставших, совершенно спокойно можно не от негодяйства, а от страха. Гаред – несчастный старик, на которого вживе полез самый страшный его ночной кошмар. Но дальнейшее не лезет ни в какие ворота: беглец обнаруживается далеко на юге за Стеной, «возле небольшой крепости в горах». Наверное, это несколько к северу от Винтерфелла, но не слишком: за пол-Вестероса Гареда просто не потащили бы на суд к Старкам.

Стену ветеран стопроцентно обошел стороной: Дозору о судьбе пропавшего патруля не доложено. Это мы знаем точно, ибо Бенджен Старк отправился искать «сира Уэймара Ройса, отец его – знаменосец у лорда Аррена. Дядя Бенджен говорил, что собирается добраться до самой Сумеречной башни и даже подняться в горы» . Сумеречная башня, как помним, расположена «у подножия гор, в которые упиралась своим концом Стена». Чтобы понять, что произошло, Бен хочет идти сначала по следу пропавшего патруля, а затем – маршрутом бегущего Гареда.

Итак, Гаред виновен как минимум в том, что побежал с поля боя и не предупредил Дозор о грозной опасности с севера. Голову сюда, пожалуйста.

В этом случае второй крупно виноватый – Нед, работающий Хранителем Севера и резко недооценивший угрозу Иных. Сбивчивые попытки Гареда рассказать и предупредить негибкий и упертый Нед понимает в русле «бедняга наполовину обезумел от страха, кто-то настолько перепугал его, что он просто не понимал моих слов». Тем более что Гаред, вспомним на минуточку, «четвертый в этом году». Неду отзовется не сразу, но в той же форме — плаха за плаху.

Однако выслушаем важного свидетеля. Нед приглашает сыновей, включая ведущего репортаж шестилетнего Брана, не просто на показательную казнь, но на показательное судилище. Что бы там ни лепетал Гаред, это слышал мальчик, увлеченно вспоминающий сказки няньки об одичалых, мертвяках и – внимание! – Иных. Упомяни Гаред, пусть беспорядочно и вскользь, что-то на сию животрепещущую тему, Бран бы не пропустил.

Но «холодное утро услышало вопросы судей и ответы на них; сам Бран впоследствии не мог вспомнить, о чем шла речь». А значит, ни мертвяки, ни Иные упомянуты Гаредом не были.

И это заставляет меня мрачно предпочесть второй, совсем пропащий вариант поведения Гареда. Он не видел ни Иных, ни мертвяков – по той простой причине, что вовсе не ждал за гребнем холма, а целенаправленно и срочно драпал на трех лошадях в горы подальше от страха и в обход проклятого Дозора. Ненавистного задаваку-командира в дорогих соболях он решительно бросил. А заодно бросил и Уилла, который вроде ничего плохого Гареду не сделал, — но что значит какой-то сослуживец, когда в голове мутно от страха, и вообще собственная шкура дороже. Упорные предчувствия, плюс накрученность на суевериях, плюс злоба на командира равно дезертирству в чистом виде. Гаред бежит в горы, а не на Стену с докладом, потому что он плюнул на всех и послал долг, присягу и заодно Дозор.

Вот почему подсудимый не может ничего толком объяснить судье – нечего ему объяснять. Что-то он чувствовал, но глазами не видел – а изложение предчувствий в стиле «идут, грядут большие крокодилы, покайтеся!» есть именно то, что Нед не без причины проигнорирует. Он, Нед, человек сильно негибкий, но и сильно неглупый. Начни Гаред излагать факты, даже в кликушной манере, Хранитель Севера обязательно насторожится и мимо конкретных фактов не пройдет.

Вот почему по возвращении из Винтерфелла Бен с разведчиками направляется искать сира Уэймара (ну и Уилла, конечно, тоже) – Дозор знает о них только то, что они были брошены Гаредом без лошадей и снаряжения, в том, в чем были, в девяти днях пути к северу и северо-западу от Черного Замка. Может, живы. Маловероятно, но Дозор своих бросать не должен. Смягчающее обстоятельство, что, дескать, несчастный старик потерял разум от увиденного наяву своего самого страшного кошмара и драпанул со всех ног в тыл, не работает.

Понять Гареда в данной ситуации можно. Простить – нет. Он заслужил свой взмах косы Сатурна.

Вот она, настоящая вина сира Уэймара – не в том, что не повернул на юг, но что не справился с обязанностями, подразумеваемыми занимаемой должностью. От руки Иных, в конце концов, погибает он один, предоставив остальным шанс спастись. Но рядовые настолько не в теме и так не любят начальство, а также не воспитаны начальством, что губят дело на корню.

Вот оно, настоящее то, от чего Вестеросу придется избавляться в весьма кровавой и весьма холодной купели.

3. Казнь как взмах косы

Время назад я, помнится, полусерьезно составила список соответствий между мартиновскими Домами и планетами. К моему удивлению, Дома рассчитались по порядку планет вполне серьезно и практически безупречно – разве с некоторыми оговорками по поводу Талли. И уж совсем изумительно, что чем дальше в текст, тем больше подтверждений планетарным соответствиям, местами совершенно уморительных. Абсолютно сатурнианский тип этот Нед — темноволосый сероглазый бледный длиннолицый мрачноватый, футболка густо испещрена лозунгом «долг наше все!», на чашке надпись «зима близко». Тип настолько чистый, что становится понятно, почему Мартин отреагировал на мольбы указать, кто была мама Неда, несколько нервно — мамы, они бывают обычно из другого планетного дома и дистиллированности типа весьма мешают. Ну как Кейтилин, жена сатурнианского Неда, есть отнюдь не сатурнианская особа.

Чтобы было уж совсем тики-так, знакомимся мы со Старками вообще и Недом в частности в момент совершения правосудия, и в руках у главного в роду – коса валирийской стали. То есть, простите, меч, но это уже мелочи с поправкой на антураж. Рядом с главным сатурнианцем стоит подрастающее поколение и учится непростому искусству судить и косить.

Притащить на казнь собственного шестилетнего сына, чтобы учился с младых ногтей, — это, конечно, сильно. Полагаю, что в Америке, где Мартин как бы свой, сатурнианские методы подготовки деток к близкой зиме выглядят еще круче и резче – ну, например, на фоне моды рожать в тишине церкви, чтобы не изуродовать ненароком ребенку психику на всю жизнь каким-нибудь посторонним звуком.

К счастью, Мартин к проблемам сытого и богатого общества относится без романтического флера и если уж решил что-то сказать, то не просто скажет, но еще и рассмотрит со всех возможных, многих вряд ли возможных и некоторых невозможных сторон.

Итак. Начнем с того, что размахивать косой не доставляет ни Сатурну, ни вестеросской его персонификации никакого удовольствия. Но если надо, значит, надо. В средневековом, жестоком и очень иерархическом обществе (вон Болтоны среди знаменосцев Старков числятся, помните?) без суда и смертной казни не обойтись. Смерть, как зима, близко, и надо уметь быть к ней готовым.

Это Сандор Клиган, он же Пес, думает, что такие вещи доставляют Неду удовольствие – а точнее, он только думает, что так думает. На самом деле с Псом сложно, там крутой и неразрубимый клубок желания быть безжалостным, ненависти к тем минутам, когда получается быть безжалостным, а главное – зависти к тому, кто гармонично безжалостным кажется. Но сам Сатурн-Нед – какой угодно, но не безжалостный. У него может быть лицо лорда, когда он работает с косой, лицо папы, когда он рассказывает чадам страшные сказки на ночь, но настоящий он – когда после казни сидит под чардревом один никакой и хочет к детям.

Понятно, что такой человек поведет на казнь своих детей с шестилетнего (не думаю, что Робб с Джоном были много старше, когда потеряли в этом вопросе невинность) возраста исключительно из воспитательных и высокоморальных соображений. А по дороге домой он заботливо подъедет к ребенку и вколотит импринт совести до костного мозга, заодно объяснив и читателю, что к чему.

— А ты понимаешь, почему я это сделал?
— Он был из одичалых, — проговорил Бран. — Они крадут женщин и продают их Иным.
Лорд-отец улыбнулся:
— Опять наслушался сказок старухи Нэн? Понимаешь, человек этот был клятвопреступником, сбежавшим из Ночного Дозора. Нет преступника более опасного. Дезертир знает, что если его поймают, то лишат жизни, и не остановится перед любым злодеянием. Но ты не понял меня. Я говорю не о том, почему он должен был умереть, а о том, почему я сделал это своими руками.
Брану нечего было сказать.
— У короля Роберта есть палач, — проговорил он неуверенно.
— Да, это так, — согласился отец. — Как и прежде у королей Таргариенов. Но наш обычай древнее. Кровь Первых Людей по-прежнему течет в жилах Старков: мы считаем, что тот, кто выносит приговор, должен и нанести удар. Если ты собираешься взять человеческую жизнь, сам загляни в глаза осужденного. Ну а если ты не в силах этого сделать, тогда человек, возможно, и не заслуживает смерти. Однажды, Бран, ты станешь знаменосцем Робба, будешь править собственной крепостью от имени твоего брата и твоего короля, и тебе придется совершать правосудие. Когда настанет такой день, ты не должен находить удовольствие в этом деле, но нельзя и отворачиваться. Правитель, прячущийся за наемных палачей, скоро забывает лик смерти.

При всей близости зимы и при всех реалиях средневековья профилактика ослабления совести, проводимая Недом, кажется малость чрезмерной. Но это только пока мы не знакомимся близко и тесно с Тайвином Ланнистером. Тут начинаешь понимать, что Нед в Вестеросе живет дольше нас и ему виднее.

«Тело девочки принес мне как раз сир Амори, если хочешь знать. Она спряталась под кроватью своего отца, как будто верила, что Рейегар все еще способен защитить ее… После я спросил его [Амори Лорха], зачем нужно было убивать ребенка двух или трех лет полусотней ножевых ударов. И он ответил, что она лягалась, кричала и ни за что не хотела замолчать. Будь у него в голове чуть побольше ума, чем в репе, он успокоил бы ее парой ласковых слов и придушил подушкой. – Лорд Тайвин неодобрительно скривил рот. – Эта кровь на его руках» .

Очаровательно и полностью кабинетный политик. Если мы вспомним Тайвинову биографию, впечатление складывается такое, что он собственноручно и собственномечно вообще вряд ли часто убивал (если кого-то убивал вообще? Но, наверное, случалось в бою сколько-то). Он даже уроки преподает всегда чужими руками. Ну, как другие насиловали Тишу, пока Тайвин глядел. Не будем пока трогать сложный вопрос, за что жена Тайвина загремела в Молчаливые Сестры, но если правда за дело, то это как раз из оперы «такое никому не поручишь, а сам убить не в состоянии». Лично сам Тайвин удара не наносит, и каково наносящему, не в курсе. Даже если он в деле, как с внуком, убивают Тиреллы, а Тайвин нервно курит в коридоре, потом разбирает инцидент с теоретической точки зрения и указывает на ошибки, ибо явно мнит себя стратегом, видя бой со стороны. Как тут, в уютном кабинете, поймешь, что даже Амори Лорх не вынес ужаса убийства маленькой девочки и потерял голову, откуда и случились полусотня ножевых ударов и прочая некрасивость. Теоретизировать, оно всяко спокойнее и чище.

Нед не хочет допустить, чтобы его дети в таком вопросе, как человеческая жизнь, ограничились приказом из кабинета. Он человек с совестью, и воспитание его в данном вопросе – прежде всего воспитание совести.

Однако универсальность подобного метода не абсолютна.

4. Казнь как средство воспитания

Воспитание – штука своеобразная. Помню, хорошая подруга с тремя детьми и еще племянником, отличная мама, между прочим, жаловалась мне на странности процесса: всем, говорит, объясняешь одно и то же в поте лица, а они КАЖДЫЙ ПО-СВОЕМУ ВОСПИТЫВАЮТСЯ, мерзавцы. Я, помню, слегка зависла в тот момент, не поняв, как вообще можно считать, что разным людям можно объяснить какой-то момент одинаково. Единственное, что, с моей точки зрения, есть жестко постоянного в воспитании, так это его гибкая вариабельность.

Нед прямо как та моя подруга — хороший человек, отличный родитель и убежденный логик. А это означает, что по достижении примерно шестилетнего возраста часы бьют двенадцать ударов, и наступает время планового воспитательного момента. Каждого из своих (в широком смысле, сюда вообще все воспитуемые входят) мальчишек он ведет знакомиться с совершенством королевского правосудия. И не моги отвернуться, ибо момент следует получить в полном объеме. Не зря Джон Брана предупреждает – полагаю, по собственному опыту. А на обратном пути согласно плану имеет место заботливый вопрос, как сын себя чувствует, и тронная речь с разъяснениями, зачем и почему ты, шестилетний, это глядел. Девочки на зрелище не приглашаются, ибо находятся в другой ячейке воспитания – а у таких людей, как Нед, все разложено даже не по полочкам, а именно по ячейкам. Где лицо лорда, где лицо доброго папы, пугающего страшными сказками на ночь у камелька. В воспитание дочерей Нед честно не вмешивается, пока ситуация его конкретно не припрет. Но об этом позже.

Воспитуемых четверо, все они по характеру очень разные, так что и результаты педагогического экзерсиса весьма вариабельны.

Бран – мальчик хороший и глубокий, как правосудие, так и тронную речь воспринял правильно. Нед им доволен. Что при этом мальчик умудрился несколько утешить совсем не железного папу, которому явно и остро нужно было с кем-то о происшедшем поговорить, не заметили ни мальчик, ни папа. Такая мужская не то что невербализированная, но даже толком и не осознанная любовь, дружба и взаимоподдержка.

Другой, кто все понял, а к тому же переварил, сформировался и выдает совершенно правильные решения, — Джон. Но, как ни крути, не он наследник Неда и не ему, казалось бы, особое внимание воспитателя, а Роббу. Тот же демонстрирует нам, скажем так, поверхностное понимание происходящего.

«- Дезертир принял смерть отважно, — проговорил Робб. Высокий и широкоплечий, он рос день ото дня. Робб пошел в мать: светлая кожа, рыже-каштановые волосы и синие глаза Талли из Риверрана. — Ему по крайней мере хватило отваги.
— Нет, — вновь негромко ответил Джон. — Это не отвага. Он окоченел от страха. Мог бы и посмотреть ему в глаза, Старк. — Собственные глаза Джона, серые настолько, что казались почти что черными, редко упускали что-либо. Он был одного возраста с Роббом, хотя сходства в них обнаруживалось немного, и если Джон был худощав, темноволос и быстр, то Робб мускулист, светловолос, крепок и надежен.
Робб явно не был заинтересован в разговоре.
— Чтоб его глаза вынули Иные, — буркнул он. — Дезертир умер достойно. Спорим, я буду первым у моста?
— По рукам, — ответил Джон, немедленно посылая своего коня вперед. Робб ругнулся и последовал за ним; они помчались вдоль дороги. Робб хохотал и улюлюкал, Джон сохранял сосредоточенное молчание. Копыта коней поднимали фонтаны снега.»

Вот так. И если Джон в ситуации везде алмаз, причем частично уже граненный, то Робба иначе как «ну ты, тоже мне Старк», не назовешь – уж слишком неглубоко черпает, причем неглубокость принципиальна и обусловлена сутью, а не воспитанием. Вообще, конечно, данный кусок текста со всеми его деталями есть подробная заявка на будущее – почему Робб в конце концов с доски снят, а Джон совсем наоборот. Не трогая пока вопрос о возрасте, констатируем, что в принципе пара друзей, как двое из ларца, для воспитателя-Неда совершенно на равных (для Кейтилин, конечно, нет, но вряд ли Нед сколько-то существенно допускает ее в ячейку воспитания сыновей). Тем интереснее, насколько отличие характеров приводит к совершенно разным выводам из одного урока.

Любопытно, что в сценарии пилотной серии «Игры престолов» ситуация «Джон просек лучше Робба» заботливо сохранена, правда, с точностью до наоборот – но это уж особенность данного сценария. Не совсем уж Мартин для бедных, однако облегченный, подчеркнутый и малость навязчивый, по мне, вариант.

А именно.

«СКЛОН ХОЛМА – ДЕНЬ
Бран едет рядом с братьями. Его пони из-за всех сил старается держаться вровень с большими лошадьми.
ДЖОН СНОУ. Я думаю, он был храбрецом.
РОББ. Храбрецом? Он умирал от страха. Это было видно по глазам.
ДЖОН СНОУ. Что было бы у тебя в глазах, если бы твоя голова лежала на этом пне? Он умер достойно. Не стоит отказывать ему в этом.
Секунду Робб обдумывает эту мысль и пожимает плечами, потеряв интерес к осужденному.
РОББ. Наперегонки до моста?
Джон закатывает глаза, показывая, насколько выше он подобных детских развлечений, затем, без предупреждения, пришпоривает свою лошадь и получает хорошую фору. Выругавшись, Робб следует за ним. Они скачут галопом вниз по тропе, Робб – с гиканьем и смехом, Джон – молча».

Впрочем, фильм и книга – вещи очень разные, выразительные средства у каждого свои. Тот кружевной контрапункт игры характеров, который заботливейше прорабатывает в тексте Мартин, при экранизации соблюдать не обязательно. Важно, чтобы состоялся свой, не менее умный и тонкий фильмовый. Но, как ни крути, разница между Джоном и Роббом важна и знакова. То, что глубоко воспринял из уроков Неда один, заметно побоку другому.

Ну а чтобы уж совсем было понятно, что формально-логическое воспитание вполне способно лишь чиркнуть по поверхности, есть еще Теон, отличная карикатура на Неда, местами смешная, чуток трогательная и почти ужасная.

Бестолковый мальчик Теон не то чтобы тупой или злой. Его изрядный сволочизм определяется тем, что он, как бы это поточнее выразить, от природы совершенно не способен связать плотское и духовное без подробных, возможно, сопровождаемых физической болью объяснений на эту тему. Если такое дитя любого возраста мучает животное, это не потому, что оно садистически жестоко, а потому, что никто не взял за ухо и не объяснил Убедительным Голосом, что животное такое же живое, как ты, придурок, ему тоже больно. Если ухо схвачено достаточно крепко, а голос достаточно убедителен, на лице дитяти стандартная улыбочка сменится смущенной, и оно совершенно искренне признается, что никогда не думало (и будет право). При регулярном и творческом использовании воспитательного голоса и воспитуемых ушей (в широком смысле данных понятий) возможно формирование у воспитанника вполне приличного этического протеза. В исключительных случаях у самых умных воспитанников при самых умных воспитателях есть шанс на частичное оживание протеза с частичным врастанием в душу и даже некоторым формированием совести. Но без дополнительных пинков, только на основе зрелища совершенства королевского правосудия, сделать правильные выводы и что-нибудь в себе улучшить подобные индивидуумы не способны.

Теон со смехом пинает отрубленную голову Гареда не потому, что ему так уж весело, а потому, что он, по точному определению Джона, осел (возможен еще перевод «задница», не менее правильный) и считает, что ведет себя адекватно ситуации. Никто, к сожалению, не берет больно за ухо и не объясняет, что Гаред тоже был человек (то, что Нед, Джон, Бран и Робб принимают как само собой разумеющееся). А жаль.

Но дальше круче, ибо Теон предпринимает по примеру Неда попытку быть суровым, милостивым и, блин, творить правосудие. Щенки, понятное дело, уроды, ибо не соответствуют Теоновым стандартам, в любом случае не выживут, а потому давайте-ка я их тогось милосердно собственной рукою по очереди.

Формально Нед вроде как говорит то же самое. Но, как говорят англичане, дьявол кроется в деталях. Через некоторое время Неду придется собственной рукой убить одного из вот этих самых щенков, но совсем не так, как готов был сделать Теон. Разница в том, что у Неда совесть есть, а у Теона – во всяком случае, пока – нет. И логически-формальных воспитательных мероприятий Неда для формирования совести у Теона явно недостаточно. Равно как в случае Джона и Брана мероприятия, возможно, излишни. Так же как – вполне вероятно – в случае самого Неда.

Да, вынося приговор, помнить о совести надо, иначе превратишься в Тайвина. Но разве помнить о совести можно, лишь рубя головы собственноручно? На самом деле, даже перепоручи Нед свои головорубительные обязанности кому-нибудь другому, меньше переживать за казнимых он не станет. Собственно, пропустить приговор через себя – это и есть совесть для человека, облеченного властью. А уж кто как заставляет себя это сделать – вопрос второй.

«Власть, если носитель ее – существо нравственное, сопряжена с несвободой и чревата страданием» (И.Волгин). И ответственность за власть воспитывается самыми разными, совершенно не обязательно формальными методами.

Не в раскладывании по ячейкам суть воспитания.

5. Тест-контроль: дети

Проверим степень воспитанности на примере со щенками, благо такую возможность боги и автор дают нам незамедлительно. С Теоном все понятно – ему непонятно и не будет понятно в полном объеме, возможно, никогда. Сколько кожи надо с него содрать, чтобы дошло частично, вопрос дискутабельный и пока преждевременный. В любом случае пробуждение совести в нем невозможно без хорошей бензопилы – ну или Вонючки Болтона, что в общем где-то рядом.

Любопытно другое – как именно доказывают остальные Сатурну, то бишь лорду-отцу, что щенков не следует пускать под косу. Бран пока еще маленький, с него обоснований требовать бессмысленно. Его реакция – просто крик «нет!» и «не дам». Объяснить, кроме как «он мой», не может, но кроху сам не отдаст. Но для убеждения Неда этого, надо признать, мало.

Робб пытается прибегнуть к житейской логике. «Рыжая сука сэра Родрика ощенилась на прошлой неделе, — сказал он. — Помет невелик, в живых осталось лишь два щенка. У нее хватит молока». Хороший, добрый, правильный мальчик. Но житейская логика – это его потолок. Чтобы выжить в мире Мартина и стать героем, нужно чувствовать эманации сверху, то бишь вмешательство богов, хотя бы в зачатке. И уметь сделать выводы. Причем правильные.

И при этом забыть о себе – ибо в мире Мартина бескорыстная жертва вознаграждается, а эгоизм, наряду с отсутствием любви и мысли, есть самый непростительный грех.

«- Лорд Старк, — проговорил Джон, обращаясь к отцу с непривычной официальностью. Бран поглядел на него с отчаянной надеждой. — Всего щенков пять. Трое кобельков, две суки.
— Ну и что из этого, Джон?
— У вас пятеро законных детей, — сказал Джон. — Трое сыновей, две дочери. Лютоволк — герб вашего дома. Эти щенки предназначены судьбой вашим детям, милорд.»

Похоже, что с самого начала Мартин ставит на Джона. Настоящие короли формируются именно из тех, кто вот так глубоко и точно понимает и людей, и реальность, и то, что стоит за ней. И может убедить даже Сатурн. Все решено в ту минуту, когда Джон правильно трактовал предсказание, исключив себя, чтобы счет сошелся, сформулировал осознанное и возразил лорду-отцу. Какая личность. Алмаз. Боги вообще и Сатурн в частности впечатлены и сдались, хотя Нед еще некоторое время продолжает воспитательный момент для сыновей – но это работа у него такая.

Что до богов, то их награда не заставляет себя ждать. Шестой щенок, другой по цвету, с другими глазами, но тоже лютоволк. Между прочим, единственный из шести, у которого глаза уже открыты. Надо понимать, тесты на старковость и правильное понимание того, что происходит в мире, Джон прошел на ура. Если бы не прошел, не услышать ему скулеж Призрака, который не слышат другие.

Призрак нем для всех, кроме Джона. Возможно, это тоже какая-то заявка на будущее.

Между прочим, лорду-Сатурну не мешало бы поучиться у воспитанника, на каком уровне подхода следует трактовать знаки богов. Чего он, к сожалению, не делает.

6. Тест-контроль: взрослые

Лютоволчица, погибшая из-за оленя (не убитая оленем, что немаловажно), трактуется Недом и прочими как предупреждение – судя по всему, совершенно правильно. Но предупреждение о чем?

Что до щенков, тут все в общем ясно. Комментарии «счастья не будет» и «их все равно ждет смерть» подождем пока воспринимать как абсолютные пророчества – во-первых, счастья в мире Мартина вообще немного, хотя встречается, во-вторых, все там будем, а про сроки боги в данном случае ничего не говорят. «Рожденные от мертвой» — это, конечно, напрягает, когда вспоминаешь будущее Кейтилин, но вряд ли относится к Неду. Джон правильно расшифровал и озвучил только ту часть пророчества, которая касается его поколения. Остальное Неду предстоит трактовать самостоятельно.

Кейтилин настоятельно предлагает трактовку на уровне старшего сына (недаром они похожи), весьма практическую и житейски разумную: раз лютоволк погиб от оленя, бойся оленя, делай что он говорит и не забывай получить побольше выгоды что для себя, что для наших детей. Но, как мы знаем, боги мыслят другими категориями, и Сатурн зря опустился до уровня обычного человека, дав себя уломать жене.

Попробуем рассмотреть детали. Лютоволчица, несомненный символ Старков, погибает в результате столкновения с оленем, несомненным символом Баратеонов, нынешних королей. Говорить о том, что олень убил лютоволчицу, вряд ли возможно – не запорол же он ее рогами. Предупреждение скорее не о том, что вот если не сделаешь чего надо, олень/власть тебя убьет – но о том, что общение с оленем/властью в принципе опасно, не суйся туда. Твое место – на севере. И совершенно не случайно волчица найдена к северу от моста, мелкая и, казалось бы, совершенно незначительная подробность.

И уж совершенно намеренно зверюга обнаруживается в снегу возле дороги непосредственно перед тем, как до Неда доходят вести с юга. Смерть Джона Аррена, мощного, хотя и несколько теневого, лидера, на котором, как ни крути, держалась стабильность Вестероса почти во всех возможных отношениях, запускает катастрофу (как именно, вопрос сложный и о нем надо говорить подробно ниже). Вся королевская рать во главе с королем отправляется на север, чтобы уломать Неда поехать на юг и разрулить ситуацию (как именно, это вопрос еще более сложный и о нем тоже давайте подробно ниже). Вот сейчас, постояв возле мертвой лютоволчицы, Нед вернется домой, пойдет зализывать раны в богорощу и выслушает пришедшую туда с вестями жену. Ты должен быть на севере, говорят ему иносказательно боги, здесь твое место. Попытаешься общаться с оленем, все равно в какой форме, — дети, все шестеро, останутся без тебя. На юге тебе в принципе не выжить. Да и не нужен на самом деле ты на юге, лютоволка, забравшегося к югу от Стены, ждет вот такое, ферштейн?

Увы, нет.

7. Доказательство от противного

Если кто-то думает, что я, прокапываясь через этот адски сложный текст, чувствую себя на коне, пусть думает еще раз. Мартин не из тех авторов, которые вроде доброй Роулинг милостиво разрешают чувствовать себя умнее автора. Я лично в собственных глазах дура дурой уже который год. В точности как в жизни, где окончательные суждения на тему, что же там конкретно случилось, бывают правильными, мягко говоря, нечасто и даются с большим трудом.

Но один вопрос из категории проклятых на материале первой главы не затронуть просто невозможно. Я о том, чей же все-таки сын Джон. Или, вернее, на основе настоящего куска текста будет правильнее обсуждать, чьим сыном он быть не может.

Как ни странно, заявив, что Джон – бастард Неда, нам тут же начинают намекать, что именно бастардом Неда он и не является.

Внутрисемейная война у Старков идет очень давно, и если Нед ее старается не замечать, это его проблемы. Кейтилин, как мы вскоре убедимся, страдает от присутствия в доме бастарда мужа давно и упорно. Но почему она, собственно, страдает, если так разобраться? Оттого что Джон воспитывается с ее детьми, с законными детьми, и потому представляет для них какую-то опасность, дают нам объяснение. Все логично, кроме одной малости – характера предполагаемого папы.

У Неда все по ячейкам, все разложено, упорядочено и систематизировано. Давайте попробуем от обратного: имей Нед на самом деле бастарда, как именно он включил бы его в структуру взаимоотношений в семье? Не будем решительно утверждать, что такой человек не может влюбиться и нагрешить на стороне. Всякое бывает. Особенно на войне и когда то ли еще не был женат, то ли только женился. Привези Нед с собой своего бастарда, в какую ячейку он его бы определил? Конечно, в ту, которая для бастардов предназначена. Принять в семью – это еще не кошмар для Кейтилин, кошмар в том, что Джон не поставлен Недом на место, предназначенное по идее для бастарда, неполноправного, неполноценного по отношению к законным детям.

Кейтилин доводит на самом деле не присутствие незаконного сына мужа, а то, что этот незаконный сын уравнен Недом в правах с законными детьми. А это так, судя по реакции Джона на то, что король приехал, а его – надо же, какое ужасное и непривычное оскорбление! – посадили неизвестно куда. Мальчик с непривычки даже напился впервые в жизни. Этот мотив потом повторяется часто и упорно – для Кейтилин и только Кейтилин (и еще Сансы, которая послушно повторяет все песни Кейтилин) Джон в семье не свой. Для остальных, включая Неда, он – равный.

Но минуточку. Разве для человека типа Неда бастард может быть равным законным детям? Сколько бы он ни любил мать бастарда (допустим) и его самого – порядок есть порядок, Сатурн всегда верен себе.

Нед нарушает порядок ради Джона – это совершенно нелогично и вне его характера, если не предположить на берегу, что именно порядок он и не нарушает. Ну или что для подобного нарушения порядка есть очень, очень серьезная причина.

Тогда и только тогда естественным, а не непонятно каким образом уложится сложная и неожиданная реакция Неда на отделение Джоном себя от остальных детей: они – законные, я нет, щенки предназначены им. Маловато для того, чтобы «лицо отца переменилось», чтобы он негромким голосом спросил – «Разве ты не хотел бы взять щенка и себе?». Не о щенках вопрос – что логику Неду в общем-то щенки, не из-за них Нед смотрит на Джона «задумчиво», не из-за них повисает «напряженное молчание».

Будь Джон бастардом, Нед мог бы ему посочувствовать – но не предлагать, так сказать, выйти за пределы предназначенной для бастарда ячейки. Ведь вопрос о том, не хочет ли он щенка, есть в общем предложение ради бастарда отнять у одного из своих законных детей дар богов.

Сдержанно констатирую, что Нед, формалист и традиционалист (что не мешает ему быть очень хорошим, добрым и душевным человеком), ставит Джона не на место бастарда, но вровень со своими детьми. И пока все. Следует экономить дыхание — много еще впереди на эту тему будет.


Публикуется с разрешения автора по заметке от 23 февраля 2010.