Холод. Сырость, холод и тьма, отчасти разгоняемая теми крохами света, что днём пробиваются сюда через узкое окно. Всё это заставляет меня вспоминать о поражении дома Таргариенов. Как получилось, что олень убил дракона? Если б мне удалось попасть на Трезубец…
Скрип двери и голоса заставили его оторваться от раздумий.
— Они здесь милорд. Все девятнадцать.
На пороге стояли двое: высокий и худощавый человек со смуглым лицом и карлик с разноцветными глазами и светлыми, почти белыми волосами.
— Прекрасно. Давай сюда факел и оставь меня.
Факел… Как приятно снова увидеть пламя, пусть даже явившаяся в виде столь малого огонька.
Тем временем карлик уже дошёл до него, и стал с любопытством изучать его своими разномастными глазами.
Когда–то на меня смотрели с уважением и страхом. Теперь же мне нечем внушить ни то, ни другое.
— Балерион Чёрный Ужас, — произнёс карлик, будто пробуя на вкус это имя.
Имя самого великого из когда-либо живших драконов. Моё имя. Ведь было время, когда я был страхом, жгущим сердца врагов, чешуйчатой тенью накрывавшей города и властелин чёрного пламени. Сейчас же от некогда могучего повелителя небес остался лишь череп, способный пугать разве что острыми клыками, да дырыми вместо глаз. Но даже этого хватало, что бы напомнить врагам дома Таргариенов об Огненном поле.
Что это было! Мятежников было раз в пять больше всего войска Эйегона. И король проиграл бы, не будь меня и моих братьев. Один раз нам хватило подняться в небо над полями пшеницы и тысячи мятежников сгорели в огне. Как приятно вспомнить время, когда мои кости были покрыты мясом и чешуёй, а не гнили в этом проклятом погребе, служа развлечением для уродливых и низкорослых львов.
Да, карлик явно был Ланнестером, о чём свидетельствовало крупное животное с желтоватой шерстью и длинной гривой, на алом поле. С некоторых пор я стал относиться ко львам с недоверием и презрением. Ведь тот златовласый гвардеец тоже был одним из них. Но драконов он всё же предал, обмарав свой Белый плащ кровью последнего из царствующих Таргариенов. Джейме Ланнистер … да, так звали человека за долго до этого поклявшегося защищать короля, а не лишать его жизни. И я видел своими пустыми глазницами эту ужасающую сцену, когда моё место было ещё в тронном зале. Эйерис крутился у Железного трона, с неприязнью рассматривая выпирающие из него лезвия, которые не раз пускали ему кровь. Тут в моё поле зрения и попал Цареубийца.- Чья это кровь? – спросил Безумный король, и немедля услышал ответ: «Россарта». Последний был королевским алхимиком, и они на пару с Эйерисом обожали дикий огонь – никчёмную пародию на пламя, извергаемое драконами (те хотя бы управлять им могут). Я бы с радостью подпалил хвост этому возомнившему о себе львёнку. Его плоть сожрал бы огонь, гордый рёв сменился на испуганный крик, а от наглых глаз не осталось бы и следа. Это поубавило бы наглости у всех кошек вертевшихся рядом с драконом.
«Драконом ли?» — встал передо мною вопрос, когда я увидел кончину Эйериса: обмаравшийся король испуганно визжал, когда к нему подошёл Ланнестер и стащил с Железного трона, чиркнув окровавленной сталью по горлу. Визжал он не хуже деревенской девки, впервые увидевшей в небе дракона. «Но он всё же моя кровь», — подумалось мне. В каждой семье найдутся драконы способные выдыхать разве что дым вместо огня, не унаследовавшие силу и величие своих предков. Как и карлик стоящий передо мною. Мелковат ты для льва, сказал бы я, если бы был жив и знал их язык.
Уродец просунул мне в пасть факел и стал играть тенями на стене перед ним. «При жизни мало кто смел подходить ко мне, не то, что совать свою пятерню в мою пасть». Тем не менее огонь источал тепло, которого я не чувствовал с того момента, как меня сместили со стен тронного зала.
Я до сих пор с упоением вспоминаю день, когда дикий огонь испепелил старого волка приехавшего с сыном ради правосудия. Жар от пламени шёл слабый, по сравнению с издыхаемым мною, но всё же сильнее, чем тот что исходил от факелов. «Огонь выступает как боец дома Таргариенов» — до сих пор вспоминал я слова Безумного короля. Старый лорд думал, что будет биться с рыцарем, а встретил лишь неудержимое буйство огня. На нём, подвешенном к стропилам, загоралась одежда, а доспехи раскалились докрасна; в то время как сын, привязанный руками к невиданном мной приспособлению, пытался добраться до меча. Надежда спасти себя и отца покинула Старка не раньше смерти, пришедшей в виде удушья. Верёвки затягивались вокруг его горла, усиливая давление с каждым порывом к свободе.
Но они не были последними северянами появлявшимися в тронном зале Красного замка. Уже после свержения Эйериса туда явился ещё один, а с ним холода и мрак севера. На коне он направлялся к Железному трону, на котором восседал не поубавивший наглости Цареубийца, с мечом на коленях. Сурового взгляда Старка гордый лев выдержать не смог, расхохотался, и встав произнёс: «Не бойся, Старк. Я просто грел кресло для нашего друга Роберта. Увы, не слишком-то удобное сиденье». Зал наполняли люди волков и львов, а Таргориенам, как и их правлению пришёл конец.
Мои размышления прервал скрип двери, и я осмотревшись заметил, что карлика нигде не видно. Вообще, видно было мало что, разве только освещаемые солнцем каменный пол. Неужели так будет вечно? День, ночь, день, ночь…Нет, в это я не верю. Когда-нибудь драконы вновь взлетят над Вестеросом — вот чего я жажду. И в этом, как не странно, я уверен.