1. Мартин и штампы
Не верьте Мартину, когда он притворяется Очень, Очень Серьезным И Совсем Не Сентиментальным, А Вовсе Ироничным Автором. Само собою, он такой и есть. Однако, как всякий умный и душевный человек, умеет быть совершенно не серьезным, доходить до пафоса и даже, как карамзинская Лиза, чувства иметь. А еще он получает огромное удовольствие, используя в своем тексте традиционные до избитости и абсурда схемы литературы разных жанров, включая картонно-любовные романы, – и тут же переворачивая их так, что они вполне могли бы и в жизни произойти.
Меня давно завораживала биография Дени додраконьего периода. Это же просто классика соответствующего жанра. Отец бедной девочки был гнусный сумасшедший, насильник и серийный садист, и добродетельная несчастная мама много от него страдала. Гнусный отец погиб до рождения дочери, добродетельная мама умерла родами. Сами роды происходили в такую кошмарную погоду, какой Вестерос не видел со времени крушения Валирии. Новорожденная осталась на попечении брата, то ли восьмилетки, то ли девятилетки, неважно – все равно гнусного в папу. Страшная смерть от руки узурпатора папиного трона грозила ей. Но верная няня с четырьмя крепкими парнями спасла ее (и заодно гнусного брата, чтобы было кому дальше бедняжку героиню мучить) и увезла далеко за море. По пути через море няня срочно заболела диабетом и уже не вставала. Сил ее хватало лишь временами гладить слабой рукою маленькую героиню по (вставить нужное). Понятно, что вскоре няня скончалась, и героиня с гнусным братом остались совершенно одни в жестоком мире и совершенно без денег, только что с драгоценностями добродетельной мамы.
Тут к своим непосредственным обязанностям мучителя героини и устроителя ей веселого детства приступил гнусный брат. Вместо того чтобы пойти в гувернеры, открыть швейную мастерскую или, на худой конец, наняться лимитчиком на стройку, он жил на деньги, полученные от продажи маминых драгоценностей и постоянно убеждал кого-нибудь, что он даже не королевич, но король. А поскольку ему никто как следует не верил, гнусный брат гнуснел все больше и мучил героиню все активнее. В качестве дополнительного бонуса он постоянно обещал бедняжке, что когда-нибудь на ней женится (вот счастье-то). Она между тем росла тихой, кроткой, безропотной умницей и необыкновенной красавицей (а то!), и чересчур принципиальное зеркало, должно быть, регулярно сообщало Серсее, что уж недолго быть ей в Вестеросе всех милее (так, на всякий случай, чтобы не расслаблялась).
Душераздирающей судьбы наложницы гнусного брата героиня избежала лишь потому, что означенный брат решил ее продать полезному человеку (слава богам, придумавшим политику и человеческую корысть). Полезный человек оказался немеряно крут, клинтиствудовски немногословен, нечеловечески богат, имел в обществе ужасную репутацию (что уже завораживало дам) и был мачистски красив (а то). Не хочу за него, не хочу, заплакала героиня, увидев будущего супруга, но была тут же усмирена гнусным братом, сообщившим, что либо с полезным человеком, либо со всей его мафией, типо выбирай.
Настала первая брачная ночь, которой героиня боялась даже больше, чем разбудить дракона. Но полезный человек повел себя так, словно читал много любовно-картонных романов и Камасутры вперемешку. И хотя дальше он временами показывал себя истым мачо из вышеуказанных романов, мучая героиню почти в духе гнусного брата, все равно до глубин высот гнусного брата было ему далеко. А чтобы легче было превратить мачо в ручного, опытная служанка поделилась с героиней некоторыми тайнами супружеского (и не только) ложа. И была читателям любовная сцена с немиссионерской позицией, а героине, само собой, беременность. Тут еще очень кстати с гнусным братом случился случайный случай – выпил не того и скоропостижно того. Так что все возможности жить с любимым полезным человеком счастливо, дружно и на природе были наконец героине даны, и она, будучи девушкой умной, их не упустила.
Ах, этот начитанный шалун Мартин.
А теперь для полного плезиру посмотрим, как именно он шалит с традиционными схемами.
2. Обстоятельства зачатия
По официальной версии, то бишь со слов Визериса, Дени знает, что он и беременная Рейелла бежали из Королевской Гавани, спасаясь от наступающей армии узурпатора. Очень романтично и не совсем соответствует истине. Визерис, конечно, так и должен был рассказывать, ибо, во-первых, его, восьмилетнего, мама старалась оградить от жизненной правды, она же гнусный Эйерис (на то есть свидетельство Барристана); а во-вторых, Визерис не из тех, кто способен вынести тяжесть неромантической реальности, даже если что-то о ней и знает. Однако насчет обстановки перед побегом Рейеллы у нас есть показания другого свидетеля, куда менее склонного себе врать, нежели Визерис, и потому заслуживающего куда большего доверия.
А именно.
«Эйерис Таргариен… всегда возбуждался при виде пламени. Королевская Гвардия знает все секреты своего короля. Отношения между Эйерисом и его королевой в последние годы его правления сделались крайне натянутыми. Спали они розно, а днем всячески избегали друг друга. Но когда Эйерис сжигал человека, он непременно в ту же ночь посещал королеву. Ночью после того, как он сжег десницу с палицей и кинжалом в гербе, Джейме и Джон Дарри несли караул у дверей ее опочивальни. «Мне больно, — кричала королева Рейелла. – Ты мне делаешь больно», — доносилось до них сквозь дубовую дверь». Джейме это почему-то ранило больше, чем крики горящего заживо лорда Челстеда. «Мы поклялись защищать и ее», — сказал наконец он. «Поклялись, да только не от него», — ответил Дарри.
После этого Джейме видел Рейеллу всего лишь раз, в утро ее отплытия на Драконий Камень. Королева в плаще с низко опущенным капюшоном села в закрытый возок и отбыла в гавань, но он слышал, как шептались потом ее служанки. Королева вся исцарапана, говорили они, и грудь у нее искусана, точно ею зверь какой овладел. И Джейме знал про себя, что зверь этот носит корону».
Вспомним, что из столицы на Драконий Камень убывают только королева с младшим сыном. Невестку Элию Дорнийскую Эйерис оставляет при себе – надо думать, чтобы обеспечить лояльность Мартеллов. Хотя, строго говоря, в Гвардии на тот момент есть уже не только один Ланнистер (Джейме), но и один Мартелл (принц Ливен). Конечно, крыша у Эйериса давно шуршит шифером, и для него заложников много не бывает. Но после нежной лирики сцены, описанной Джейме, я лично не могу не задать вопрос – а не сама ли Рейелла была инициатором своего срочного отбытия на Драконий Камень. Интересно, что Визерис, которому на момент отъезда было уже восемь (самый возраст, чтобы не заметить особых тонкостей, но срубить эмоциональную окраску ситуации), рассказывает Дени «эту повесть» так: «Они бежали ночью, чтобы пробраться к Драконьему Камню, черные паруса корабля блестели под луной». Что-то все это упорно похоже не на официальное отбытие первой леди государства, а именно на побег. И, конечно, от невменяемого мужа.
А что зачата Дени была именно в ту жуткую ночь, а не, допустим, когда Эйерис жег Старков, совершенно понятно: нам открыто сообщают, что «Дейенерис родилась на Драконьем Камне через девять месяцев после бегства».
Насилие – это, конечно, более чем скверно. Однако еще хуже (и вот это уже чистый реализм) то, как калечит власть не только ее носителей, но и тех, кто рядом. Причем буквально всех. Несчастная Рейелла, изодранная и искусанная, к тому же еще и обсемененная, — далеко не единственная жертва ситуации. Власть и вседозволенность, наряду с изменами и прочими прелестями правления, тяжело и непоправимо калечат Эйериса, превращая человека, в котором было много хорошего (см. последний на данный момент разговор Барристана с Дени), в вот такое вот. Не думаю, что он был очень счастлив, изнасиловав жену. Подозреваю, что нормальные человеческие и сексуальные отношения с ней дали бы ему куда больше душевного спокойствия, уверенности в себе, осознания того, что он не один и т.д. – в общем, того, что ценят в браке измученные жизнью люди. Совершенно уверена, что никто на данный момент не стал бы вразумлять его психическое величество. Вон Челстед с палицей и кинжалом в гербе только что попытался, до сих пор от его костерка паленым мясом по замку тянет.
Разве что, возможно, старший сын и наследник мог бы. Но он, начитанный, совмещает приятное с полезным: медовый месяц с изготовлением третьей головы дракона. Вот больной человек, оставшийся без сиделки, и развлекает себя как умеет.
И еще есть два гвардейца, ночь напролет вынужденные слушать и заставлять себя не вмешиваться. Дежурство возле спальни королевы в ту ночь – это, пожалуй, второе, что переехало Джейме напрочь и привело к цареубийству. Сначала, как мы помним, были Риккард и Брендон Старки – Джейме человек, любящий свою семью, и сколько бы ни старался думать о Серсее, молчал он, видимо, громко, раз уж Белый Бык вынужден отвести его в сторонку и напомнить о клятвах. Когда Рейелла кричит так, что слышно из-за дубовой двери, мысли о любимой не то что не спасут – скорее усугубят. На сей раз молчать уже не получается – правда, пока Джейме высказывается довольно сдержанно и скорее теоретически, почти что советуясь со старшим товарищем по оружию. В третий раз он уже ни с кем советоваться не станет, а просто возьмет острый ножег и начнет им орудовать. Что до бывших коллег по Белой Гвардии Эйериса, то мнение о них у Джейме сложится обратное тому, что у единственного выжившего коллеги Барристана. Тот, помнится, жалуется, что при Роберте приходилось служить со всяким дерьмом не лучше Цареубийцы. Джейме не менее твердо отделяет себя от гвардейцев Эйериса – хорошие, говорит, люди, не то что я. Что на самом деле, конечно, означает, что дерьмо они все, но Джейме хоть что-то сделал, в то время как остальные еще хуже, потому что молчали, трусливо цепляясь за букву своих клятв.
Но вот любопытный момент – вполне возможно, что Джонотор, он же Джон, Дарри, второй дежурный в ту ночь, травмирован происходящим не меньше, чем Джейме, и тоже пытается что-то сделать – только по-другому.
3. Обстоятельства младенчества
День рождения Дени по-своему не менее ужасен, чем ночь зачатия. Драконий Камень, по рассказам Визериса, кстати, там находившегося, едва не разнесло штормом вдребезги пополам. Может, очевидец слегка преувеличивает, но огромные камни, вывернутые волнами из парапетов, уж точно не фантазия, не говоря о гибели всего флота Таргариенов, стоявшего на якоре возле острова.
С одной стороны, это, конечно, символ. Жизнь Дени начинается не только среди соли моря и дыма вулканов, но и в великий шторм. Дейенерис – Бурерожденная, и ей предстоит оседлать бурю.
С другой стороны, оставим лирику типа «ее рождение вызвало бурю» лирикам и запряжем лошадь перед телегой, а не за. Рейелле на фоне всего, что творится в Вестеросе, и без того несладко. Плюс шторм, грохот, впечатление конца света — все это запростяк может стимулировать роды. Какие-то проблемы были в родах и/или у роженицы, поэтому мать погибла, но ребенок выжил.
Судя по тому, что через недолгое время гарнизон острова собрался продать детей-Таргариенов узурпатору самым любезным образом за подходящую цену, Дени особенно не была никому нужна, кроме восьми/девятилетнего Визериса. Ну, может, еще няньки. И, конечно, сира Уиллема Дарри, который как-то ночью ворвался в детскую с четырьмя верными людьми и увез Дени с братом в безопасность Браавоса. Между прочим, возможно, что это плавание «под покровом темноты» в сознании Визериса совместилось с тем, которое он совершил за год-полтора до того с матерью. Там в общем бегство, здесь точно бегство, какая разница, черные паруса какого корабля блестели под луной.
Браавос и сира Уиллема девочка уже смутно помнит, в отличие от Драконьего Камня и няньки, которая как-то быстро сошла со сцены. Наверное, Дени было тогда – ну сколько? Где-то от двух до четырех. Уиллем все болел, все лежал, все кричал на слуг, которые до ужаса его боялись (то-то они не проявили особой любви к детям, когда сир Уиллем скончался), все пах хворью, причем болезненно сладкой (в сочетании с огромными размерами – вполне возможно, потихоньку гнил от диабета). С маленькой принцессой он, правда, был неизменно ласков… но все быстро закончилось, Дарри умер, красная дверь навсегда отсекла от Дени комнату с лимонным деревом под окном, и последние Таргариены остались одни.
Но прежде чем двигаться дальше, посмотрим, кто такие Дарри и почему они постоянно возникают поблизости от Таргариенов.
4. Обстоятельства дома Дарри
Из разрозненных в тексте сообщений о Дарри известно в общем довольно много. Они – вассалы Талли, земли их, естественно, в Риверране, где-то вблизи Харренхолла и где-то неподалеку от Королевского Тракта. Это мы знаем точно, потому что Роберт, спеша к другу Неду, а потом с другом Недом домой, дважды останавливался в замке Дарри. Второй раз памятен покусанием Джоффри, первым предательством Сансы и пропажей Арьи, а также событиями в спальне лорда Дарри, предоставленной для интима королевской чете с небольшим довеском в виде Джейме. Все трое вели себя самым характерным для себя образом: Роберт, надравшись в зюзю, дрых, Джейме имел разгневанную травмой сына Серсею, пытаясь ее успокоить, а Серсея имела Джейме, в ходе секса импринтируя ему нехитрую мыслю: девчонку Старк найти, обезручить и вообще пришить. В общем, счастливая вестеросская семья.
До мятежа Роберта, впрочем, Дарри не ограничивались предоставлением ложа для любимых забав Роберта, Серсеи и Джейме.
(Кстати о судьбе кровати: хорошая была штука, по оценке Джейме – шестиспальная, с коричневым пологом и растительной резьбой на столбиках. К сожалению, произведение прикладного искусства риверранских мастеров не уцелело во время войны на Трезубце. Но если б там потери ограничились кроватью…)
Дом Дарри был одним из самых известных и самых могущественных домов Трезубца. Уолдер Фрей много радовался, женив своего десятого сына Меррета на одной из дочерей Дарри. Сир Джон(отор) Дарри состоял в Королевской Гвардии Эйериса II. Сир Уиллем Дарри дослужился до мастера по оружию в Красном Замке, причем задолго до мятежа: согласно сообщению Барристана, именно к сиру Уиллему отправился однажды мальчик Рейегар, начитавшись нужных книжек и произнеся историческую реплику: «Мне понадобятся доспехи и меч. Видимо, я должен стать воином».
Дарри по жизни были ярыми сторонниками Таргариенов, выступая на стороне королей при любом мятеже, и даже когда это входило в противоречие с присягой сюзерену. Хостер Талли, как мы помним, поддержал Роберта (за сходную цену, естественно). Дарри остались верными Таргариенам до конца, за что и поплатились, лишившись половины земель, большей части богатства и почти всего влияния. Что еще хуже, в битве при Трезубце полегло трое Дарри – гвардеец сир Джон и два его брата. (Возможно, странное чередование «сир Реймен» (при Роберте) — «лорд Реймен» (при Короле Севера Роббе) не есть описка Мартина, а тоже как-то связано с платой Дарри за верность Таргариенам.)
Был ли сир Уиллем еще одним родным братом сира Джонотора – недостаточно прояснено в тексте. По данным иностранных мартинистов, Сам однажды изрек, что да, а Самому, конечно, следует верить. Посему заключим, что Дарри действительно и до конца были по-настоящему верны Таргариенам: пока три брата до конца сражались на Трезубце рядом с Рейегаром, четвертый старался спасти его брата и сестру.
Вообще вопрос о том, как занесло мастера над оружием Красного Замка на Драконий Камень с королевой и малолетками, довольно любопытен. Столицу, значит, готовят к осаде, а мастер над оружием, не последний человек в процессе, уплывает с королевой. Никого больше для сопровождения Рейеллы, надо понимать, не нашлось. Тут, правда, следует заметить, что мы не знаем точно, отправился ли сир Уиллем на Драконий Камень вместе с Рейеллой или он сделал это позже. Пока флот Таргариенов не погиб в день рождения Дени, такая возможность у него, несомненно, была. Но в любом случае это примечательно – сир Уиллем стремится защитить именно королеву Рейеллу и/или ее детей. И в том, что касается детей, несомненно, преуспевает.
Нельзя доказать (во всяком случае, после выхода четырех книг), но вполне вероятно, что не только Джейме мучился и делал выводы возле дубовой двери в ту памятную ночь. Сир Джон Дарри не может защитить королеву от короля, ему мешают обеты. Но попросить родного брата позаботиться о женщине, перед которой сир Джон, как всякий нормальный мужчина, не сумевший предотвратить насилие, чувствует свою вину…
Если это так, страдания Джейме насчет «все мы были дерьмо, но я хоть что-то делал» имеют любопытный оттенок: он, конечно, делал, но все как-то со знаком минус. Когда к нему не то во сне, не то в видении приходят покойные сослуживцы, призрак Рейегара упрекает Джейме не в том, что он убил Эйериса, а в том, что не защитил Элию и детей. Я, говорит Рейегар, их, между прочим, на тебя оставил. Пока Джейме благородно спасал столицу от дикого огня, прорубая путь до и сквозь Эйериса, он совершенно забыл о женщине и детях, которых должен был защищать. Что еще хуже, именно он – единственный человек в Гавани, который мог их спасти (Рейегар не дурак и знал, кому что поручить). Люди Тайвина, желавшего выслужиться перед Робертом и положить к трону трупы девочки и мальчика Таргариенов, не остановились бы ни перед кем. Кроме Джейме, ибо сын того самого Тайвина. К тому же один из лучших рубак Вестероса, так что, окажись кто-нибудь из посланников Тайвина (читай — Гора) недостаточно понятливым, на какое-то время Джейме его точно бы нейтрализовал.
Само собою, в создавшейся ситуации безупречный выбор для Джейме невозможен. Никто, кроме него, не мог спасти Элию, девочку и младенца от людей Тайвина. Никто, кроме него, не мог спасти город, убив безумного короля. Разорваться не выйдет, и выбирать все равно пришлось бы. Но, будем откровенны, он и не парится особо – просто потому, что, алкая мести за оскорбленный нюх и дух, об Элии и детях попросту забыл.
Джейме не настолько неоцененный герой, как считает и (в исключительных случаях) пытается утверждать. И не ему кидать камни в других. Посему и позор он столько лет терпит отнюдь не безвинно. А что народ не знает, в чем настоящая вина опозоренного, — так это в жизни нередко бывает, увы. Всё про всех знают только боги. И наказания тоже лучше оставить им.
Джон Дарри в ситуации у дубовой двери выглядит хуже, чем Джейме. Но вполне возможно, что он – пусть не сам, пусть через брата – сумел защитить… нет, не Рейеллу, но хотя бы ее детей.
Вот так у них в Вестеросе все сложно. Почти как у нас.
5. Обстоятельства вокруг дома Дарри
Немного о судьбе Дарри после мятежа. Главой обедневшего и утратившего почти все влияние дома стал лорд Реймен (в Игре престолов почему-то сир Реймен), брат (младший, наверное) тех Дарри, что погибли. Роберта нынешний глава дома, естественно, не любил, но до открытого противостояния не доходило. Максимум его фрондирования был обнаружен ушлым Тирионом и его верным Джейме в первый визит Роберта в Дарри и состоял в следующем.
«Стены здесь [в замке Дарри] были голыми и в первый его [Джейме] приезд, но Тирион заметил на них темные прямоугольники. Сир Реймен снял гобелены, но не мог убрать оставленные ими следы. После Бес сунул пару оленей кому-то из слуг, и тот вручил ему ключ от подвала, где отыскались пропавшие гобелены. Тирион, взяв свечу, показал их брату — все они изображали королей династии Таргариенов, от Эйегона Первого до Эйериса Второго. «Если рассказать Роберту, он мог бы сделать лордом Дарри меня», — заметил, фыркая, карлик».
На чем история, как понимают все знающие братьев Ланнистеров, и закончилась.
Потом, когда Кейтилин возомнила себя политиком, прямо как Серсея (и с тем же успехом), и утащила Тириона в Гнездо, а Тайвин решил, что повод найден и хватит в позицьи на камне сидеть, на земли Дарри наряду с близлежащими пришелся первый удар Ланнистеров руками полезного олигофрена Горы. Сир Реймен был среди тех, кто явился к Неду требовать королевского правосудия. А получив оное, отправился домой с подкреплением в виде Берика Дондарриона и красного жреца Тороса, ну и еще кое-кого. Но, как мы помним, немало народу побежало к Серсее докладывать, даже не дождавшись окончания разбора полетов у десницы. Нас не должно удивлять, что на обратном пути отряд попал в засаду, и Тайвинов олигофрен лично убил сира Реймена одним могучим ударом.
Лордом Дарри стал восьмилетний сын сира Реймена Лиман, последний Дарри по мужской линии. Когда Робба объявляли Королем Севера, мальчик, привезенный туда, храбро кричал, что никогда не признает своим владыкой Ланнистера.
Через две недели после возвращения в родной замок туда нагрянул все тот же олигофрен и вырезал весь гарнизон, включая восьмилетнего ребенка. Надо заметить, Тайвин выбрал исполнителя правильно. Полагаю, он учел опыт сходной работы в Королевской Гавани пятнадцать лет назад. Чересчур нервный Амори Лорх смазал впечатление. То ли дело Гора, правда, несколько превысивший свои полномочия с бабой, но зато с дитем никаких проблем не имевший.
Но зачем Тайвину смерть Лимана? Да вот, позволяет премировать за хорошую работу землями и замком Дарри своего преданного брата Кивана в лице его сына Ланселя. С формулировкой «за мужество и героизм в ходе битвы на Черноводной». Наглость несусветная, конечно. Зато чисто, быстро, точно. А также почетно, щедро и не требует никаких дополнительных затрат.
Чтобы укрепить позиции Ланселя и сделать вид, что его не наследством убитых Дарри по блату одарили, а он просто получил все в приданое, Тайвин с Киваном определяют Ланселю жену – как бы старшую законную наследницу Дарри, раз уж так совершенно нечаянно вышло, что по мужской линии никого не осталось. Наследница весьма колоритна (по-своему). Это Амарея Фрей, прозванная «Ами-открой-ворота», и мы сейчас обязательно поймем, откуда она взялась.
У лорда Реймена и остальных четырех Дарри, погибших при мятеже, то есть, извините, в ходе славной революции Роберта Баратеона, были еще по крайней мере две сестры. Обе замужем за Фреями. Интересы младшей, Джейны Дарри, отстаивает леди Дженна Фрей, бывшая Ланнистер, родная сестричка Тайвина, потому что означенная Джейна замужем за Клеосом Фреем, сыном леди Дженны. Чтобы не выглядеть совсем уж нехорошо, леди Дженна пилит племянника Джейме как бы не сама, а устами невестки.
«Леди Дженна выпила и вытерла рот рукавом.
— Лучше бы твой отец нам пожаловал Дарри. Клеос, как ты помнишь, был женат на одной из дочерей пахаря [на гербе Дарри – черный пахарь на коричневом фоне]. Теперь неутешная вдова бесится оттого, что ее сыновьям не достались земли ее лорда-отца. Ами-открой-ворота Дарри только по матери. Моя невестка Джейна ей приходится теткой, а леди Марийе родной сестрой.
— Младшей сестрой, — напомнил ей Джейме, — а Тай [старший сын Джейны Дарри и Клеоса Фрея, внук леди Дженны Ланнистер] станет наследником Риверрана. Это трофей покрупнее Дарри.
— Трофей с подвохом. Из мужчин дома Дарри не осталось в живых никого в отличие от дома Талли».
Но в данном случае все раздражение леди Дженны бесполезно, ибо покойный старший брат лоббировал не ее интересы, а интересы Кивана, который ему по-всякому был полезнее. И наследницей – к тому же очень кстати овдовевшей – стала старшая дочь старшей сестры Дарри, а не сын младшей.
Старшую сестру Дарри зовут Марийя, и она замужем за Мерретом Фреем, десятым сыном плодовитого сморчка Уолдера. Нет-нет, не надо пугаться, мы вовсе не тонем в посторонних персонажах, и этого вы сейчас припомните. Во-первых, именно его повесили бравые ребята под руководством не-мертвой Кейтилин Старк в конце третьей книги. Во-вторых, Меррет уникально отличился в молодости в ходе сражения с Братством Королевского леса: сначала заразился оспой от лагерной шлюхи, потом попал в плен к разбойничьей королеве Белой Лани, которая выжгла клеймо у него на заднице и лишь затем освободила за выкуп (к безумной радости служивших с Мерретом оруженосцев, естественно). В следующем же бою Меррет получил по башке палицей так, что проломило шлем, и две недели провалялся без памяти, а дальше с головой у него стало нехорошо. «Лорд Самнер мягко объяснил ему, что при таких обстоятельствах о рыцарской стезе нечего и думать, и его отправили обратно в Близнецы, где он стал жертвой ядовитых насмешек лорда Уолдера».
С женой бедняге Меррету тоже не повезло. Леди Марийя считалась завидной партией, но «не успел Меррет лишить невинности молодую жену, как Эйерис лишился трона». Меррету оставалось только пилить супругу – и за то, что она из проклятых Дарри, и что много лет рожала только девочек, и что старшая дочь выросла потаскухой. Как леди Марийя, женщина, по оценке Джейме, все еще красивая и неглупая, относилась к мужу, совершенно ясно из небольшого, но уморительного обмена репликами:
«- Разбойники отняли его [Меррета] у нас, — прорыдала Амарея. – Он привез им выкуп за Петира Прыща, а они взяли его да подвесили.
— Повесили, — поправила ее мать, леди Марийя. – Он ведь не окорок».
Прямо и слышится — ну, скажем так, не совсем окорок.
Вот эта Амарея, старшая дочь леди Марийи и Меррета Тридцать Три Несчастья, и была объявлена наследницей земель и замка Дарри.
Если забыть о приданом, то Амарея примечательна разве поразительной дуростью и не менее поразительной слабостью передка. Еще не наследницей ее застали на конюшне сразу с тремя конюхами. Меррет, матеря, как водится, леди Марийю и Дарри, выдал дочь за жалкого межевого рыцаря Пейта, вскоре погибшего на войне, и «овдовевшая Ами вернулась домой, к унынию своего отца и бурному восторгу всех конюхов замка». Но тут ей сильно свезло, а конюхам – наоборот, и сильно подвыцветший, но все еще золотистый Лансель Ланнистер накинул ей на плечи красный плащ, как велели ему папа Киван с дядей Тайвином. На этом, правда, сыновняя покорность Ланселя закончилась, настежь распахнутые ворота Ами он проигнорировал и удалился в воробьевство спасать душу, оставив в Дарри несостоявшуюся жену и ее разгневанных родственников. Не могу сказать, чтобы я его сильно осуждала. Тем более что Ами подобрала себе крепкого самца еще в присутствии формального мужа.
На сем позорном аккорде славная история дома Дарри пока закончена. Может быть, дальше Мартин нам что-нибудь еще подкинет.
Ах да, напоследок предлагаю всем желающим угадать с трех попыток, кто убил межевого рыцаря Пейта, состоявшего первым мужем Ами. В качестве дополнительного бонуса они получат возможность насладиться, во-первых, тем, как тщательно прорабатывал Тайвин все свои планы получения земель без затраты денег, а во-вторых, тем, какой грандиозный облом устроил этим планам увлеченный спасением своей души и в общем-то наивный человек Лансель.
Не исключено также, что, потолкавшись в Дарри и выяснив в подробностях методы, которыми папа и дядя обеспечили Ланселю жену с приданым, Лансель еще и поэтому укрепился душою и бежал в воробьевство — побрезговав не только такой женой и таким приданым, но и таким дядей и таким папой.
6. Немного об аналогиях
Что я только не делала, чтобы заставить себя говорить о Визерисе написать о непутевом брате Дени интересно. Ой, какой скучный он человек. Впрочем, как все, кто одновременно слаб, неумен и эгоистичен. Даже истерики таких людей довольно однообразны и перестают представлять интерес, как только поймешь суть скандала. В подсознанке они отлично понимают, что глупы, тупы и любят только себя, а потому их никто не любит и не ценит (причем совершенно правильно). Но им же хочется, вот они и пытаются громко и слюняво добиться своего. Снова и снова, потому что без толку. Любить таких – тяжелый труд, и я боюсь предположить, как должна быть извращена психика, чтобы вот такую чуду ценить и уважать.
Пробовала я даже описать Визериса как члена группы. Есть у Мартина такое пристрастие: он берет схожие характеры и ставит их в различные условия, а потом смотрит, что выйдет (а иногда берет различные характеры и ставит их в одинаковые условия, и потом опять же смотрит… но это уже тема другого разговора). Ну, например, есть у него отчетливая любовь к женщинам, проламывающим свою неторную дорогу в мужском мире мужскими средствами. Или к молодым людям, навязчиво изображающим страшноужаснаго негодяя, а на самом деле в глубоком секрете уверенным, что на самом деле они не такие уж плохие, но вовсе глубоко моральные, а вот окружающие, напротив, сплошь аморальный ацтой. И так далее. Визерис Таргариен — образцовый член группы слабых, неумных и эгоистичных, куда входит в теплой, приятной компании Джоффри Баратеона и Лизы Талли-Аррен.
С Джоффри сходство местами доходит до забавного. Начнем с того, что оба они – наследники правящих династий, причем на самом деле наследники не настоящие, а так, формальные. Далее, оба эгоиста красавчикового типа раз и навсегда решили не утруждать себя выдержкой, имея запросов выше крыши Орлиного Гнезда. Мозги у обоих отчетливо скособочены, причем какой-то совсем косой бок в сторону секса с садистским уклоном, причем обязательно в сторону кротких малолеток-блондинок. Оба идиотика в какой-то момент на красивых, но беззащитных малолетках собираются жениться, но потом отказываются от этой гениальной идеи в пользу какой-нибудь еще более гениальной. За что, разумеется, платят несостоявшиеся невесты, на которых формальные наследники отыгрывают свое неудовлетворенное либидо. Сходны даже обстоятельства летального исхода: оба неудачных мальчика сняты с доски в самый разгар какого-нибудь пира, получив сильно несъедобного.
Тут, правда, следует заняться арифметикой и сообразить, сколько мальчикам годиков. Дени в первой ее главе недавно исполнилось тринадцать, а братику в момент ее рождения было восемь-девять. Как ни крути, но Визерису не менее 21 года. Третий десяток, пусть и в самом начале. В средние века вообще и в Вестеросе в частности – зрелый возраст. Надо же, а с первого взгляда вылитый двенадцатилетний Джоффри.
Оба подросточка совершенно не понимают, что может и чего не может себе позволить король. Джоффри искренне считает, что ему все-все можно. Визерис не менее искренне полагает, что если он пыжится, орет о своих правах с выкаченными глазами и срывается на всех, кто подвернется, то вот он уже готовый король, так и быть, жертвуйте собою на мой алтарь.
С Джоффри все понятно – он золотой мальчик, несчастный продукт придурочной мамаши, считающей, что если бросить весь мир в ненасытную глотку дитяти, это будет дитяте крайне полезно, а мир зря возникает, он для того и создан, чтобы драгоценное дитятко его жрало от пуза. Бедные, бедные дети подобных мамаш. На том (а зная Мартина, уверена, что и на этом) свете Серсее, помимо прочего, и за изуродованного первенца прилетит полной чашей.
Но у Визериса анамнез совсем другой, золотым мальчиком он никогда не был, и жизнь его здорово побила. Если посмотреть чуть глубже внешнего, последний принц Таргариенов разом обретает подозрительную схожесть с Лизой Аррен. Жизненные обстоятельства – отметим сразу, действительно непростые – довели их до того, что они, чуть сползет набок маска высокомерия, истерят направо и налево, жаждут, как Королева из «Алисы», отрезать всем головы, и к тому же глубоко и как-то надрывно требуют тела, души и, главное, любви конкретного человека. Только Лиза жаждет Мизинца в открытую, а Визерис пытается сделать вид, что ему Дени нафиг и пофиг. Впрочем, это гендерная модель поведения.
Тут мне взгрустнулось окончательно, ибо вышло, что надо писать интересно не об одном истерике, а о целой группе таковых. Вот счастье-то.
Интересно, а Мартин сам как справляется с написанием той части текста, где про эти чуды, злобно подумала я – и поняла, что Мартин-то как раз себе в удовольствии не отказывает. Сделав, как обычно, такое лицо, будто его авторской точки зрения совершенно в тексте нет и вообще автор только хроникер, он всю группу чуд даже не убивает, а изничтожает – и никто не уверит меня, что без глубокого душевного удовлетворения.
И вот если посмотреть, как слабые, неумные и эгоистичные истерики доводят себя до изничтожения, а главное – на факторы, за которые Мартин своих героев размалывает в порошок, это может быть по-настоящему интересным.
7. Немного о семье
В воплях Визериса, что, дескать, я, мне, мое, меня, передо мною, есть одна любопытная особенность: он всегда расценивает себя как Таргариена. Все, что он требует, он требует почти всегда не для себя как человека, но для последнего и законного представителя великой и ужасной династии.
Нигде так не проявляется гигантизм Мартина, как в стремлении создать квинтэссенцию великой и ужасной династии на примере своих драконьих королей. Все Слезы Алисы, трупные черви в снегу и прочие нелогичности уходят плакать в коридор, когда дело доходит до описания деяний Таргариенов. Каких только средневековых и несредневековых семейно-исторических заморочек Мартин туда не напихал. Складывается стойкое впечатление, что, во-первых, все Таргариены психи ненормальные сильно отличаются от стандарта, даже те, кто производит впечатление более-менее нормальных людей. А во-вторых, тем, кто производит более-менее приличное впечатление, пришлось адски трудиться, чтобы обуздать свою таргариеновость и привести себя в какую-то гармонию с собственной природой. Даже тем, кто в достаточной степени умен, силен и нравственен, достижение баланса дается тяжко, что отлично видно, например, на материале маленького «Межевого рыцаря», где разных Таргариенов куда больше, чем в многотомной саге.
В мире Мартина если дано больше, чем обычным людям, то и ответственность больше. А также – и это подчеркнуто много раз и жирной чертой — чем больше тебе дано, тем труднее выбрать правильный путь, а потом еще и не сбиться с него. Потому что повод сбиться тебе подкинут всегда. В общем, как в нашей жизни.
Но быть последним и законным представителем Великих и Ужасных – та еще работенка. И особенно когда тебя никто не учил, как справиться со своей таргариеновостью и дорасти до заданного уровня.
Трагедия Визериса в том, что его никто научить не успел, а сам он справиться даже с собой не может, не говоря уж о Вестеросе. Я бы сказала, что и его инфантильность проистекает отсюда: надо быть совсем уж идиотом, чтобы хотя бы не ощущать, что масштабы его личности, мягко говоря, сильно не соответствуют образу великого короля великой династии, которого он пытается изобразить. Но он последний и обязан предкам, а потому должен изображать, однако мучительно не соответствует, однако последний и обязан предкам… в общем, замкнутый круг, из которого для Визериса выхода нет. В такой ситуации вполне закономерен инфантильный уход от реальности в выдуманный мир, где Визерис – король, соответствующий собственным представлениям о таковом.
Конечно, реальность упрямо и регулярно напоминает о себе, вырывая Визериса из сладких мечтаний и вызывая у него истерические оры и вопли, которые сводятся, в общем, к требованию от мечтаний не отвлекать. Разумеется, где-то как-то Визерис понимает, что обмануть ему при этом удается исключительно себя. Даже младшая сестра уже давно в его истерические сказки не верит (в чем, естественно, глубоко и постоянно виновата). Но чтобы увидеть и принять реальность как она есть, а потом с этой некомфортной реальностью еще и работать… увольте, Визерису проще так, как он живет.
Другое дело, что наследник великих и ужасных с широко закрытыми глазами жить будет недолго.
Но это уж как кто для себя выбирает.
8. Немного о воспитании
По одному важному пункту сходство у Визериса с Джоффри практически полное: оба неудачных принца не умеют быть наследниками, ибо их никто и никогда этому не учил.
Проблему воспитания Мартин, наряду с прочими поставленными проблемами, пропахивает обширно и глубоко. Ничто у него не растет ниоткуда. Возьмем крайние точки воспитания – все как на ладони. Чтобы дети Неда стали Старками, Нед много и хорошо с ними работает. А со старшей дочерью не работает, и все мы помним, чем закончилось. Чтобы ублюдок Русе Болтона стал Вонючкой, его этому должны были обучить, одна наследственность так сыграть не может.
Джоффри сын Серсеи, но он отчаянно хочет быть и сыном Роберта тоже. Серсея, конечно, резко против, но она может быть сколько угодно против, жизнь все равно идет как идет, особо не реагируя на Серсеины вопли. Мальчишка все равно будет тянуться к отцу-королю, просто привыкнет скрывать это от матери. Между прочим, перед Джоффри виновата не только Серсея – Роберт тоже приложил руку к тому, что формальный наследник таков, как он есть. Единственный знак внимания от папы, о котором мы знаем, это два выбитых зуба. Выбиты они, правда, вполне по делу, и на самого обеззубевшего вивисектора произвели глубочайшее впечатление, внушив ну пусть не трепетный восторг, но еще большее уважение к папе-королю. Однако толку-то от потерянных зубов в плане воспитания. Если бы папаша дал Джоффри по морде в воспитательных целях, чтобы дитя не росло садистом и не мучило животных, а то ведь так просто, мимоходом, от брезгливости, хотя вполне оправданной.
Позднее, ввиду осложнений с Серсеей и очередной партии скандалов и угроз, Роберт просто не обращает внимания на якобы-сына. Между тем тот только что из кожи не лезет, чтобы сделать так, как хотел бы батюшка. История с убийцей, подосланным к Брану, яркий тому пример – и, вероятнее всего, это не первый случай, когда Джоффри пытается, пусть весьма бестолково, стать таким, как Роберт. Формальный папа никогда этого не заметит, не оценит и вообще предоставит формальному наследнику расти аки сорная трава. Ни малейших признаков, что Джоффри когда-то трудной работе правителя учил кто-то, кроме Серсеи (а мы знаем, сколько она в этом деле понимает).
Сильно забежав вперед (так сказать, на случай прямого попадания метеорита), все-таки скажу, что меня весьма удивляет, когда предсмертную речь короля расценивают как знак заботы о законных детях. Далеко не Джоффри Роберта перед смертью заботит. Уж если кого-то Роберт и любил, то это – Нед, и весь последний разговор с Недом пронизан именно этим: любовью к другу, заботой о друге, попыткой спасти друга от последствий собственной лжи. Хотя Робертова ложь и Робертов эгоизм отношения с Недом, конечно, сильно исковеркали. Но на смертном одре в такой ситуации виниться некогда и не к месту, все, что можно сделать, это попытаться обезопасить наивного премьер-министра. Ты был прав насчет девочки, Нед, а я – нет. Хороший ты человек, а я нет. Выживи, пожалуйста, даже в той ситуации, в которую я тебя поставил. И для этого признай моего дерьмового Джоффри королем и воспитай так, чтобы остаться в живых. Я лично не смог, да, честно говоря, и не пытался.
Ну хоть что-то человек понял и попытался сделать перед смертью. Хотя все эти его поздние сожаления и объяснения в любви в судьбе Неда уже ничего не изменят.
Впрочем, вернемся к Визерису.
9. Немного об анамнезе
Такое ощущение, что до девятилетнего возраста Визерис всегда был где-то на обочине и в тени. Эйерис с его тараканами точно младшим сыном не занимался. Рейелла, возможно, и занималась, но у нее была масса других проблем, начиная со свихнутого мужа. Рейегару и подавно было не до младшего брата – уж если он отправился делать третью голову дракона, оставив на царствовании такого папочку. А ведь кроме исполнения предсказаний, дел государственных и торможения безумного папочки Рейегар имел законную жену и двух детей. Короче, было чем заняться.
В общем, никому Визерис особо не был нужен, даже династии, в которой он был в лучшем случае третий в линии наследования. А то и четвертый, если учесть Рейенис. А если Рейегар женится второй раз и продолжит научное выведение необходимых Вестеросу голов дракона – то и далее.
Династии Визерис внезапно и сильно понадобился, когда вдруг и внезапно полегла вся династия, кроме него. Отец, брат, два племянника убиты мятежниками, мать умерла в родах. Вестерос и даже Драконий Камень потеряны. Мир девятилетнего мальчика рухнул весь и сразу. А когда через пару лет умер и сир Уиллем Дарри, Визерис, как ни крути, остался в мире совершенно один, без дома, без денег, к тому же с младенцем Дени на шее. Да еще и единственным и последним из Династии.
Я бы сказала, что даже для такого сильного, собранного и цельного человека, как Арья, такая ноша была бы в этом возрасте крайне тяжела. Визериса она раздавила напрочь.
Отдадим ему должное: как бы то ни было, а он, сколько мог, пытался быть сильным, собранным, главой семьи и вообще последним из Таргариенов. Сестра дожила до тринадцати лет без своего дома, но голубей по улицам не ловила, босиком бегала только по собственной инициативе и получила какое-никакое воспитание и образование. Полагаю, когда Визерис с дрожащими руками повторял Дени, что они все, все себе вернут, там помимо прочего было определенное чувство вины перед сестрой, что он не может ей вот сейчас и здесь дать все, чего она заслуживает.
Другое дело, что в какой-то момент волочь на себе непосильную тяжесть реальности Визерис не смог и не захотел, соскользнув в удобные фантазии. Тут Дени превратилась из последнего родного и близкого человека в обузу, а также источник вечного раздражения, ибо поддерживать фантазии не желала. Пусть она достаточно быстро – после нескольких истерик и определенного количества побоев – научилась мечтаниям короля-попрошайки не противоречить, но все равно их не поддерживала и вообще слишком громко молчала. А где-то и не молчала. Вот начинает раздраженный неуютной реальностью Визерис голосить, что, дескать, во всем виновата сестра, ибо родилась слишком поздно, и бедный Рейегар не имел на ком жениться в собственном доме. Так глупая девчонка возникает, вместо того, чтобы раз и навсегда понять, что Великий и Ужасный Визерис Третий Этого Имени не может быть виноват в принципе. И доходит до абсурдных возражений, что, дескать, сам виноват, что не родился девочкой, чтобы Рейегар на тебе женился.
С точки зрения Дени, аргумент безупречно логичный. С точки зрения Визериса, за такое следует бить нещадно, ибо любая логика должна капитулировать перед принципиальной правотой Великого и Ужасного Таргариена. Лично я считаю, что оба неправы, ибо с больными не спорят, у них своя реальность, и не дай боги, чтобы тебя в нее включили. Впрочем, Дени простительно, ибо она, во-первых, еще маленькая, во-вторых, извлекла урок, а в-третьих, возражала не столько доброму родственнику, сколько себе самой, сражаясь с комплексом вины, которые заботливый психобрат ей навязывал.
Правда, некоторое оправдание есть и у Визериса. Отношения с сестрой осложняются яростными истериками и причинением физической боли, когда Дени, скажем так, входит в возраст.
10. Немного об интиме
Начнем с секса, хотя бы потому, что Визерис демонстрирует все соответствующие признаки интереса к сестре: лапает, щиплет, дает понять, что дура и уродина, и вообще всячески дергает за косички. У инфантилов это четкие признаки того, что они очень хотят секса и ну очень не хотят, чтобы это было видно.
Страсти подогревает то обстоятельство, что Дени брата в общем и целом не хочет. Да, она всегда думала, что выйдет за него замуж (читай – он ей много раз объяснял, что так будет), и привыкла к тому, что сделать это придется. Собственно, и все. От Визериса она хотела бы защиты, доверия и нежности, но уж никак не секса. Он ей замена родителей, а не предмет горячих ночных мечтаний.
Визерис между тем изнывает вдвойне и даже втройне. Во-первых, если бы их с Дени отношения можно было свести к сексу, ему было бы куда проще. Типа трахнул и забыл. Но Дени из другого материала, она тоже Таргариен и к тому же личность. В страстные любовницы она не годится, во всяком случае, пока. Но она умна, сильна и верна брату, а потому могла бы быть отличной женой в том смысле, что соратницей и помощницей — если бы, конечно, Визерис смог заставить себя принять реальность, каковая заключается в том, что Дени умнее, сильнее и вообще лучше, чем он. Что, как вы понимаете, совершенно невозможно. Визерису, как всем неумным, слабым и эгоистичным людям, дороже собственное драгоценное самомнение, нежели собственная драгоценная судьба. (Даже не стоит упоминать о чужих, далеко не столь драгоценных судьбах.)
Такие визерисы живут плохо и еще хуже умирают. Но это опять-таки уж кто что для себя выбрал.
А во-вторых, для Визериса секс с сестрой абсолютно запретен – и потому, как всякий запретный плод, втройне желателен. И дело не в мелочных предрассудках типа инцеста – Таргариены в этом плане как египетские фараоны, заставить их разжижать кровь богов может разве что политика.
И она же, политика, устраивает грандиозную заподлянку последнему принцу Таргариенов. Чтобы получить от Дрого войско и стать королем, Визерис должен отдать ему в постель Дени. И, разумеется, невесте положено быть девственной. Так что никаких таргариеновских игр в инцест, руки прочь и исключительно по местным девкам.
Стоит ли трон того, чтобы платить за него эту цену? Пока Визерис считает, что да, пусть это и больно. Хотя я бы поставила вопрос иначе: а что вообще должен был каждый из участников сделки от нее получить. Визерис этот момент прорабатывает невнимательно.
И совершенно напрасно.
Публикуется с разрешения автора по заметкам от 28 марта 2010, 1 мая 2010, 2 мая 2010.