1. Женщина и невезучесть

Кейтилин отчетливо не приемлет винтерфеллскую богорощу. А Мартин активно не приемлет нечто в жизненной позиции Кейтилин. А кто думает, что к данному случаю применима поговорка «о вкусах не спорят», сильно ошибается, ибо Мартин из тех авторов, кто в тексте хозяин. Его нарочитое как-бы-отсутствие на самом деле внимательнейшее и неотлучное присутствие. И горе тому, кто, как Кейтилин, не учит своих уроков.

Чтобы понять, в чем, собственно, смысл невыученных уроков, посмотрим от обратного – каково за них наказание, ибо Мартин в данном вопросе очень логичен и последователен.

Я бы разделила проклятие Кейтилин на две составные части. Во-первых, семья вообще и дети в частности. Алиса Аррен увидела гибель мужа, братьев, детей – Кейтилин собственными глазами, положим, видит только смерть Робба, но если брать шире, то да, все совпадает почти до точки – в списке потерь Нед и Робб (эти безусловно мертвы), Арья и Санса (в гибели первой мать уверена, вторая, скажем так, не погибла, но для Кейтилин практически потеряна), Бран и Рикон (слух ложный, но Кейтилин ему трудами Теона верит, и не без оснований). В качестве дополнительного бонуса Винтерфелл полуразрушен и оставлен людьми, а Риверран, родное гнездо Кейтилин, осажден и вскоре падет. Пророчество правильно даже в отношении братьев-сестер – Лиза мертва, выживание Эдмара по логике событий и характера (а также проекции судьбы Алисы на судьбу Кейтилин) весьма сомнительно.

Итак, объект рассмотрения где-то что-то сильно недорабатывает в семье, и надо искать, где и что именно (причем не только там, где Старки, но и где Талли).

Второе: есть у Кейтилин странная невезучесть – что бы она ни сделала и какими бы хорошими намерениями ни руководствовалась, уж не говоря о всегда имеющемся логическом обосновании действий (слать Неда на много южных гаванских букв, мчаться на тот же теплый юг с острым ножиком, хватать Тириона и тащить в Гнездо и т.п.), оборачивается все это не просто худшими из возможных осложнений, но какими-то уж совсем запредельно и непредсказуемо плохими вещами. Ну, послала жена мужа в интересах детей работать в столицу, возможно, была неправа, но расплачиваться за это потерей вообще всей семьи как-то немножко слишком, нет? Это даже не синдром Кассандры, там кроме самой древнегреческой пророчицы, не возжелавшей вовремя Аполлона, виноваты были как упомянутый Аполлон, так и народ, упорно деве не веривший (а поскольку она вечно оказывалась права, опыт мог бы древнегреков маленько и научить). Синдром Кейтилин Эру, вероятно, сформулировал бы так: и что бы данная вестеросская дама ни натворила, все будет плохо, совсем плохо, плохо как только возможно и даже плохее этого.

Вроде бы не такие уж непростительные действия Кейтилин запускают совершенно неостановимые события типа войны Пяти Королей, а для нее самой оборачиваются нечеловеческим кошмаром абсолютного одиночества и немертвости в полуразложившемся и объеденном рыбами состоянии. Но, простите, Мартин в отличие от Аполлона наказывает не тех, кто ему не дал, но исключительно по грехам и строго дозированно, пусть даже последовательно и безжалостно. А значит, Кейтилин где-то и что-то сильно недорабатывает по ходу принятия решений, и надо искать, где и что именно.

Вот как раз с богорощи и начнем.

2. Женщина и боги

Кейтилин не любит винтерфеллскую богорощу. А что любит?

А когда красиво. Богороща должна быть «садом, ярким и воздушным». Здесь, на Севере, стволы отвратительно толсты и черны, ветви гадко корявы, сплетаясь в ужасно «плотный навес над головой», а «уродливые корни» зачем-то, гады, выползают из земли. И вообще «задумчивая тень», «глубокое молчание» и безымянность богов, уж не говоря о запахе влажной земли и гниения. «Кейтилин не впервые подумала, насколько же странный народ эти северяне». Совершенно не комильфо. То ли дело на юге, где прямо по пунктам все не так, а правильно: стволы краснодревов, соответственно, весело красны, тени не сплошные, а пятнистые, воздух благоухает цветами, птицы поют, ручьи звенят, боги поименованы, хорошо знакомы, уютны и приручены.

Конечно, в умонастроении, среднем между «туда, туда, на теплый Юг!» и «сделайте мне красиво», самом по себе беды нет. Ибо, как известно, в доме Отца моего обителей много. Проблема не в том, что Кейтилин верит только там, где должный антураж, — к сожалению, и там, где сделано красиво, Талли не столько верят, сколько соблюдают привычные формальности.

Будем откровенны – боги ими, в общем-то, забыты. Содержание богорощи, где они гуляют, или читают, или на солнышке валяются, происходит потому, что так «подобает великому дому». Это Старки со своими богами неразрывны и в общем внимательны к эманациям, которые приходят сверху. А Талли в сложных ситуациях руководствуются логикой житейской. Младшая дочь забеременела от воспитанника – не беда, помогут стимуляция выкидыша и благополучный брак с разумным немолодым лордом, которому только на руку, что невеста доказанно фертильна. Будут у тебя, дочка, другие детки, хорошие и законные. Хостеру придется много страдать, умирая от рака, и понять глубину вины перед дочерью, но разве он воспринимает содеянное как грех перед ребенком, которого убил? Непохоже. Реакция житейского логика, но не верующего человека. А несчастная неумная Лиза – много мы видим, как она прибегает к богам? К Мизинцу она прибегнет в поисках житейского счастья, которого жаждет. К чему ее это привело, в тексте показано ясно и подробно.

Но постойте – ведь Кейтилин человек долга, во всяком случае, себя таковой считает (и этим гордится). Тянуло к Петиру, но ленту дала Брандону. Неда не знала и боялась, но терпеливо отдала ему свою девственность, была верна, рожала, любила. По-всякому лучше сестрицы Лизы. Свою ответственность понимала и старательно несла – не как братец Эдмар. К детям по-настоящему добра и старается их понять – не как папа Хостер. Неужели этого мало – и если да, то почему? Чем долг Талли хуже долга Старков?

Уровнем ответственности, отвечает Мартин (пусть не прямо, а так, как он любит – делая вид, что не отвечает, и вообще якобы отсутствуя в тексте). Старки стоят перед богами и перед ними же ответственны. А для Талли на месте богов – честь собственного дома, житейские приличия и т.д. и т.п. Мягко говоря, существенная разница.

Выйдя замуж, Кейтилин получает возможность перейти на новый уровень ответственности, новый уровень долга, наконец, попросту по-настоящему уверовать. Как-никак на Севере она больше десяти лет. Сдвинуло ее это с мертвой точки? Нет. Винтерфеллская богороща, где не до формальных красивостей, куда идут не загорать и ублажать тело, а исцелять в непосредственном присутствии богов душу, для нее место неприятное и потому отталкивающее. Странные люди эти северяне – с богами общаются, нет чтобы красоту навести, благовониями покадить, радуги из кристаллов напускать. Почти смешные люди эти северяне – Кейтилин с прочими южанами, конечно, много умнее и знает, в отличие от Старков, как надо правильно жить.

На этом месте надо, наверное, констатировать, что Мартин вообще очень жестко относится к проблеме личной ответственности перед богами. Нет, конечно, он знает и согласен, что существует множество людей, которых надо учить и направлять. Но никто за тебя не разберется с Богом, если ты метишь в герои и лидеры – или не метишь, но предназначен для. За кадящим септоном и сладким пением хора в септе от тех, кто Сверху, не скроешься. Требование догмы, особенно разукрашенной, непременно обернется бедой.

Старки, в массе своей весьма чувствительные к рекомендациям богов (Нед, Лианна, Бенджен, Джон, Бран, Арья – неплохой процент популяции), правильно воспринимают их как должное. Боги направляют – старайся не пропустить, понять и последовать. Если пренебрежешь, будет худо. Но если от эманаций вообще отгораживаешься, если житейская логика – твой потолок, героем в мире Мартина тебе не быть. Разве что героем трагедии.

3. Женщина и героизм

Кейтилин, однако, совершенно не обязательно лезть в герои. Она имеет все задатки хорошей жены и матери (как она их реализует, это вопрос другой), ведомой, а не ведущей. Ну хорошо, не выходит быть своей богам и богорощам, но стать своей людям и месту она вполне может и хочет. Почему бы, собственно, ей не усвоить свои уроки по этой части и не работать хозяйкой большого дома, матерью прекрасных детей и женой замечательного мужа?

А потому что не хочется быть скромной и не лелеять гордыню. Потому что, как героиня «Гусарской баллады», «хотела стать героем». Если очень хотела – получай, в мире Мартина, как и в нашем, свободная воля рулит. Только оная воля будет свободной, пока сам же своими действиями не загонишь себя в воронку, откуда выход только один. (Опять же все как у нас.)

Воронка для Кейтилин начинается не в тот момент, когда она своей житейской логикой забивает правильное восприятие Сатурном намека сверху и выгоняет мужа в Москву работать премьер-министром. Ибо у мужа тоже воля вполне свободная и он совершенно вправе жену не слушать и решать самостоятельно, тем более что боги довольно прозрачно намекнули. В этот момент формируется воронка не для Кейтилин, а для Неда. (Сейчас не будем о том, что Нед из воронки мог бы неоднократно выбраться при горячей поддержке всех окружающих, включая политиков всех мастей и степеней бессовестности, — он не был бы Недом, если бы не довел свою воронку до логического конца.) Разумеется, Кейтилин за навязанное мужу решение тоже поплатится – любопытно, что ей сразу протранслировали, как именно: «Неужели таким будет ее наказание? Никогда не увидеть его лица, не ощутить прикосновения к телу его рук». Хотя боги Мартина добрее, чем кажутся: еще один раз Кейтилин лицо мужа увидит и руки ощутит. Но не более. А в целом Нед за свое неправильное решение платит воронкой, а Кейтилин за свое – вдовством и разлукой с дочерьми. Но пока что не потерей всей семьи. Винтерфелл остается на ее попечении, с ней три сына. Полного счастья не будет – полного краха, однако, тоже. И навалом важнейшей работы, в которой можно найти утешение.

На какой-то момент северные боги и оставшаяся главой Винтерфелла Кейтилин даже находят общий язык и работают вместе. Я имею в виду спасение Брана от кинжала наемника Джоффри. Совершенно слетев с катушек, как считают окружающие, Кейтилин безотлучно сидит у постели сына, не задумываясь, почему это делает – у нее как будто набат в ушах, надо быть здесь, и все. И ведь она, а не окружающие, призывающие вести себя разумно, права. С дополнительной помощью богов в виде Бранова лютощенка она спасает сына в безнадежной, казалось бы, ситуации. После чего ее разом отпускает, и она даже недоумевает, что это, собственно, на нее нашло. В общем и целом клинический синдром работы рукой богов. Ура?

Отнюдь. Ибо как только отпустило, дама осознает себя героем и действует далее, как будто она им является. Со всеми, ох, вытекающими.

Тут ее (и в какой-то степени, увы, Вестерос) и подстерегает воронка, из которой без коренного переосознания жизненных ценностей не выбраться. А если затянуть с переосознанием, то и переоценка любой степени глубины может уже не спасти, во всяком случае, тело. Все, что делает Кейтилин, возомнив о своем героизме, в принципе проклято и способно вести только к тому плохому, что хуже наихудшего. Ибо на житейской практичности без чутья к тому, какие ветры веют с небес, судьбоносные решения могут быть разве вот такими, как у нее.

4. Женщина и ее дети

Раз за разом (и довольно долго не без самодовольства) Кейтилин обрушивает на несчастный Вестерос и его обитателей свои полубредовые диссертации гениальные идеи, призванные коренным образом улучшить ситуацию. Причем ее формализм по гамбургскому счету куда хуже формализма супруга, потому что почти не корректируется совестью, скромностью и самоотречением.

Проще всего пояснить последнее утверждение на примере воспитания детей. Нед, как мы помним, решил, что отвечает за сыновей, и воспитывает в них прежде всего эти самые совесть, скромность и самоотречение – пусть несколько механистически и без учета конкретных данных конкретного воспитуемого. Кейтилин отданы дочери. И как бы я ни симпатизировала Кейтилин (должна честно признаться, местами чисто по-женски и матерински даже больше, чем нежно любимому мною Неду), девчонки запущены до безобразия. Единственная идея, которая в них вбивается всеми методами и способами, — это «ВЫГЛЯДЕТЬ ЛЕДИ!!!». Именно выглядеть, а не быть. На материале глав Сансы очень хорошо видно, где бедная девочка, совершенно некритически (я бы сказала, почти как зомби) восприняв импринт мамы, пытается быть леди – и не находит нужных слов, потому что как раз быть леди ее и не учили, а на десятке-другом заготовок из учебника хороших манер в неординарных жизненных ситуациях сразу поплывешь. (Как там было в цикле про Аниту Блейк – «Я сидела на кровати и тоже молчала. Для слов мне не хватало развитости и утонченности. Что можно сказать кавалеру А, когда он застает тебя голой в кровати кавалера Б? Особенно если кавалер А накануне превратился в чудовище и кого-то съел. Уверена, что в учебниках хорошего тона такая ситуация не рассмотрена».)

Ну и уж если заговорили о детях, воспитании и совести в применении к Кейтилин, есть еще Джон.

5. Женщина и не ее дети

Проблему Джона, конечно, создал и поддерживает во многом Нед. Но нельзя не признать, что Кейтилин здесь поработала много, хорошо, творчески и мужа значительно переплюнула.

А именно. Вот вы младая жена, пробывшая с мужем-незнакомцем весьма немного времени, муж возвращается после войны и привозит с собою младенца собственной крови. Коего младенца собирается воспитывать в вашем доме с вашими законными от этого мужа детьми. Да, это проблема, и да, это способно довести до бешенства.

Но до бешенства в чей адрес? Чем, елки-палки, виноват ребенок, что его нагуляли и не пожелали бросить под кустом? В отличие от того, кто нагулял и привез под ваши светлые очи?

Нееет, реакция быть, естественно, должна. И женщина с мозгами, совестью и правильным пониманием своего достоинства будет трижды права, если как следует отреагирует. Но переваливать ответственность с больной головы Неда на здоровую Джонову – простите, это из ситуации «ваще-та я ледь, пока рот не открою».

В качестве альтернативной истории —

СОБРАНИЕ ВЕСТЕРОССКИХ МАРГИНАЛИЙ, ЭКСПОНАТ № 1.

Нед, в каске, шинели и не разрядив еще автомат, входит в Винтерфелл и молча ставит маленького Джона с леденцом во рту на порог, а жену перед фактом. Кейтилин долго смотрит то на одного, то на другого.

КЕЙТИЛИН. Так-так. Проходите, гости дорогие, в дом. А вас, Нед Старк, я попрошу задержаться еще на одну минутку.

Закрывает за прибывшими дверь. Со двора раздается страшный грохот пополам с неразборчивыми воплями. Временами различимы отдельные выкрики вроде «чардрево ты болконское!», «лютоволчара поганый!» и «я тебя сейчас твоим собственным Льдом кастрирую!». Стены Винтерфелла содрогаются, горячая вода брызжет сквозь камни. В лесу в ужасе воют лютоволки. В богороще чардревы закрывают красные глаза.

Шум стихает. На пороге залы появляется разрумянившаяся Кейтилин и поправляет слегка растрепавшиеся волосы. Джон вместе с леденцом пятится от нее.

КЕЙТИЛИН. А, Джон, дорогой! Я очень рада, милый, что ты к нам приехал. Пойдем, выпьем теплого молочка, а потом я тебя с Роббом познакомлю.

ЗАНАВЕС.

Я ж говорю – в мире Мартина (в нашем тоже, но это уж совсем отдельный разговор) надо чувствовать богов и позволить им вести тебя. А о себе забыть. Ибо в мире Мартина (в нашем тоже, но это не менее совсем отдельный разговор) бескорыстная жертва вознаграждается, а эгоизм, наряду с отсутствием любви и мысли, есть самый непростительный грех.

6. Женщина и раскаяние

Вопрос о том, что надо было сделать, чтобы снять проклятие (до которого заботливо довел себя за ручку сам), на самом деле не сложен, но ведь до решения тоже надо себя за ручку, а оно не хочется. Кейтилин, к ее чести, понимает — скорее поздно, чем рано, но лучше так, чем никогда.

Всего-то и надо, что честно спросить у богов, пусть не в богороще, а в родной радужной южной септе, — что, что я делаю не так, я не знаю, как быть, помогите сделать правильно.

И дальше будет правильно, хотя для самой Кейтилин уже поздновато. Но это уже совсем другая история, до которой от главы второй еще много жить придется.

7. Король и политика

Второй, не менее запутанный клубок проблем, который при рассмотрении материала главы никак нельзя игнорировать, — вопрос о том, зачем король Роберт первый этого имени едет за тридевять земель в Винтерфелл из Королевской Гавани.

То есть я абсолютно согласна с тем, что главная цель Роберта – притащить Неда в столицу. И горячо поддержу тех, кто скажет, что, не заявись Роберт в Винтерфелл, фиг бы Неда удалось заставить работать десницей. Могу еще дополнительной лирики накидать: поскольку Роберт быстро и успешно разрушает свое тело резко нездоровым образом жизни, ему осталось явно недолго. А друга молодости видеть хочется, и к единственной любви жизни на могилку сходить, и вообще почувствовать себя на прощание молодым и счастливым. И тут еще скончался практически приемный отец. У кого искать утешения, как не у брата по воспитанию в Гнезде? Хочется, знаете, напоследок разок прокатиться по стране, встряхнуть гривой и малость взбодриться, отвлекшись от ужасной тяжести королевской власти.

Но вы как хотите, а меня все это до конца не убеждает. И вот почему. Давайте поставим вопрос так: мы не в детской книжке и не в любовном романе, а в обстановке, максимально приближенной к исторической. А посему о причинно-следственных связях следует судить примерно как если бы мы разбирали реальную историю. Вспомним какую-нибудь широко известную аналогию, когда монарх собирает двор и едет далеко-далеко с дружеским визитом к близкому человеку. И поглядим, какими причинами политики в таких случаях руководствуются.

Пожалуй, среди наших отечественных Романовых единственная достойная аналогия – путешествие Екатерины II в Крым к другу сердца Г.А. Потемкину. Якобы навестить оного. Кто недоверчивый – для тех чтобы поглядеть, чего там товарищ настроил на казенные деньги. А теперь будем реалистами и вспомним, что у Екатерины на тот момент было 30 лет стажа только царицей, не говоря уж о многолетнем опыте пребывания возле власти вообще, и она отлично знала все околовластные пружины и механизмы, включая казнокрадские (и, кстати, отлично умела их использовать на благо трона). Лирика про навестить и подозрительное «а вот пусть дружок за денежку отчитается или загремит на Соловки» — не более чем лирика. Политики подобное предпринимают, а окружение им подобное разрешает, если мероприятие лишь прикидывается лирикой, а на самом деле является чем-то полезным. Например, как у Екатерины, многоцелевым политическим демаршем.

Но допустим, что Роберт первый этого имени на самом деле лопоухий сентиментальный валенок, томящийся по жизни докоролевской свободной и по любви потерянной, и что после безвременной смерти Джона Аррена, реального руководителя Вестероса, валенок Роберт одинок и беззащитен. Страшно далек он от реальности, окружен льстецами и глупцами и потому бросается за полкоролевства к единственному человеку, которому может доверять. И пока Нед будет работать Джоном Арреном, Роберт продолжит развлекаццо как он привык (тут следует перечислить все компоненты нездорового образа жизни). А поскольку работенка Неду предстоит еще та, и понятно, что он станет отбрыкиваться до последнего, валенок тащится на Север лично, волоча с собою всю королевскую рать и едва ли не весь двор, готов на любые уступки и отказа не приемлет, — только бы продолжить жизнь сытую, пьяную, удовлетворенную, с приятной уверенностью, что правая рука ни при каких обстоятельствах не продаст.

Ну, допустим. Добрый дедушка Коль был веселый король, к тому же так и не разобрался, в книге какого жанра существует. Бывает. Но возле короля есть совет, и политики в нем многоопытные, хищные, матерые, практичные и отлично разбираются в житейской логике. Почему они дружно позволяют Роберту ехать на север за новым десницей?

Лирико-официальный ответ напрашивается: во-первых, Роберт абсолютный монарх, кого захочет, того поставит; а во-вторых, он притащит десницей такое наивное и не приспособленное к политике чудо, что совет и при чуде сумеет проворачивать свои дела и устраивать себе жизнь привольную удобную. А если что, чудо и съесть недолго, ибо непрактичное.

В книге менее реалистичной вполне прокатило бы. Однако, поскольку мы в гостях у Мартина, человека умного, непростого и к политике чрезвычайно внимательного, давайте отставим как лирику, так и официоз. Если Неда требуют на юг вот настолько, значит, он единственный человек, способный что-то в какой-то ситуации там разгрести. Политика? Даже не смешно. Экономика? Очень, очень сомнительно. Желай Роберт действительно удовлетворять свои аппетиты и не заморачиваться государственными делами, ему нужен был бы на посту десницы вовсе не старый друг, а кто-то ушлый, многоопытный и практичный в духе Джона Аррена.

Сильными сторонами Неда являются, как известно, несгибаемая честность и фантастическая принципиальность. Ну и, само собою, способность ради идеалов сокрушить любые преграды и добиться Того, Что Правильно. Лорд Эддард Старк может остро требоваться в столице, если надо сделать из него, допустим, козла отпущения. Тут он незаменим. Или вскрыть руками Неда какую-то грандиозную аферу и опять же подставить его первого под удар.

А посему зададимся вопросом, кто из политической верхушки Вестероса чем занимается во время вояжа короля в северные земли. И кому что известно о расследовании, которое вел безвременно почивший после тяжелого непродолжительного отравления Джон Аррен. И – по возможности – прикинем, кто чего добивается.

8. Политики и политика

Для начала огласим список политиков, которых следует в Вестеросе учитывать, — помимо короля и королевы. Естественно, Совет в полном составе, за исключением покойного Джона Аррена, потому что покойный, и здравствующего Барристана Селми, который не слишком любит соваться в политику. Знает он, полагаю, многое, но у таких тихих и не стремящихся к карьерному росту, как он, сложно понять, что именно они знают. Итак, в списке мастер над монетой Петир Бейлиш, он же Мизинец; мастер над шептунами Варис, он же Паук; великий мейстер Пицель; мастер над кораблями Станнис Баратеон; мастер над законом Ренли Баратеон. Совершенно необходимо добавить в список папу королевы Тайвина Ланнистера, пусть даже он пока мрачно сидит на своем утесе; а также обворожительную золотую розочку (и опытнейшую колючку) Оленну Тирелл.

Из остальных Великих Домов Старки не политики, Талли не в счет, ибо Хостер умирает от рака, а у Эдмара затянувшийся кишиневский период Пушкина без мозгов последнего. Аррены представлены скудоумной истеричкой и больным мальчиком. Мартеллы… да, они сидят в своем Дорне еще более мрачно, грозно и многообещающе, нежели Тайвин, но пока исключительно сидят и думают, что месть – блюдо, которое следует вкушать хорошо охлажденным.

Есть еще икра баклажанная заморская типа всяких Иллирио Мопатисов, но их оставим хотя бы до следующей главы.

Мизинец, Варис и Пицель во время северного путешествия Роберта, насколько нам известно, сидят в Гавани, исполняя должностные обязанности. Закадровая деятельность троицы лучше всего документирована в случае Мизинца – благодаря прежде всего предсмертным пьяным откровениям Лизы. Убрав Аррена ее руками, Петир, через опостылую любовницу и нержавеющую любовь, то бишь через баб семейства Талли, вытягивает бедолагу лютоволка на юг в оленье логово. Там он последовательно и местами изобретательно, хотя не без грубых проколов, делает все, чтобы Нед свернул себе шею, а Старки и Ланнистеры – ну и все остальные тоже, если придет охота, — передрались и разорвали страну на клочки. Примем хотя бы как рабочую гипотезу, что ему это нужно, чтобы достичь высокого положения на гребне поднявшейся волны. Будь Аррен жив, а Вестерос стабилен, не видать Мизинцу ни Харренхолла, ни Гнезда, ни – в качестве произвольной программы – дочери старой любви в роли подружки. В общем, Мизинец как раз тот член Совета, который препятствовать появлению Неда в столице никоим образом не будет: он сам этого настойчиво добивается.

Но знает ли Петир о маленьком секрете близнецов Ланнистеров? Я за положительный ответ. Ну, во-первых, зачем тянуть Неда на юг просто так? Способствовать карьере мужа незабываемой любви как-то на Мизинца не похоже. Надеяться, что Нед привезет в Гавань жену, и Петир, так сказать, удовлетворит желания сердца с правильной сестрой… давайте оставим лирику подобного уровня литературной шелухе подобного уровня. Человек, достигший поста министра финансов, руководствуется прежде всего и всегда соображениями выгоды от игр политических. Само по себе появление Неда в столице в должности десницы не чревато какими-нибудь ужасными последствиями. Он никакой политик и рано или поздно поста лишится, ну и что? Уедет к себе в Винтерфелл, может быть, слегка полаявшись со старым другом. Нет, тащить Неда в Гавань с точки зрения Мизинца может быть целесообразно в единственном случае: когда Неда есть под что подставлять.

К тому же во-вторых: когда Аррен со товарищем ищут истины о далеко не братской любви в семействе Ланнистеров, они помимо прочих необычных мест совершают визит в бордель, и Мизинцу прекрасно известно, в какой, к кому и зачем. Вообще, если на минутку подумать, сама ситуация «Аррен открыто идет в бордель и берет с собой Станниса» для всякого нормального политика даже не красная тряпка, а кумачовые транспаранты с соответствующими надписями по всему пути следования сыщиков-любителей. Не попытаться выяснить, в чем соль шутки, для политика министерского уровня смерти подобно.

А посему – в-третьих. Когда в какой-то момент Нед доходит до бросания полицейского значка на стол и собирается в деревню к тетке в глушь в Саратов, его останавливает от резких телодвижений именно Мизинец и предлагает, как помним, сладкую приманку: а давайте я вас, лорд Старк, отведу в тот самый бордель, который зачем-то – ума не приложу зачем – посетил с разговорными целями ваш покойный предшественник. Только Нед – к тому же со скидкой на тяжелое состояние после ранения – мог не сообразить, что тут из чего следует, и не тряхнуть, слегка нормализовавшись, непрошеного благодетеля. Причем не только на предмет «скажите, а кто нас вывел на обратной дороге на полусвихнувшегося от угрызений совести Цареубийцу?», но и, например, «а давно ли вам, лорд Бейлиш, известно про бордель, куда ходили Аррен со Станнисом, и какие выводы вы из этого визита сделали?»

Вторым, кого следует считать в курсе, является, конечно, Варис. Вот у кого масса возможностей узнать про инцест, он же измена супружеская, он же измена государственная, давным-давно – учитывая несчастных детей, которые для Вариса сидят в стенах по всему королевскому замку. Странно, если бы Варис не был в курсе. Ничего странного в том, что он свои тайны хранит, ибо они нужны ему не сами по себе, а для достижения целей. А какая цель у Вариса? С учетом многочисленных намеков, разбросанных по тексту (мне бы все-таки хотелось разбирать их не сейчас, а по порядку), и в особенности с учетом приватной беседы с Иллирио в подполе, подслушанной Арьей, можно, пожалуй, утверждать с неплохой степенью вероятности, что Варису в Вестеросе нужны Таргариены – но не абы когда, а в какой-то конкретный момент. С учетом многочисленных намеков, данных Варисом Неду (я опять-таки предпочла бы разбирать их по порядку, как текст дойдет), и в особенности с учетом приватной беседы с Недом в башне, когда Варис является в виде сильно переодетом, следует признать, что евнух десницу нынешнего к выводам, сделанным десницей прежним, прямо-таки подталкивает.

Наконец, Пицель. Его труднее прочесть, чем первых двух. Он из троицы самый мягкий по характеру, самый старый по возрасту, а следовательно, не будет с рвением зрелого возраста добиваться цели. Да и цели-то уже не заполучительные, а скорее охранительные. Сохранить себя – и, пожалуй, Вестерос – по возможности в здравии и благополучии, — это резким телодвижениям не способствует. С другой стороны, признание, сделанное Пицелем Тириону под не таким уж сильным давлением, правдиво даже в деталях и недвусмысленно: лорд Аррен знал о. Ну и свою лепту в игру «проведи Неда Старка по лабиринту» великий мейстер тоже вносит: как Мизинец знает все о борделях, а Варис о шепотах, Пицель большой специалист по книгам. Такой огромный фолиант, с такими интересными фактами о родословии вестеросского дворянства – ума не приложу, зачем он потребовался лорду Аррену. Вооот та книга, вряд ли вам будет интересно, но если вдруг, только попросите.

Что до состоящих в совете Баратеонов, то водить недогадливого Неда за ручку от пункта А к пункту В и подталкивать его к нужным выводам – работа не для них. Высокие лорды другим заняты. А именно – собою.

9. Политика и принцы

Что думает, делает и хочет получить в создавшейся ситуации Станнис, мы знаем от него самого. Ибо в разговоре с младшим братом незадолго до намеченного убийства этого самого братишки Станнис достаточно откровенен.

«- Лорд Станнис, — сказала она [Кейтилин], — если вы знали, что королева повинна в столь чудовищных преступлениях, почему же вы молчали?
— Я не молчал. Я поделился своими подозрениями с Джоном Арреном.
— Почему с ним, а не с вашим братом?
— В наших с ним отношениях он руководствовался только чувством долга. В моих устах эти обвинения показались бы ему вздорными и своекорыстными, выдвинутыми с целью занять место наследника. Я полагал, что Роберт отнесется с бóльшим доверием к словам лорда Аррена, которого он любил».

Масса любопытной информации. Начнем с того, что Станнис благоразумно умалчивает, как именно он додумался до нехорошего. У него были подозрения. Но какие, простите? Он видел книгу по генетике, ходил по Робертовым бастардам самолично и в одиночестве или застал Серсею с Джейме в каком-то градусе in flagranti? Сильно не похоже. К тому же, додумайся Станнис сам, он, человек несчастный сочетанием невеликого ума, могучей закомплексованности и непомерного тщеславия, обязательно похвастался бы блестящей интеллектуальной работой, пусть и в узком кругу избранных (Ренли с Кейтилин). Ан нет. Ренли может совершенно свободно и по делу констатировать, что удивлен, ибо для Станниса подобный уровень мыслительного более чем необычен. Очень похоже, что информацию мастеру над кораблями подбросили готовенькой, с минимальной необходимостью дешифровки. И возможно, даже подсказали, с кем поделиться и кто в данном случае по должности рабочая лошадка и козел отпущения в едином лице. Может, подсказывал Мизинец. А может, Варис. (Я лично ставлю на Вариса, но эту тему оставим до новых встреч с нею.)

Далее, Станнис наивно считает, что лорд Аррен ничего не знал, пока умный Станнис ему не разъяснил. Я вот в этом совсем не уверена. Зато совершенно уверена, что Аррен мог знать, мог не знать, но для него, как для хорошего политика, на первом месте стабильность и благополучие страны, а не семейные разборки, игры плоти и пляски самолюбий оленей и львов. Нравится нам с Мартином это или нет, но факт в политике оценивается не по степени своей нравственности, а по тому, какие возможности он предоставляет в игре.

Будем реалистами: подобную проблему лорд Аррен решил бы (а возможно, и решил) следующим образом. Серсея, отравляющая жизнь Роберту и рожающая не от него, — это, в конце концов, проблема Роберта, для которого проще трясти штанами по всему Вестеросу, чем навести порядок дома. Как благополучию и стабильности страны поможет грязный и безобразный семейный скандал на самом верху? Много поможет уж скорее отсутствие оного скандала. Злая баба при сильном деснице не имеет особого политического влияния, и ну ее. Роберт с каждым годом все отчетливее не вечен, а на троне следует ждать такое дерьмо, как Джоффри? Ну и тоже на самом деле дело житейское. Сильный политик Аррен находится рядом и удержит в рамках. А если не он, то внуку объяснит дедушка Тайвин, который тоже отлично понимает, что на королевском троне можно и чего нельзя. В общем, пока реально у власти сильный и разумный десница, нет большой разницы, что за личность на троне. Если Джоффри, как Роберт, будет не править, а просто временами публично посиживать на колючем стуле, какая, в конечном счете, разница? Много всяких тараканоголовых тут было за длинную Вестеросскую историю.

Так что все было бы (или было) тихо, и титаны меж собою договорились бы (или договорились), ибо возникшая ситуация для политика-Аррена просто именины сердца: такая фантастическая возможность прижать политика-Тайвина к ногтю и там оставить на много лет предоставляется раз в жизни.

СОБРАНИЕ ВЕСТЕРОССКИХ МАРГИНАЛИЙ, ЭКСПОНАТ № 2.Киван входит в покои Тайвина в Бобровом Утесе. Тайвин неподвижно сидит за столом и молчит. На столе письмо с адресом «Прежнему деснице от десницы нынешнего».
КИВАН. Что случилось?
Тайвин молчит.
Киван берет письмо. Читает. Роняет письмо.
КИВАН (долго ищет слово, наконец, полузадушенно). Блиииииииииин.
Тайвин молчит.
КИВАН. Тайвин, это просто тупые измышления лженауки генетики! Не может же баба, пусть даже Серсея, быть так глупа!
Тайвин молчит.
КИВАН. А Джейме? Чем он думал, когда?..
Тайвин молчит.
КИВАН. И что теперь? Не останешься же ты здесь терять лучшие годы политической жизни в обмен на сохранение статуса идиотки как королевы и малолетнего психа как цесаревича?
Тайвин молчит.
КИВАН. А если на них войной?..
Тайвин молчит.
КИВАН. А если Аррена… тогось?
Тайвин молчит.
КИВАН. А если Роберта?..
Тайвин молчит.
КИВАН. А если Серсею?..
Тайвин молчит.
КИВАН. Тайвин, ну не может же быть, что вообще ничего нельзя сделать! Не будешь же ты сидеть и не вмешиваться, оставив политику этому Аррену! Сколько бы он не помещал в браавосском банке пакетов с надписью «вскрыть и опубликовать в «Ежедневном Вестеросе» в случае моей кончины, потери разума или отстранения от должности десницы в любой форме»!
Тайвин поднимается.
ТАЙВИН (голосом, сразу пресекшим все разговоры). Она. Трахнула. Моего. Сына. (Садится и принимает позу, среднюю между роденовским «Мыслителем» и бессмертной фразой «Чапай думать будет». В каковой позиции и остается на ближайшие годы.)ЗАНАВЕС.

Но вся эта идиллия, несомненно, способная сильно и на годы укрепить (или сильно и на годы укрепившая) основы власти лорда Аррена, рассыпается в пух и прах, если трудами кого-то хитрого конфиденциальная информация становится известна Станнису. Ибо Станнис наконец-то ощущает себя любимого на достойном месте, и это – место наследника Железного Трона. Почти короля.

Вот теперь ситуация замята быть не может. Собственно, думаю, для того Станнис и был вовлечен в игру – чтобы не оставить ни Аррену, ни Вестеросу выбора. Под скрип зубов Станниса Аррен послушно бродит по борделям, кузницам и библиотекам, пытаясь попутно как-то наладить отношения с действительно возможным наследником трона. Чтобы задружить как следует (и на какое-то время заткнуть напыщенному придурку фонтан), покойный десница даже обещает отдать Станнису на воспитание своего Робина – хотя на самом деле Станнис в роли воспитателя примерно так же уместен и функционален, как Станнис в борделе.

Строго говоря, будь Серсея не дурой, а леди Оленной, они бы с Арреном быстренько поняли друг друга, кинули Станнису в лимонад пару асшайских аметистов и работали бы дальше на благо Вестероса каждый в свое индивидуальное удовольствие. Но, как мы знаем, Серсея по жизни ничего не делает как следует и даже отравить правильного человека не умеет.

Правда, Серсея хоть и мечтала о смерти Аррена, который (доказательств нет, но баба, она, как известно из «Место встречи изменить нельзя», сердцем чувствует) собирает на близнецов компромат, но чисто формально его не травила, ибо до нее успели Мизинец с Лизой. Однако свою лепту мадам внесла. Как, хлюпая носом, признается Пицель Тириону в ходе насильственного брития бороды, какой-то шанс выжить у Аррена был, пока его лечили слабительным (читай – от яда). Пицель, отослав подальше шибко умного мейстера, это дело прекратил, правильно угадав желания Серсеи. Ох, эта комическая Серсея, самостоятельно уничтожившая свой последний шанс на тихую мирную инцестную жизнь. Даже пожелать правильно не в состоянии.

Однако, как бы то ни было, Аррен погибает потому, что Станнис изволит желать и на трон сесть, и задницу не уколоть – то бишь стать наследником Роберта путем устранения шлюхи-Серсеи с погаными ублюдками, но чтобы грязную работу и особенно беседу с Робертом на тему провел кто-нибудь другой. Орудие, таскавшее каштаны из огня, сломалось. Что делает хорошо осведомленный Станнис дальше? Отрывает упомянутую задницу от дивана и пытается наконец что-то сделать для себя сам?
Отож. Он требует для себя должности десницы, на что Роберт, естественно, спрашивает, не с глузду ли братец двинулся, и отправляется в Вестерос за Недом. Станнис с глубочайшей радостью страшно оскорбляется и уезжает в место теплое и безопасное – ждать, когда очередное орудие свернет себе шею. Правда, потом он об этом жалеет – ну, насколько вообще способен жалеть о потере ценного инструмента. Больше всего, я полагаю, он жалеет о том, что не был в столице в тот момент, когда Нед решил именно ему отдать корону. Вот незадача-то. Дурак этот Нед. Нет чтобы притвориться, а тем временем Станниса-то вызвать тихонько с Камня и вручить ему корону на блюдечке с голубой каемочкой, а самому опять на Север, чтобы ненароком не помешать. В общем, так и быть, когда Станнис будет рубить своим врагам головы, он великодушно заявит, что делает это исключительно ради мести за Неда.

«- Я сожалею о смерти вашего мужа, — сказал он [Станнис], — хотя Эддард Старк не был мне другом.
— Он никогда не был вам врагом, милорд. Когда лорды Тирелл и Редвин морили вас голодом в этом замке, именно Эддард Старк снял осаду.
— По приказу моего брата – не из любви ко мне. Лорд Эддард исполнил свой долг, не отрицаю. А разве я когда-нибудь не исполнял своего? Это мне следовало стать десницей Роберта.
— Такова была воля вашего брата. Нед этого не хотел.
— Однако дал согласие и принял то, что должно было принадлежать мне. Но вот вам мое слово: его убийцам скоро воздастся по заслугам».

Кому этого мало и хочется еще, пусть читает пролог к «Буре королей», а я, пожалуй, уступлю своему здоровому отвращению и ограничусь вышеприведенной цитатой. Разве отмечу еще, что не совсем понятно, когда именно Станнис, сидючи с видом до чертиков оскорбленным на своем неприступном острове, ищет поддержки у жрецов Рглора. Мелисандра занимает место его духовного руководителя, а заодно очередного орудия по добыванию раскаленных каштанов, по крайней мере за полгода до начала «Битвы королей». А поскольку о таких вещах быстро не договариваются, переговоры между Камнем и заморьем, видимо, велись как раз в период правления бедолаги Неда.
Эгоизм Станниса – прекрасный и нагляднейший пример следующей после Талли стадии эгоизма. Те искренне и с очень большими глазами полагают, что мелкие грешки по ходу достижения житейского благополучия есть дело не менее житейское, а посему с богами даже договариваться не придется – ну ясно же, что разумные боги не станут строго судить людей за подобные мелочи. (Такой прелестно меркурианский оттенок эгоизма). Станнис твердо уверен, что он безусловно юбер аллес, а посему мир существует для сострижения Станнисом с него, мира, купонов. (Такой замечательно юпитерианский оттенок эгоизма. Определенно несерьезная теория соответствия Домов планетам далеко не так уж несерьезна.)

Ровнехонько той же точки зрения придерживаются, между прочим, старший и младший братья Баратеоны, но случай среднего брата, напрочь лишенного флера обаяния, пожалуй, наиболее прост для показательного разбора. Там, где Роберт с Ренли будут добывать бесплатные пирожные, поманив собою очаровательным и внимательно следя, чтобы не продешевить, Станнис потребует сладкого по праву своей станнисовости, очень обидится на недостаток предоставленных миром дешевых углеводов и, ожесточенно двигая челюстями, спрячется в безопасном, по возможности теплом, углу, твердо веря, что суета мелких пешек волею богов рано или поздно предоставит ему желаемое количество кондитерских вкусностей. Переживать из-за потерь среди мелких пешек, а тем более пешкам помогать, — эта мысль попросту не способна вкрасться в сбалансированное на себе любимом Станнисово мышление. (Во всяком случае, без некоторого содействия бензопилы.)

На самом деле, конечно, весьма забавно и поучительно, что Станнисом, считающим почти всех людей мелкими пешками, на самом деле сыграли, как фигурой невеликого масштаба.

Милый, приятный человек, по-своему не менее очаровательный, чем Серсея. Недаром они друг друга на дух не выносят.

10. Принцы и розы.

После Станниса Ренли — это просто дар богов и праздник души. Само собою, он не менее центр вселенной, и, буде ему выгодно, тоже поимеет, выжмет, выбросит, продаст и убьет (в любом наборе и порядке). Но, во-первых, он это сделает с приятным лицом, а во-вторых, не станет грузить своими многочисленными комплексами за неимением оных. Воистину, будем благодарны богам и за малые милости.

Что делает Ренли, пока Роберт путешествует на север? Он отправляется в край золотых роз и находит там любовь, дружбу, жвачку и полное политическое взаимопонимание.
В игру включают Маргери. А как именно, совершенно ясно из следующего:

«Несколько дней назад Ренли отвел Неда в сторону, чтобы показать роскошный медальон из розового золота. Внутри находилась миниатюра, изображавшая прекрасную молодую девушку с глазами голубки под водопадом мягких каштановых волос. Ренли хотел узнать, не напоминает ли Неду кого-нибудь эта девица, и, когда Нед лишь пожал плечами, проявил явное разочарование. Девушку эту, как признался он потом, звали Маргери, она была сестрой Лораса Тирелла, но находились люди, утверждавшие, что она напоминала Лианну. «Не может быть!» — возразил Нед, заинтересовавшись. Неужели лорд Ренли, так похожий на молодого Роберта, влюбился в девушку, которую считал похожей на молодую Лианну? Более чем странно…»

Как они все по-своему прекрасны – что непрошибаемо добродетельный, наивный и очень милый своей романтичностью Нед, что Ренли с Тиреллами, задумавшие рокировку королев с опостылой Серсеи на Лианну дубль два. Кстати, о каких Тиреллах идет речь? Леди Оленна через время недвусмысленно даст понять, что она эту комбинацию не одобряла, но ее утихомирили по принципу «шш, разве вы не хотите, чтобы ваша душечка стала королевой?», причем преимущественно сын. Замечательная характеристика сына следует немедленно — «жаль, что я не крестьянка и у меня нет большой поварешки – авось я вбила бы немного разума ему в голову». Полагаю, не Оленна с ее умением смотреть вглубь является теми таинственными людьми, которые утверждают, что Маргери похожа на Лианну. Мейс и Ко (кто в Ко, на данный момент точно пока утверждать нельзя) свою характеристику от бабули заслужили.

Кроме того, в игру включают Лораса.

Тут надо честно и откровенно признаться, что отношения между Ренли и Лорасом, что бы кто бы ни писал, несомненно, носят любовный характер, по крайней мере со стороны Лораса. Вообще меня удивляет, почему столько народу пугается этого факта. Ну, гомосексуалисты. Ну и что? Любовь со стороны Лораса совершенно искренна и неподдельна, а значит, мы с Мартином ему столь же искренне и неподдельно сочувствуем. (А где дурак, не сочувствуем, но любовь тут ни при чем, и вообще, когда настоящая любовь веет, где хочет, ее надо принимать смиренно и с благодарностью. Хоть гомо, хоть не гомо.)

Ренли – совсем другое дело. Что он любит мужчин, это при внимательном рассмотрении ясно довольно быстро. Вон у них с Барристаном, скажем так, какое-то давнее и нежное взаимопонимание, скорее всего, именно на этой почве. Но что бы с кем бы ни было ранее, а теперь у Ренли новый фаворит, причем смысл избрания фаворита не только и не столько в сексе, сколько в политике. Младший Баратеон торжественно и картинно (и с рядом дополнительных реверансов в сторону влиятельных лиц, о чем позже) вводит в свет юную дебютантку, она же Лорас Тирелл, на турнире в честь назначения Неда. Турнир достаточно откровенно инспирирован (выпрошен у Роберта? выбит у Роберта?) именно Ренли (см. главу о первом присутствии Неда на заседании совета). Лорас же назначен быть победителем турнира, и не его вина, что не сложилось.

Находится Лорас в Гавани как представитель Тиреллов, контролирующий Ренли? Или это страстная любовь с первого взгляда и следование за объектом любви? А Ренли всего лишь ублажает плоть и Тиреллов, или он искренне увлекся Лорасом, и Тиреллы это используют как влияние на брата короля?

А кто их разберет. Я так думаю, всего понемногу. Лорас хочет Ренли, Ренли хочет корону, Тиреллы хотят трона для Маргери, все хотят контролировать ситуацию. Но в отличие от Станниса и Тайвина, здесь, на юге, люди куда более любезны, легки в обращении и умеют при том же градусе практичности взять от ситуации и свое удовольствие. В общем, Тиреллы не только явная Венера, но и откровенная Франция (золотые розы Тиреллов есть весьма прозрачный эквивалент золотых лилий Бурбонов). Все эти южные интриги умело, органично и чисто по-французски сочетают деловую выгоду с сексуальностью.

Когда план с женитьбой Роберта на Маргери (ну не думаем же мы всерьез, что Тиреллы предложат свою драгоценную розочку королю в любовницы?) после развода с неверной Серсеей непоправимо рушится, Ренли и Тиреллы не теряются и тут же оборачивают ситуацию себе на пользу. Но это уже другая история, хотя не могу не отметить, как замечательна любовная фигура (язык не поворачивается назвать ее треугольником), сложившаяся при дворе свежекоронованного короля и состоящая из Ренли, его королевы и их любимого Лораса. О, эти игривые французы.

Напоследок мне хотелось бы определиться с позицией леди Оленны – все же из Тиреллов она политик самый мощный, практически равный Тайвину и Аррену, и куда языкатее их обоих вместе взятых и умноженных на шестнадцать. Нельзя не восхититься характеристикой, данной ею участникам любовной фигуры формально мужского рода. «Лорас молод. Он хорошо умеет вышибать людей палкой из седла, но это еще не делает его умным». А вот про Ренли: «Мылся без конца, умел одеваться и улыбаться и почему-то думал, что все это делает его королем. У Баратеонов вечно странные мысли в голове – это, наверное, от таргариеновской крови. Меня хотели когда-то выдать за Таргариена, но я это мигом пресекла». Умри, Денис, лучше не скажешь.

Уж не знаю, как напутствовала леди Оленна Ренли перед отбытием последнего в Гавань с Лорасом, но предположить ведь могу, правда?

СОБРАНИЕ ВЕСТЕРОССКИХ МАРГИНАЛИЙ, ЭКСПОНАТ № 3.Сад золотых роз.
ЛЕДИ ОЛЕННА (выходящему в сад из комнат Лораса и явно удовлетворенному Ренли Баратеону, застегивающему пуговицу на ширинке). Кха-кха. Молодой человек! Не поможете ли вы встать старухе? (Опирается на руку Ренли.) Да благословят вас боги, юноша, за вашу доброту к несчастной вдове. Вы, говорят, с моим внуком завтра в Гавань отбываете?
РЕНЛИ. Ах, леди Оленна, я рад до слез, что могу быть хоть сколько-то полезным и приятным вам и вашей семье.
ЛЕДИ ОЛЕННА. Дражайший мой, бесполезные и неприятные стороны дряхлости заключаются, помимо прочего, в том, что детей уже не выдерешь как следует, вогнав малость ума через задние ворота. Что это за чушь я слышу о том, что моя внучка напоминает несчастную девицу Старк, сбежавшую с Рейегаром? Кроме колера гривы, эти кобылки ничем не схожи.
РЕНЛИ. Милая леди, мы, мужчины, бываем так сентиментальны. Иногда небольшого сходства хватит, чтобы вспомнить старую любовь и дружбу прежних дней. Особенно если, как мой брат Роберт, регулярно разыскивать истину на дне стакана.
ЛЕДИ ОЛЕННА. Ваш брат и наш король Роберт, да благословят боги его цирроз печени, при всем моем уважении не моя забота. Я женщина старая больная, мне только и осталось, что о внуках заботиться. (Доверительно склоняется к Ренли.) Бисквитик мой, я отлично знаю, как делаются в нашем Хайгардене дела, особенно у молодых и пылких. Я человек терпимый, даже к тем, кого, не при вас, человеке целомудренном, будет сказано, больше интересует задница моего внука, чем передок моей внучки. Но смею заверить, при всей мягкости сердца я бабушка любящая, заботливая. И если кто разобьет сердце моей Маргери или, не дай боги, моему Лорасу, я с мерзавцем самолично сделаю точно то, что случилось с Эдуардом II Английским.
РЕНЛИ. Я впечатлен. (Целует леди Оленне руку.) Ах, дорогая бабушка, — надеюсь, я могу называть вас так? Мы определенно сработаемся.ЗАНАВЕС.

11. Король и варианты.

Но вернемся к старшему из Баратеонов. Итак, на повестке дня две версии объяснения его северного путешествия: лирическая и циническая. Согласно первой, бедняга, потеряв последнего человека возле трона, которому мог верить, в отчаянии кидается к последнему человеку во всем Вестеросе, которому может верить. Только что не на коленях, в память незабываемой Лианны, несчастный король молит Неда занять место премьер-министра. В знак своего искреннего и дружеского расположения он предлагает поженить детей и жить мирно и дружно до конца дней – который для бедного, одинокого монарха, сломленного жизнью, мерзавкой женой и потерей Настоящей Любви, уж недалече.

Согласно второй, Роберт действительно оказывается после смерти Аррена в сложном положении, и сложности прежде всего связаны с Серсеей и ее страшным секретом, о котором вся верхушка знает, но никто не хочет связываться. Теперь, без сильного политика у власти, равновесие коренным образом изменилось. Король хочет избавиться от суки жены с выводком не своих детей, закатив публичный скандал, который связал бы руки Тайвину Ланнистеру и не дал ему начать гражданскую войну. Но король не хочет заниматься этим лично, и никто из политиков в Гавани тоже за дело не возьмется. Остается вариант – вручить тухлое яйцо Неду Старку, славному своей несгибаемой принципиальностью, а также большим мужеством и неповторимой наивностью. Неда во имя любви к Лианне и старой дружбы с Робертом вытаскивают в Столицу, обещав сделать в будущем свекром следующего короля. В Гавани Нед по необходимости расследует смерть Джона Аррена, а ему аккуратно подбрасывают улики, переключая внимание с собственно смерти на то, что ей предшествовало. В конечном счете Нед обнаруживает правду и – уж будьте спокойны – сообщает ее Роберту. Страшный скандал. Неизбывное горе Роберта, который долго не верит другу, но вынужден сдаться под давлением неопровержимых доказательств. Серсею и ее детей настигает заслуженная ими горькая судьба (как минимум монастырь, как максимум сами понимаете). Если при этом Старки в очередной раз сцепятся с Ланнистерами, что ж делать, им не впервой. Пролив слезу, Роберт начинает срочно подбирать себе фертильную жену и успевает сделать ей ребенка до манифестирования острой сердечной недостаточности. Возможно, это даже будет его ребенок. А если нет, прокатит французский вариант «умная женщина всегда сумеет обзавестись законным наследником». Неду пожмут руку, повесят звезду героя (возможно, посмертно) и отправят на север вместе с дочерьми, причем старшая останется в слезах и без жениха.

Выбирайте, кто во что поверит. А я скажу, что старший Баратеон по-любому собака среднего пола. Но во втором случае он еще и предатель как дружбы, так и любви. Что ему, несомненно, зачтется.

12. Я и мечты

Исписанные простыни разрастаются в геометрической прогрессии, угрожая превысить объем текста, написанного Мартином, а разбор второй главы, о ужас, все не заканчивается.

Хочется тихо помечтать, что когда-нибудь глобальнотрепещущие проблемы наконец закончатся и появится сладкая возможность кропать по каждой главе текста Мартина что-нибудь скромное, небольшое, изредка психологическое. Пара абзацев о том, как в общем счастливы в браке Нед и Кейтилин, хотя абсолютно гармоничной парой отнюдь не являются. Он слишком мало делает ей красиво, а она – слишком много ему рассуждательно, хотя после исполнения взмаха косы мужика просто обнять бы надо и морально погладить. Так что он, бедняга, как ее увидит, так сразу – Кейтилин, а дети где? Что ее слегка задевает. А она, бедняга, как что-нибудь про бытовое щастие, так муж сразу ей – зима, мол, близко. Фиг расслабишься с этими Старками в их неухоженных богорощах.

Можно дальше кратенько заметить, что у Неда явная фиксация на защите детей. Как там твоя сестра, а мальчик как? Поезжай к сестре, мальчику будет не одиноко (ну типа и сестре тоже заодно, хотя из-за нее одной ехать явно не предложил бы).

Ну и напоследок необходимо восхититься тем, с какой скупой элегантностью Мартин всего за три с половиной главы охватывает почти весь созданный им мир: Иные – за Стеной – Стена – Винтерфелл – Гавань – теплый юг – заморье.

Кратенько и со вкусом.

Мечты, мечты.

13. Я и повторение

У любимой мною Ле Гуин есть хорошая фраза, типа проклятие, что-то вроде «да будет твой язык нем, пока ты не найдешь мысль, которую стоит произнести вслух». Повторяться – такая скука, повторять общеизвестное – почти моветон. И вообще я лишний раз вставать не люблю. Но, наверное, в данном случае придется.

Итак. Для тех, кто в танке и/или берется судить о реальности, не понимая ее пружин. Политикам Вестероса глубоко наплевать, с кем находит сексуальное удовлетворение королева Серсея. А также – от кого, собственно, королева Серсея рожает детей. Если бы король Роберт по этому поводу переживал и парился – другое дело, политикам пришлось бы шевельнуться. Но с учетом того, чья Серсея дочь, Роберт в общем правильно делает, что не парится. Дочери такого политического монстра, как Тайвин Ланнистер, можно многое. По-своему у Роберта и Серсеи за эти годы сосуществование вполне отработано. Он волен пить, орать, шляться по бабам, бросать этих баб и не замечать их детей, при этом убеждая себя, что жизнь такую он ведет исключительно из-за потери любимой много лет назад. Вот была бы Лианна в женах, он бы не пил, любил ее детей, придержал кое-что в штанах. Вы верите? Он, во всяком случае, верит.

Серсея, в свою очередь, совершенно спокойно может жить со своим братом и по совместительству почти психотерапевтом Джейме, то есть почти что с самою собой, и наслаждаться тем фактом, что дети рождены от нее в квадрате – едва ли не партеногенезом. Поскольку она поставлена на доску и является главной фигурой папы Тайвина, а Роберт не против, ну и ладно, ну и пусть занимается чем занимается, пока соблюдает некоторый плезир в интимных встречах с близнецом (темные уголки, заброшенные башни, супружеская спальня при пьяном храпящем Роберте и прочие малозаметные места). Джейме для нее комбинация вибратора, грелки и мыльного сериала – при нем она тише и меньше лезет в политику. Вот и славненько.

К семье эта совместная жизнь никакого отношения, конечно, не имеет, но какое-то равновесие, устраивающее все стороны, найдено.

Танец, выполненный политиками вокруг королевской пары, начинается не в тот момент, когда близнецов засекли (а вы попробуйте заставить Тайвина публично признать, что это не злонамеренная ложь и оговор его несчастной чистой доченьки и белоплащевого сына), а когда Роберт своими бастардами, а Серсея своими дали какому-то умному предшественнику Менделя и его верного гороха (вероятно, Пицелю) достаточную группу контроля. Очень блондинка имеет от очень брюнета трех абсолютно блондинистых детей. В то время как очень брюнет настрогал столько откровенно своих очень брюнетов по всей стране от баб любой масти, что недоумение, как кашель, уже не скроешь.

С этого момента факт становится предметом политической игры и не может быть игнорирован ни одним из играющих политиков. Отношение к факту в политике именно такое, как оно в политике к фактам вообще: это неважно, правда или нет, это неважно, доказано или нет, важно, что доказать можно, и будет Очень Большой Скандал. А посему доказывать никто не станет и все ограничатся вежливыми понимающими кивками, если стороны согласятся после некоторых переговоров о перегруппировке сил.

Меня давно занимало, почему Аррен так прочно и стабильно сидит на посту десницы (пост-то, в общем, и проклЯтый, и прОклятый), а Тайвин не менее прочно и стабильно сидит у себя на Утесе, как будто его к управлению страной ну ничуточки не тянет. Столько лет, столько зим сидят. Оба. Один правит, другой ему не препятствует. Почему? Да попросту Тайвину сделала шах его собственная королева, при этом совершенно не поняв, что именно сделала. (Кстати, это как раз уровень игры на политической доске лично королевы. Умнее она ни разу никогда не сыграет, ибо не способна.)

Аррену нет нужды в громком скандале – он предпочитает эффективно руководить государством за бывшего воспитанника, предоставив тому развлекаться по мере желаний. Натуру и желания воспитанника он, как реалист, отлично знает и не против – главное, чтобы в политику не лез. Что до королевы противника, то с нею Аррен, как человек разумный, станет обращаться как с тухлым яйцом – необыкновенно нежно и бережно, чтобы, не дай боги, не завоняла. Отношениям Серсеи и Джейме он будет определенным образом покровительствовать, так что, полагаю, любой слуга, подсмотревший за и решивший услужить деснице информацией, исчезнет быстро, тихо и окончательно.

Разумной женщине на месте Серсеи, возможно, дали бы понять, что у нее в определенном смысле зеленая улица. Но это же Серсея, и единственный способ держать ее в каких-то приличных рамках – это страх, что узнают.

Тайвину, в свою очередь, тоже нет нужды в громком скандале – он предпочтет тихо ждать на Утесе, пока погода не переменится. Собственно, у него выбора и нет. Аррен с помощью дуры-королевы противника блокировал любые телодвижения с той стороны. Единственное, что может изменить политическое положение Тайвина, это время. Возможно, годы. Возможно, десятилетия. Тайвин ждет, ибо выбора у него все равно нет. Гнев его на дуру, поимевшую их всех (я сознательно заменяю употребленный в маргиналии № 2 глагол «трахнуть» на термин «поиметь», чтобы было максимально ясно ну совсем всем включая танковых, что секс тут далеко не главное), начиная с Джейме и кончая благополучием Дома Ланнистеров, конечно, силен. Но на поводу у гнева Тайвин никогда не идет, если преследует политические цели.

Но в тот момент, когда секрет близнецов становится известным Станнису (сейчас не будем рассматривать, от кого), политическая погода и политическое равновесие непоправимо меняются. Больше никто не в безопасности, ибо Станнис горит праведным пылом в интересах всего Вестероса стать следующим королем. К сожалению для Вестероса, быстро, тихо и окончательно принца крови, второго после короля, с доски не уберешь. Аррен делает единственное, что сделать может: пытается выиграть время и понять, что можно сделать, чтобы сохранить стабильность и свое доминирующее положение в вестеросской политике. Поэтому он терпеливо ходит со Станнисом по бастардам Роберта, включая бордель. Что на самом деле еще смешнее, чем кажется, ибо именно в этот бордель для выяснения тонких материй десница мог тысячу раз втихую сходить по известному подземному ходу.

Аррен подписывает себе приговор, когда дает возможность узкому кругу осведомленных лиц решить, что он поддержит притязания Станниса на престол. То же самое, кстати, на чем провалился в воронку Нед. Думаю, однако, что в случае Аррена все было далеко не так однозначно. Да, покойный десница задружил со Станнисом и даже обещал отдать ему на воспитание единственного сына. Это можно трактовать как прогиб перед будущим королем с целью сохранить свое положение и при нем. Однако такой политический монстр, как Аррен, не мог одновременно не искать других вариантов. Предстоящее отбытие Робина под крылышко Станнису совершенно спокойно могло быть просто средством успокоить и до некоторой степени нейтрализовать Станниса. Хотя бы до поры до времени. А тем временем можно и другие варианты проработать – Тиреллы там с молодой Маргери, или все-таки устранение Станниса с непрямого согласия братьев оного, и т.п.

Но тут сработал Мизинец, сыграв на материнских (в данном случае отнюдь не беспочвенных) страхах Лизы. И политическое равновесие в Вестеросе нарушилось окончательно и непоправимо. Могучий политик получил свое за то, что единственного отпрыска, добытого от трех жен (между прочим, Лизе крайне тяжело досталось все же произвести на свет живого ребенка, к тому же от нелюбимого мужа), он совершенно спокойно использует как разменную пешку в играх престолов. Вот жена его с любовником ея и тогось. Без всякого величия и довольно мучительно, даже если лечение слабительным вскоре прекратили.

Никак нельзя утверждать, что тут Тайвин и воспрял духом, увидев перемену на политическом горизонте. Напротив, положение его и дома Ланнистеров даже ухудшается. Теперь уже вся верхушка страны жаждет убрать Серсею с ее выводком быстро и необратимо – только, памятуя о сложном характере сидельца на Утесе, никто не хочет быть крайним. Включая формального королевиного супруга. Тут всем, кроме Тайвина, становится остро необходим прекрасный и принципиальный идеалист Нед – на полставки и.о. десницы и ставку обезьяны, таскающей каштаны из огня. Тайвин же вроде бы пока, как говаривал К.Прутков, все в той же позицьи на камне сидит. Но это уже не совсем та позиция. Запахло переменами, и Тайвин готов – после стольких лет – не упустить ни малейшего шанса.

И на сем я копание в грязи на какое-то время решительно прекращаю. Неду хоть квартиру на юге за это дают и неслабого зятя обещают, а я, значит, на энтузиазме должна. Все, нет больше моего терпения, туда, туда, на холодный Север, где тоже политика, но хоть личности много привлекательнее.

Иногда много-много.

14. Сроки, дороги и вообще старые друзья

Роберт, говорит обрадованный Нед, морально прыгая на одной ножке, едет, ура, надо Бена позвать! И шлет Бену птицу.

Бен приезжает, что, в общем, совершенно не удивительно. Он в отличие от Неда куда более практичен, в руководстве Дозора, скажем мягко, как минимум второй. Лирических воспоминаний, связанных с Робертом, у него ни на грош, зато деловых целей визита хоть отбавляй. Тут и плачевное состояние Дозора, в том числе материальное, так что естественен вопрос, чем могут помочь сильные мира сего. Тут и странные вести из-за Стены, причем не только про одичалых. Вряд ли начальник разведки может столько лет провести неподалеку от Крастера, его жен и его манеры отдавать младенцев мужского пола сами понимаете кому – и даже ничего не подозревать по этому вопросу. Еще есть дезертиры, исправно казнимые Недом и перепуганные не совсем понятно чем. Четыре только за этот год, как помним. Ну и сами одичалые с их свежеиспекаемым королем, бывшим коллегой по оружию.

Да, кстати, о коллеге. Давайте вспомним, что на пир в Винтерфелле с земель окраинных приезжает не только Бен.

Откровения Манса насчет его вояжа в земли южные винтерфелльские весьма любопытны.

Узнав, что король приезжает, твой отец послал весть своему брату Бенджену на стену, чтобы тот тоже приехал на пир. Черные братья общаются с вольным народом больше, чем ты думаешь, поэтому вскоре эта весть дошла и до меня. Против такого случая устоять я не мог. В лицо меня твой дядя не знал, так что с этой стороны я ничего не опасался, а отец твой вряд ли мог запомнить молодую ворону, виденную им столько лет назад. Я хотел поглядеть на этого Роберта своими глазами, как король на короля, а заодно прикинуть, чего стоит твой дядя Бенджен. Он тогда был первым разведчиком и бичом моего народа. Я оседлал самого резвого своего коня и отправился в путь… Я взял лютню и мешок с серебром, взобрался по льду около Бочонка, прошел пешком несколько лиг на юг от Нового Дара и купил себе другую лошадь. Если брать в целом, я двигался быстрее, чем Роберт, которого задерживала громоздкая колымага, где ехала его королева. В одном дне к югу от Винтерфелла я нагнал его и примкнул к его свите… моя лютня обеспечила мне хороший прием… я знаю все похабные песни, когда-либо сочинявшиеся к северу и к югу от Стены. Ну и вот. В ночь, когда твой отец задавал пир Роберту, я сидел на задах его чертога вместе с другими вольными всадниками.

Все это очень складно и героично. Манс любит свой голос, а особенно когда голос исполняет песни, где Манс выглядит максимально красиво. Но ряд моментов в его рассказе выглядит, мягко говоря, странно.

Начнем с того, что двухэтажный автобус Серсеи, конечно, процессию Роберта задерживал, но самого Манса как минимум настолько же должна была задержать проволочка с вестями с юга. Ворон, в конце концов, прилетел не ко всему Дозору, а конкретно к Бену, и хотя слухи о визите Роберта, наверное, могли просочиться в низы дозорных, вряд ли об этом специально и широко оповещали общественность. Но допустим. Далее, кто-то из черных братьев сообщил об этом кому-то из одичалых. Тоже, пожалуй, не самый быстрый процесс там, где не разработана система явок и паролей – не думаю, что возле каждого из черных братьев крутится друг-одичалый/ая и жаждет соответствующих откровений. Далее, у одичалых, как известно, ученых воронов нет, и тому, кто узнал весть о визите, надо довольно долго ехать по заснеженному и небезопасному лесу, чтобы кинуть весточку Мансу. Кстати, поскольку одичалые народ вольный, не думаю, что любому из них было понятно, как важно будет для Манса известие о передвижениях короля южан. Ну, едет в Винтерфелл и едет ихний южный король, а мы при чем? Где Винтерфелл – и где мы, люди вольные.

В общем, есть три возможности. Либо Мансу сильно и уникально свезло и весточка дошла до него так быстро, что он не просто успел на юг до Винтерфелла, но даже с запасом – на сутки раньше. Либо у них там на Стене действует отлично отлаженный аналог Интеллидженс Сервис по-одичалому, каждое движение руководства Дозора под колпаком, и вообще, одичалые только притворяются, что они одичалые, а на самом деле штирлиц на штирлице сидит и мюллером погоняет.

Либо можно свести все концы с концами простым предположением, что тем черным братом, который имел куда больше контактов с одичалыми, чем кажется Джону, был лично Бен Старк. Ну или кто-то из руководства, но с ведома Бена, потому что если Манса зовут на переговоры в Винтерфелл, а едет туда лично Бен, то ему по-всякому и переговаривать.

И если было так, то это следствие прекрасного понимания тонкостей ситуации на Стене и за Стеной как Беном, так и Мансом. Все они близки к приближающимся Иным, но одичалые ближе. Да, счетов между теми, кто с разной стороны Стены, много. Но если с севера ломанутся эти, которые уже потихоньку просачиваются довольно длительное время, много будет проку что для одичалых, что для Дозора от сведения старых счетов? Ситуация слишком серьезна, и обеим сторонам настоятельно необходимо встретиться и переговорить. Желательно на самом высоком уровне. Обязательно в глубокой тайне, в том числе от своего окружения. И, конечно, лучше бы на нейтральной почве.

Высокому уровню личности короля за стеной и второго (по меньшей мере) человека в Дозоре соответствуют. Глубокая тайна от окружения – это тоже без проблем. Манс выдает Джону свой вариант героического визита на юг почти наедине, в присутствии разве собственной беременной жены, — и то, мягко говоря, не очень откровенен. Можно ли считать Винтерфелл, переполненный людьми Роберта, нейтральной почвой, вопрос сложный. Но в общем, наверное, да. Допустим, Бен закричит, что вот он Манс, король за стеной, хватайте его. И будет очень, очень много неудобных вопросов, начиная с того, зачем вообще эти странные хозяева хватают человека, принадлежащего к свите гостя, к тому же короля. А потом, Манс может ответить радостным известием, что ему встречу назначил лично Б. Старк, а как бы я иначе успел, вы думаете? Не говоря уж о том, что Старки люди чести, их слово многого стоит, и какие-то обещания Мансу явно были даны.

Далее, в какой-то степени Манса вроде бы страхует то, что Бен его в лицо не знает. Хотя на самом деле это второе очень сомнительное место в его истории. Допустим, друзьями они не были и близко не знакомы. Но сколько обитаемых замков в Дозоре? Три. А людей меньше тысячи. А начальник разведки, скажем так, человек весьма и весьма мобильный, не то что Мормонт или Торне, которые сидят в своем Черном Замке по большей части безвылазно. К тому же Манс не из последних братьев Дозора, в свое время даже в важную южную командировку в Винтерфелл послан был.

Кстати о командировке. Нед, утверждает Манс, меня точно не запомнил, подумаешь, много лет назад попалась на глаза какая-то молодая ворона. А Бен вообще в лицо не знает. Не «мы редко встречались, и он тоже вряд ли узнает, особенно после стольких лет» — нет, вообще не знает в лицо. Не слишком ли активно леди в данном случае отрицает?

В общем, перед нами опять два варианта, лирический и политический. Согласно первому, Бен и правда Манса не видел, не помнит, не знает, никого из старых друзей Манса внешность короля-за-стеной описать не попросил, а если и попросил, то Манса в темном углу не увидел, а если и увидел, то не обратил внимания, а если и обратил внимание, то не поверил. И со сроками Мансу просто повезло из-за рыдвана Серсеи. А в Винтерфелл Манс заявляется просто на Роберта с Беном потаращиться, а на обратном пути девушку Даллу склеить. И наконец, сесть за стол переговоров злейшие враги, каковыми являются одичалые и Дозор, попросту не способны.

Согласно второму, Бен (вполне вероятно, с согласия Мормонта, а может, и без него) сообщает Мансу о визите Роберта в Винтерфелл. И поскольку они оба давно подозревают нехорошее, переговорить надо обоим. И поскольку оба известны друг другу как люди весьма неплохие и отнюдь не бесчестные, они согласны сесть за стол переговоров.

А посему —

СОБРАНИЕ ВЕСТЕРОССКИХ МАРГИНАЛИЙ, ЭКСПОНАТ № 4.

Винтерфелл, пир горой, за столом все действующие и недействующие лица, кроме поваров, рыдающего во дворе Джона и утешающего его Тириона. Слишком жарко, слишком шумно, слишком много вина и исполняемых одновременно песен. Бенджен Старк, переговорив с племянником, проходит по задам чертога мимо вольных всадников, увеселяемых симпатичным певцом среднего роста с резкими чертами лица, с проницательными карими глазами и сильной проседью в длинных каштановых волосах.

ПЕВЕЦ:
У дорнийца жена хороша и нежна,
Поцелуй ее сладок, как мед.
Но дорнийский клинок и остер, и жесток,
И без промаха (подмигивает) женщин …

(Последнее слово куплета не слышно из-за взрыва смеха вокруг певца. Певец останавливается и, пока окружающие комментируют каждый в меру своей испорченности, смачивает горло винтерфеллским медом).

БЕН (дружески). Классный музон. А какова штопка на плащике. Ты у нас, значит, любитель цветовых контрастов. Как инструмент, хорошо дорогу перенес?

ПЕВЕЦ (с признательностью). Спасибо, наши инструменты всякого рода в порядке и при деле. Чего и вам горячо желаю. А как дела вороньи, боги послали кусочек сыру?

БЕН. Дела не надо лучше. Люди вокруг уж такие оперативные, такие обязательные. Одно удовольствие с ними дело иметь.

ПЕВЕЦ. Ах, сколько в этих Старках обаяния. Слушаешь и таешь. Так и хочется спеть им что-нибудь индивидуально.

БЕН. Я предпочитаю дуэтом. Как надоест трудиться соло – дай знак, встретимся во дворе, сбацаем что-нибудь на пару этакое северное.

ПЕВЕЦ (охотно). Снежок валил, деревья гнулись, а ночка темная была, одна возлюбленная пара переговоры все вела?

БЕН (одобрительно). Самое оно. (Прихватывает со стола пару-другую бутылок.) Ну что, только после вас?

ЗАНАВЕС.

В рамках второй версии следует, пожалуй, в дальнейшем прицельно поглядывать, как изменяются – если изменяются – отношения между одичалыми и Дозором после Винтерфелла. Не повредит. Может, даже удастся прикинуть, о чем представители воюющих государств договорились в ходе женевских переговоров.

Хотя, с другой стороны, к чему они там ни пришли, а договору каюк. Бен типо пропал, а Мансу горячий привет от Станниса.

Но это уж у всех вестеросских договоров судьба такая.


Публикуется с разрешения автора по заметкам от Кейтилин (1), 10.03.2010, Кейтилин (2), 16.03.2010, Кейтилин (3), 21.03.2010.