Бейелор I Благословенный
(худ. Артюр Бозонне)
Мысль о том, что вообще учудил Бейелор I Благословенный, пойдя пешком в Дорн и обратно, не давала покоя уже давно. Но поскольку информации о походе практически не было, то и думать на эту тему смысла не было. А вот после выхода Путеводителя она появилась.
Есть несколько обстоятельств, не дающих взглянуть на эту прогулку как на сумасбродство.
Во-первых, личность прогуливающегося.
Бейелор, конечно, остался в истории псих психом, но живущие в тот момент истории о себе не читали и не знали, что Бейелор посадит сестер под замок, выгонит шлюх из города и сделает все, что там еще он сделает. Пока же Бейелор — семнадцатилетний слегка чересчур набожный юноша, побаивающийся своей бойкой сестры-жены. И есть, чего побаиваться!
Дейена [Непокорная], наиболее известная из трех сестер, и наиболее любимая — как за красоту, так и за отчаянную храбрость. Она была умелой наездницей, грозной лучницей, владевшей дорнийским луком своего брата Дейерона, который он привез с собой после завоевания. Также она практиковалась в езде на ристалище (хотя ее так никогда и не допустили к турниру, несмотря на все ее усилия).
Кроме того он король. А короли — люди в своих действиях сильно ограниченные, что бы себе не думали всякие Джоффри.
Во-вторых, обстоятельства прогулки.
Дорн завоевание не признает и бунтует. Наместников убивают (Но настоящее восстание началось, когда лорд Тирелл и его сопровождающие приехали в Песчаник, где лорд и был убит на постели скорпионов. Как только весть о его смерти распространилась, мятеж вспыхнул от одного конца Дорна до другого.) и только что убили одного Таргариена и взяли в плен другого: Дейерон Молодой Дракон, решивший подавить мятеж лично, погиб, его кузен и гвардеец Эйемон Рыцарь-Дракон был ранен и пленен и находится в замке лорда Виля на границе Дорна. Не забудем, что Эйемон не только кузен Дейерона и Бейелора, но еще и сын десницы.
В-третьих, личность десницы.
Допустим даже, что Бейелор — сумасшедший и творит чушь одинакового уровня с самого дня своего рождения и до смерти. Но страной правит его дядя. А дядя — тот самый Визерис будущий второй этого имени, который младший сын Рейениры и принца-разбойника Дейемона. Этот Визерис служит сначала у брата Эйегона III Драконьей погибели, а потом у двух племянников бессменным десницей. То есть человек не только разумный (раз власть удержал), но и власть эту имеющий и пользующийся доверием брата и племянников.
И о личности Визериса у нас есть свидетельство. Причем свидетельство человека, историю изучавшего очень хорошо, поэтому его свидетельству можно доверять.
— Однажды мне посчастливилось увидеть тот экземпляр «Жизни четырех королей», что хранится в Цитадели, — говорил принц Оберин ее [Сансы] мужу. — Иллюстрации поистине превосходны, но Каэт слишком уж добр к королю Визерису.
— Слишком добр? — остро глянул на него Тирион. — По-моему, он бессовестно им пренебрегает. Книгу, в сущности, следовало бы назвать «Жизнь пяти королей».
— Визерис и двух недель не правил, — засмеялся принц.
— Он правил больше года, — возразил Тирион.
— Год или две недели, какая разница? Он отравил родного племянника, чтобы занять трон, а заняв его, ничего уже не делал.
— Бейелор сам уморил себя своими вечными постами. Его дядя верно служил ему как десница, а до него — Молодому Дракону. Царствовал Визерис всего лишь год, но правил он все пятнадцать, пока Дейерон воевал, а Бейелор молился. А если он и в самом деле умертвил племянника, можно ли его упрекать? Кому-то нужно было избавить страну от безумств Бейелора.
Сансу эти слова поразили.
— Но Бейелор Благословенный был великим королем. Он прошел босой по Костяному Пути, чтобы заключить мир с Дорном, и спас Рыцаря-Дракона из змеиной ямы. Змеи не стали его жалить, так чист он был и свят.
— Разве вы на их месте, миледи, стали бы кусать сухой сучок вроде Бейелора Благословенного? — улыбнулся принц. — Я бы приберег зубы для кого-нибудь посочнее…
— Принц шутит с вами, леди Санса, — вставила Эллария Сэнд. — Только септоны и певцы утверждают, что змеи не тронули Бейелора. На самом деле он получил с полсотни укусов и должен был умереть от них.
— Если бы он тогда умер, Визерис царствовал бы двенадцать лет, и Семи Королевствам это пошло бы только на пользу, — сказал Тирион. — Кое-кто полагает, что Бейелор свихнулся как раз от змеиного яда.
«Буря мечей», четвертая глава Сансы
То есть даже если мы предположим, что у Бейелора винтики в голове перемешались, его дядя Визерис достаточно разумен и властен, чтобы не отдать такое важное дело как война или мир в государстве (да еще и с личной заинтересованностью в виде сына в плену) на откуп босому чудаку в хламиде. Не забудем, что Бейелор двигается в Дорн не один — за ним едут взятые его братом Дейероном по итогам завоевания Дорна заложники. При этом Бейелор шел пешком, а заложники «ехали позади него на прекрасных лошадях». Если нет сопровождающих из верных королю и/или деснице людей, то какая сила удерживала заложников от того, чтобы обогнать пешехода и приехать, наконец, домой? Ну разве что пари, вроде «дойдет или не дойдет Бейелор» или «какую ногу он сотрет первой». Но ведь на пару дней развлечение-то.
Ну и еще один момент, из забавных.
Бейелор идет пешком в Дорн. Его кузен Эйемон сидит в клетке голый под открытым небом. Бейелор приходит в замок лорда Виля на границе с Дорном, видит Эйемона в клетке и клянется его освободить. Бейелор идет пешком через пустыню в Солнечное Копье. Эйемон сидит в клетке голый под открытым небом. Бейелор договаривается с принцем Дорна об условиях мира. Эйемон сидит в клетке голый под открытым небом. Бейелор идет пешком через пустыню обратно. Эйемон сидит в клетке голый под открытым небом.
При этом после освобождения из клетки Эйемон тащит искусанного змеями кузена на руках половину Костяного пути, пока «деревенский септон в дорнийских горах не дал ему одежду и осла, на котором Рыцарь-Дракон смог нести короля, лежащего в коме».
Вспомним другую клетку, которую в самом начале «Верного меча» видят Дунк с Эггом. Там помимо солнца и ветра еще и вороны трудились. Следов труда солнца, ветра, ворон, голода и жажды на Эйемоне что-то не заметно, раз он после продолжительного сидения имеет в себе силы с кузеном на плечах прыгать через змей и тащиться через Костяной путь.
И последний, самый интересный момент. Для наглядности вспомним особенности путешествия Дунка с Эггом, а также сцену, когда Дунк велит Эггу заткнуться и почистить чужую лошадь:
Дунк тронул шенкелями бока Грома и скоро поравнялся с Эггом.
— Ты сердишься, что вчера я не заступился за тебя перед Беннисом? — спросил он у насупленного оруженосца, когда они двинулись к следующей деревне. — Мне он нравится не больше твоего, но он — рыцарь. Ты должен разговаривать с ним почтительно.
— Я — ваш оруженосец, а не его, — буркнул Эгг. — Он грязный и грубый, и все время щипается.
«Знал бы он, кто ты на самом деле, наложил бы в штаны прежде, чем пальцем тебя тронуть».
«Верный меч»
И это не первый раз, когда умному и дерзкому мальчишке с драконьим темпераментом не очень умный, зато взрослый дядька, не представляющий, что перед ним Таргариен, хочет оборвать уши. Единственную за всю известную историю странствий оплеуху Дунк отвешивает Эггу, когда тому за дерзость приставили копье к горлу. Ну а что прикажете делать?..
А теперь представим себе идущего босиком мальчишку в рубище, который утверждает, что ему нужно в Солнечное Копье к принцу Дорна. Или назад в Гавань, когда заложники его больше не сопровождают. Что он король всея Вестероса, на лбу у него не написано. Зато, поскольку даже королям и святым надо что-то кушать, у него есть деньги, и он их вынужден тратить, а взрослые дядьки, не представляющие, что перед ними Таргариен, будут хотеть их присвоить. Да-да, и дядя Визерис о таком развитии событий совсем не подумал. Ну или не догнал племянника.
Либо есть нечто, о чем прямо не написано, но без чего картинка Бейелорова похода не складывается.
Вспомним наше средневековье.
Монархи в нашей истории время от времени осуществляли прогулки на покаяние. Хорошим примером может служить хождение в Каноссу Генриха IV императора Священной Римской империи в январе 1077 года.
Генрих тогда рассорился с папой римским Григорием VII, отказавшись признавать его папой. Григорий в ответ отлучил Генриха от церкви и объявил его правление незаконным. Патовая ситуация разрешилась публичным покаянием Генриха и его милостивым прощением папой.
Глупо думать, что Генрих, идя босым в Каноссу, серьезно рисковал своим здоровьем. Совсем глупо думать, что он стоял во дворе замка три дня, не зная, простит его папа или нет. Политика и тысячу лет назад была политикой. Никто же сейчас не думает, что Владимир Владимирович Путин ехал по федеральной трассе Хабаровск — Чита на первой попавшейся Ладе Калине, что у него не было запасной машины и что находившиеся в кафе дальнобойщики, с которыми он разговаривал, не были проверены службой безопасности. Ну или что он совершенно случайно и незапланированно решил покататься по дорогам России.
Ну вот и Бейелор Генрих не внезапно в Каноссу пришел. Ритуал проговаривается заранее и детально: насколько должен унизиться кающийся, когда именно ему будет дарована милость, и какая. Главная сильная сторона ритуала — это возможность обоим договаривающимся сторонам сохранить лицо (ключевое слово — обоим). Ну и имиджевую составляющую прокачать по максимуму.
В тексте ПЛиО есть подтверждение того, что и в мире Мартина публичные выступления великих сначала оговариваются, и только потом исполняются по согласованному сценарию:
— Ему было велено простить Старка, позволить ему надеть черное. Эддард навсегда убрался бы с нашей дороги, и мы могли бы заключить мир с его сыном, но Джофф решил устроить народу зрелище позанимательнее. Что мне было делать? Он потребовал головы лорда Эддарда перед доброй половиной города. А Янос Слинт и сир Илин в тот же миг эту голову отчекрыжили, не успела я и слова сказать! — Серсея сжала руку в кулак. — Верховный септон жалуется на то, что мы осквернили септу Бейелора кровью, дав ему ложные сведения относительно наших намерений.
«Битва королей», первая глава Тириона
Сюда же в копилку расписанный по репликам разрыв помолвки Джоффри с Сансой и заключение новой помолвки с Маргери.
Собравшиеся снова загомонили, крича: «Маргери! Маргери!» Санса подалась вперед, вцепившись руками в перила. Она знала, что будет дальше, но все-таки боялась того, что скажет Джоффри, боялась, что он не даст ей свободы даже теперь, когда от этого зависит судьба его царствования. Ей казалось, что она опять стоит на мраморных ступенях септы Бейелора и ждет, когда ее принц объявит помилование ее отцу — а он вместо этого велел сиру Илину Пейну отрубить узнику голову. Пожалуйста, горячо молилась она про себя, пусть он скажет это, пусть он скажет.
«Битва королей», восьмая глава Сансы
То есть сир Гарлан, предлагая Джоффри руку своей сестры, абсолютно точно знает, что тот ему не откажет. Сделает лицо, испросит у богов позволения нарушить слово, данное Сансе, и к радости собравшихся согласится. Более того, всем участникам даны конкретные и четкие указания, какое они должны делать лицо: Джоффри — удивленное, Санса — печальное. А десница пристальным взглядом проследит, чтобы все сыграли свои роли.
Почему же поход Бейелора должен быть другим? Попробуем рассмотреть его именно как публичное выступление.
Шесть Королевств и Дорн только что пережили жестокую войну и не менее жестокий мятеж. Через 150 лет принц Доран в беседе с дочерью скажет, что «Дорн – самое малонаселенное из Семи Королевств. Молодой Дракон в своей книге сильно преувеличил численность наших войск, чтобы сделать победу над нами более значительной, а мы усердно поливали посаженное им семя, чтобы сделать себя более сильными в глазах наших врагов, но принцесса должна знать правду. Доблесть числа не прибавит. У Дорна нет никакой надежды победить Железный Трон в одиночку.». То есть Дорн не против заключить мир на выгодных условиях, но дорнийцы же непреклонные, несгибаемые, несдающиеся. И как с ними договариваться? Вот если бы им боги какое чудо явили… А пока боги чуда не явят, Эйемон побудет в гостях в замке Виля с относительным комфортом, проводя сколько-то времени на свежем воздухе.
Поскольку боги чудеса являют редко, полагаться на них в таком вопросе нельзя и приходится брать дело в свои руки.
И чудо явилось. Прямо в Солнечное Копье, босиком и в рубище. Как это должно было выглядеть: король, пройдя весь путь босиком и вернув Дорну заложников, предложив мир и брак наследников (Дейерон на текущий момент — прямой наследник при отсутствии у Бейелора детей), а Дорн, поторговавшись и получив выгодные условия присоединения, согласится. Бейелор, конечно, не кается — ему не в чем, он ни в чем не виноват. Он жертвует собою и возвышается над ситуацией, делая ритуальный жест и приглашая дорнийцев оказаться на том же высоком уровне милосердия. При этом совершенно не важно, настоящая ли религиозность Бейелора (что скорее всего) или не очень (а может, и так), она — не цель, а всего лишь средство. Дорнийский принц в рамках ответной любезности предложит галею, Бейелор так же любезно откажется, и публичное выступление торжественно перейдет в его заключительную часть — освобождение Эйемона.
Эйемона не отпускают, когда Бейелор идет в Дорн. Эйемона не отпускают по прямому приказу принца Дорна, который был по просьбе Бейелора отдан. Более того, клетку с Эйемоном подвешивают над ямой со змеями и предлагают Бейелору взять ключ и открыть ее самостоятельно. Очень, очень логично и последовательно. Особенно с учетом гостеприимства всех лордов на Бейелоровом пути, а также опасений, что Визерис развяжет войну, когда (не если) Бейелор погибнет. И это все при том, что с Бейелором должны вернуться в Гавань те, кто сопровождал его на пути в Дорн. Неужели не нашлось бы никого, понимавшего, что Визерис за спасение сына наградит хоть не самого героя, так его семью?
Акция по вызволению Эйемона спланирована. Красивое завершение красивого похода, третье чудо Бейелора (первые два — это приход в Дорн вообще и объявление брака наследников), воля богов и все такое. Разве можно потом отвергнуть договоренности, если сами боги защитили святого короля от змей?!
Так что лорд Виль в полном соответствии со своим гербом (на желтом поле черная гадюка, кусающая пятку) устраивает Бейелору испытание. Бейелор без страха берет ключ и идет через яму вызволять кузена. Надо думать, змей проверили трижды: сначала дорнийцы, потом гаванцы и еще раз все вместе. Бейелор должен был пройти к клетке, не обращая внимания на укусы, и распахнуть дверцу с подготовленной речью «я пришел к тебе, мой рыцарь, сдержать свою клятву и дать тебе свободу!». Эйемон свободен, зрители аплодируют, дорнийцы несгибаемо покоряются божьей воле, явившей чудо, король — герой, Шесть Королевств и Дорн превращаются в Семь Королевств. Ура?
Почти.
Потому что в один момент в красивой и продуманной политической акции, из которой уши умного Визериса торчат ничуть не меньше, чем особенности верующего Бейелора, что-то пошло не так. Среди проверенных змей оказалась парочка непроверенных. И Бейелор совершенно натурально падает на Эйемона. Именно срежиссированностью спектакля объясняется бездействие окружающих: никто не верит, что с Бейелором может что-либо случиться. И только Эйемон видит, что Бейелор не придуривается, а по-настоящему укушен змеей.
Надо сказать, что в наступившей суматохе выбранный в итоге образ действий оказался самым правильным. Стопроцентное алиби, что это не он подсунул ядовитую змею в кучу неядовитых, есть только у Эйемона. Поэтому Эйемон сгребает Бейелора в охапку и, не подпуская к нему никого другого, тащит его на себе на нейтральную полосу. В это время обе партии, дорнийская и гаванская, спешно в рамках продолжения святого похода изобретают посланца богов — септона с ослом для Бейелора и одеждой для Эйемона.
К счастью для политической акции и всех ее участников Бейелор выжил.
Дорн присоединился к остальным королевствам Вестероса без сгибания несгибаемых дорнийцев, а исключительно явлением чуда. Заключена помолвка между наследницей Дорна Марией Мартелл и двоюродным племянником Бейелора Дейероном. И это весьма интересно. Потому что Бейелор женат и у него вполне могли бы быть наследники, чье появление оттеснило бы внуков дорнийского принца от трона далеко и навсегда. Зачем же дорнийский принц согласился на двоюродного племянника, а не потребовал сына? И тут получает объяснение еще одно необъяснимое чудачество Бейелора. А именно: почему брак с прекрасной непокорной Дейеной был расторгнут, а сама Дейена и ее сестры были заточены в одной из башен Красного замка.
Бейелор настаивал на том, что его брак никогда не был консумирован, и это могло быть по различным причинам, вплоть до импотенции Бейелора или его бесплодия. Но это на самом деле совершенно не важно, потому что причина развода могла быть только одна. Как известно, умная женщина всегда найдет способ родить своему мужу наследника. А после заключения мира с Дорном Бейелору другой наследник, кроме Дейерона, не нужен. Не будем запрягать телегу перед лошадью и считать, что Бейелор отказался от личного мужского счастья отцовства из-за союза с Дорном. Скорее союз с Дорном был заключен именно на таких условиях в связи с невозможностью личного мужского счастья Бейелора. И чтобы непокорная жена не разрушила так тяжело доставшийся мир беременностью не от мужа, оформил развод. Вообще меры Бейелора оказались не просто оправданными, а крайне необходимыми. Дейена умудрилась забеременеть и в заключении, и оставайся она женой Бейелора, тот не смог бы доказать, что ребенок — не его (заметим в скобках, что этого не удалось его племяннику Эйегону IV Недостойному, подозревавшему, что королева Нейерис родила Дейерона от Эйемона, а не от него).
Поставим вопрос немного по-другому. Почему от Эйегона рожали его многочисленные фаворитки, ясно — попытка закрепиться если не возле Эйегона, то хотя бы при дворе. А почему от него родила Дейена? Ведь она при дворе и так по праву рождения, а матерей своих детей Эйегон бросал и раньше, продолжит бросать и в дальнейшем. Почему она не пила лунный чай? Почему она отказывалась назвать имя отца ребенка? Я предполагаю, что не в последнюю очередь для сохранения возможности представить его впоследствии сыном Бейелора. Однако Бейелор вскоре скончался, и с доказательством его отцовства не выгорело настолько, что мейстер в Путеводителе останавливается на притязаниях Дейены и сестер, но не ее сына.
Остается еще один вопрос: кто подсунул ядовитую змею в яму лорда Виля? Боюсь, что мне показать пальцем не на кого, разве что могу исключить невиновных посмотрев на последствия. Это не люди лорда Виля и не он сам, потому что свой замок он не потерял (Бейлон Сванн, везущий принцу Дорану голову Горы, охотился восемь дней у Вилей на Костяном Пути). Это не дорнийский принц, потому что пока Бейелор то ли умирал, то ли нет, «принц Визерис правил как королевский десница, поддерживая установленный Бейелором мир с Дорном», а принц, соответственно, поддерживал его со своей стороны и продолжил поддерживать позже. По этой же причине это не мог быть Визерис. Подождем, может быть Мартин подкинет еще информации, и этот вопрос найдет свой ответ, как нашел ответ вопрос о некоторых чудачествах Бейелора.
c_a_r_i_e
Любовь и змеи, или Балет «Баядерка» в творчестве Дж.Р.Р.Мартина
История прогулки Бейелора I босиком и некоторые аспекты неожиданного финала вояжа детально разобраны выше, аплодирую и соглашаюсь. Я, пожалуй, рискну только добавить немножко о том, какой дворник в данном случае убийца — то есть кто подложил под пятки героического путешественника пяток несцеженных гадюк.
Итак. Убивать Бейелора по политическим причинам, конечно, имеет смысл — тем, кто хочет сорвать намечающееся соглашение. Или нет? Поставим вопрос так: что бы изменила смерть Бейелора? Босоногий паломник, конечно, назначен знаменем союза двух высоких договаривающихся сторон и вообще на гребне волны. Но сама волна поднята вовсе не им, да и гребень Бейелором не исчерпывается. Таргариены и Дорн договариваются о фигурах танца, которые надо выполнить, чтобы и драконы были сыты, и дорнийцы горды. Танец слишком важен и слишком далеко зашел, чтобы прима-балерина, в конце своего финального соло поскользнувшаяся и даже угодившая в оркестровую яму, сорвала шоу. Скомкать — сколько угодно (хотя, если вспомнить степень осведомленности людей наивных, типа Сансы, ясно, что шоу в историю вошло без всяких комков). Но когда заинтересованные стороны заинтересованы по-настоящему, они и в случае смерти главного актера найдут как вывернуться договориться.
Что, собственно, и происходит после того, как голый Эйемон вытаскивает искусанного родича из змеиной ловушки, хватает какой-нибудь большой и острый на конце предмет и ясно дает понять окружающим, что к королю никого не подпустит. Ибо твердо знает, что он змей не подкидывал, а насчет остальных бабушка надвое сказала. После чего у этих самых остальных начинается активная работа, она же нормальный кромешный ад опытных людей, знающих, что своих в таких делах следует подозревать ничуть не меньше, чем находящихся по ту сторону. Одновременно с бурной следовательской деятельностью высокие договаривающиеся стороны валяются в ногах у Эйемона (разумеется, не ближе, чем позволяет длина большого и острого предмета) и слезно умоляют его взять что-нибудь тристапятьдесятмильоновраз проверенное обеими сторонами, начиная с какой-нибудь набедренной повязки прикрыть срам и кончая, как помним, ослом септона. Десница Визерис при этом неуклонно соблюдает договоренности в Гавани, а дорнийцы соответственно в Дорне. Все заканчивается вполне себе хорошо, а крыша у Бейелора, может, и так бы поехала, и даже репрессий в отношении партии войны с обеих сторон Мартин не отмечает.
Или их не было. Потому что за покушением стояли причины не политические, а личные, которые бывают сплошь и рядом даже у высоких договаривающихся.
Личная жизнь Бейелора, однако, заключается прежде всего в отсутствии личной жизни. Нет, я не сомневаюсь, что бывают святые мужского пола с, так сказать, сохранной половой функцией, которые героически себя преодолевают. Я только мягко замечу, что вряд ли кто-то разрешит будет разумно вести себя подобным образом королю. А если он так себя ведет, и окружение ему разрешает, значит, неспособность короля к личной жизни попросту грамотно используется на благо государства. Совершенно сознательно (и опять-таки очень грамотно) создается легенда о святом короле, славном многими подвигами, воздержание среди которых есть подвиг не последний. А еще король босиком через горы ходил к свирепым мусульманам заклятым врагам в Дорн! И боги его хранили, а дорнийцы, потрясенные личностью юного святого, даже массово обратились в правильную веру добровольно пошли под руку Таргариенов! И даже змеи его не… ой, извините, ошибочка вышла, но задумывалось, конечно, как еще один бриллиант в венце.
Отсутствие личной жизни у Бейелора — очень важный момент легенды, и есть у него две особенности. Во-первых, и это не подлежит обсуждению, король воздерживается не потому, что не может, а исключительно потому, что не хочет! И сестер-невест запер в башню лишь потому, что они суперсексуальные девушки, а он, нормальный мужчина, ужасно боялся поддаться своим основным инстинктам и как-нибудь ночью, аки новоявленный Геракл в тринадцатом подвиге, лишить девственности всех имеющихся поблизости девственниц. У Геракла, правда, дев было, сколько помнится, полсотни, но зато дракона — ни одного, так что мужество Бейелора всяко круче крутого.
Во-вторых, отсутствие личной жизни у короля определяет отсутствие у него наследников. А посему, если Бейелор взял курс на святость и ему это разрешили, наследовать после смерти Бейелора предстоит его дяде, он же десница. Либо, если молодой Бейелор переживет Визериса, который постарше, — детям Визериса. Прежде всего старшему сыну, будущему Эйегону Недостойному.
Так, но зачем Визерису (или, допустим, Эйегону, будущему Недостойному) убивать Бейелора? Если они все равно и так наследуют? Тем более зачем убивать именно в этот момент? Визерис, во всяком случае, вложил в договор с Дорном очень много сил. Бейелор в этом смысле верное и очень важное орудие Визериса.
С личной точки зрения ни у кого на тот момент и нет необходимости убивать Бейелора. Особенно таким, прямо скажем, странным образом. В путешествии, которое Бейелор совершает, масса возможностей убрать его куда проще и надежнее, уж не говоря о публичности и скандальности действа.
Да и вообще Бейелор, как помним, не умер. Гадюки — змеи, безусловно, ядовитые, и умереть от их укуса можно, но лишь в том случае, когда доза яда на килограмм укушенного достаточная.
А поэтому давайте посмотрим на обстоятельства отравления. Вот Бейелор в полной уверенности, что змеи ему вреда не причинят, идет через змеиную яму, получает свои укусы и свою пока что не летальную дозу. Естественно, ему плохеет. Во что не верят те, кто собрался вокруг и в курсе дела. Вот изображает-то, восхищаются они и даже развлекаются по этому поводу в духе «ставлю триста, что Бейелор не помрет!» — «дураков нет, а вот ставлю пятьсот, что Эйемон из клетки через яму прыгнет!»
И только Эйемон, втащивший Бейелора в клетку, понимает, что родич и правда схватил дозу, пусть и непонятно насколько летальную. А значит, змеи в яме не такие, как рассчитывали. При этом никто Эйемону, буде он начнет взывать к общественности, не поверит — во всяком случае, быстро. А между тем надо как-то Бейелора отсюда вытаскивать и откачивать.
Но Эйемон, между прочим, голый, а значит, защитить ноги от укусов змей нечем. Остается взваливать Бейелора на плечи и жертвовать собой (Бейелором, кстати, тоже), рванув через яму босиком. Не гарантия, что Эйемон дотащит короля, ибо тоже заплохеет, будучи укушен. Кстати, и защищать на том берегу бесчувственного Бейелора он уже не сможет (если не потеряет сознание по дороге и не свалится в объятья гадюк в королевской компании).
Ну или надо делать так, как кричит хозяин замка (может быть, это было не столько издевательство, сколько хороший совет?..). То есть прыгать.
И вот на этом месте у меня большой вопрос. А Бейелора ли вообще убирали? Поскольку, как мы помним, он остался жив. И вообще в яме он не один.
Там есть еще Эйемон.
И вот если вспомнить особенности личной жизни Эйемона, картинка складывается быстро, и получается совершенная «Баядерка», только немножко наоборот. Там две женщины, влюбленные в одного мужчину, здесь два брата, влюбленные в сестру, жену одного из них. Там бедняга Солор вынужден жениться на нелюбимой дочке раджи. Здесь бедная Нейерис должна стать сестрой-женой старшего брата-короля, ибо положение Таргариенов обязывает. А Никии и Эеймону остается рыдать на свадьбе на глазах у всего зрительного зала/Вестероса. Далее, впрочем, Мартин оказывается добрее Петипа. Эйемон не умирает, а остается при Нейерис и их общем сыне, официально сыне короля. А если кто-то недоволен тем, как все сложилось, может обратиться к Эйемону с претензиями. Рыцарь-Дракон всегда открыт для соответствующего диалога и вообще человек мирный, а что у него бронепоезд, то бишь Темная Сестра крутой девушки Висеньи, всегда на запасном пути, — так это проблема желающих пообщаться.
И все, враг не пройдет, и Эйегон тоже, сколь бы ни было ему не все равно. А что ему очень, очень не все равно, мы знаем хотя бы потому, что он ведет себя совершенно как Р. Баратеон в сходной ситуации, в пику жене делая веселое лицо и трахая все, что движется, но почему-то все толстея и толстея на нервной почве. И хотя в конечном счете Эйегон сумел-таки отомстить и брату, и сестре, вогнав в гроб сначала одного, а потом и другую, большого счастья ему это не принесло. А наследником у него так и остался Дейерон, которого Недостойный, скажем откровенно, страстно мечтал из наследников удалить. Но тут уж коса нашла на камень. Сначала были живы настоящие родители Дейерона, особенно Эйемон, который, как помним, был всегда открыт для диалога, брата не исключая. А потом Дейерон и сам был уже не маленький, и настоящие родители, рассуждая логически, сумели обеспечить ему поддержку тех, кто был Недостойным недоволен (не думаю, что таких набралось немного). И как ни пыжился король, доказать у него ничего не вышло, и слухи остались слухами. Так что все, что смог напоследок предпринять догнивающий Недостойный, чтобы отравить жизнь наследника-племянника, — это объявить всех своих бастардов законными детьми. И пусть Дейерон попрыгает.
Но если Эйегону было глубоко не все равно всю жизнь, вряд ли он спокойно относился к треугольнику в собственной семье в бурной молодости. Тем более что характер у него и тогда был вспыльчивый, а терпения наверняка еще меньше, чем в последующие годы.
Если все так и было (может, конечно, и не так, но на основании имеющихся данных пока сложить мозаику удается только в рамках данной версии), совершенно понятно, почему дальше вышло так, как вышло. На политику покушение на Бейелора/Эйемона особо не повлияло — кому было нужно, договорились и так. А вот в плане личной жизни — о да. До правды в Гавани, похоже, все-таки докопались, и тут я бездоказательно, но в рамках здравого смысла думаю прежде всего на десницу-Визериса. Которому и по должности положено, и Эйемон с Нейерис ему такие же дети, как Эйегон. Порядок в треугольнике был наведен жестко и надолго. Эйегон в интересах дела остался наследником, а потом стал королем, а также сохранил полную свободу личной жизни, то бишь приказывать вымыть и положить в постель все, что ему понравится, с дальнейшим зачатием любого количества бастардов. Но при этом он раз и навсегда молча соглашался с отношениями Нейерис и Эйемона. А также с тем, что их ребенок будет по-прежнему считаться сыном Эйегона и наследником.
В дальнейшем, особенно после смерти общего отца треугольника, Эйегон с одной стороны и Эеймон с Нейерис с другой стороны предпринимали определенные усилия: один — чтобы нарушить статус кво, а другие — чтобы, напротив, в интересах себя и сына его сохранить. Как всегда в таких случаях, однозначно выигравших не было. Эйегон все-таки убил чужими руками брата-соперника, а затем затащил в постель сестру-жену (вот это уж точно глубоко личная месть и абсолютное неравнодушие до конца) и заставил от себя забеременеть. Действительно ли Нейерис нельзя было рожать или ей помогли уйти на тот свет после родов, сказать сложно. Могло быть и так, и сяк. Но подходящего наследника Эйегон от этой грязной истории не получил. Так что Дейерон, надо думать, к тому времени неплохо обученный настоящими родителями, благополучно наследовал злому дяде недоброму папе. Получив, правда, напоследок букет узаконенных сводных братьев и сестричек. Впрочем, среди них, кроме врагов, оказались и друзья (тот же Бладрейвен), так что букет не был однозначно проблемным.
В общем, все закончилось куда интереснее, а главное — душевнее, лучше и добрее, чем в «Баядерке». Где Никия, как помним, погибла от укуса змеи и осталась исключительно тенью на вершинах Гималаев в третьем акте. А вот Эйемон выжил (да еще и Бейелора вытащил), счастливо (ну, насколько возможно на верхах) прожил с любимой женщиной еще много лет и хорошо воспитал вместе с нею любимого сына.
А вы говорите — кишки на соснах. Драйзеры, они ж просто душки. И вообще добрейшие люди, доброту которых, к сожалению, мало кто понимает.
Anna_y
Беременности королевы Нейерис
После выявления и рассмотрения треугольника среди детей Визериса II, попробуем посмотреть на их семейную жизнь с учетом окружающих обстоятельств.
Эта семейная жизнь началась в 153 году, когда пятнадцатилетняя Нейерис вышла замуж за своего восемнадцатилетнего брата Эйегона, будущего Недостойного, а семнадцатилетний Эйемон Рыцарь-Дракон надел белый плащ. В последний день 153 года у принцессы родился сын Дейерон, будущий Добрый, относительно которого Эйегон никогда не был уверен в своем отцовстве.
Однако у Эйегона и Нейерис была еще дочь Дейенерис, вышедшая замуж за Марона Мартелла, принца Дорна и младшего брата Марии. И нигде не проскакивает ни намека на то, что Эйегон сообщал, что дочь ему не дочь, ну хотя бы в контексте «король все чаще начал делать завуалированные намеки на незаконнорожденность своих детей». Но нет, намеки есть только про сына, про дочь ни слова. Попробуем разобраться, то ли девочки не в счет, то ли Эйегон насчет дочери в своем отцовстве не сомневался. Ну и попутно нарыть, что нароется.
Нейерис, несмотря на предупреждение великого мейстера Элфорда о том, что следующие роды могут ее убить, рожала перед смертью еще трижды: в 161 и 172 годах, а также через год после смерти Эйемона, произошедшей не раньше 178 года. В этом году Эйегон казнил свою фаворитку Бетани Бракен и ее любовника сира Терренса Тойна, чья смерть послужила причиной мести братьев Тойнов, в битве с которыми и погиб Эйемон. Неизвестно, однако, сразу ли братья Тойны отправились мстить или подождали сколько-то, но дата, раньше которой Эйемон погибнуть не мог, известна.
Если посмотреть на обстановку вокруг родов Нейерис, выясняется интереснейшая вещь: в двух случаях из трех Эйемон отцом не мог быть однозначно, а Эйегон — наоборот, во всех трех случаях мог.
Относительно последней, четвертой беременности Нейерис у Эйемона алиби абсолютно железное: Нейерис умерла родами годом позже гибели любимого брата, то есть забеременела месяца через три после его смерти.
Насчет второй беременности все тоже довольно однозначно. В 161 году в Дорне погиб Дейерон Юный Дракон, королем стал Бейелор Благословенный, первым же указом после коронации помиловавший дорнийских заложников и отправившийся пешком в Дорн, а Нейерис родила близнецов, умерших вскоре после рождения. Именно в связи с этими неудачными родами Бейелор едва не убил себя, постившись в течение месяца. Вероятнее всего постился он после возвращения из Дорна, поэтому пост и оказал такое серьезное воздействие на здоровье короля, ослабленное змеиным ядом. Впрочем, не важно, когда именно Нейерис рожала, а Бейелор постился: до и после похода в Дорн, поскольку Эйемон отсутствовал в Королевской Гавани еще со 160 года, когда он ушел подавлять мятеж вместе с Дейероном, а после находился в замке лорда Виля. На время его отсутствия и приходится вторая беременность Нейерис. Поскольку беременность с одного раза скорее исключение, чем правило, выходит, что Эйегон старательно выполнял супружеский долг как бы не половину времени отсутствия Эйемона.
Третьи же роды Нейерис, произошедшие в один день с родами Барбы Бракен, пришлись на год коронации Эйегона. Упоминание об одновременности родов позволяет довольно точно установить и время зачатия. Барба Бракен была компаньонкой заточенных в башне сестер Бейелора Благословенного. Принцессы были вновь допущены к мужскому обществу со смертью Бейелора и воцарением Визериса в 171 году. После собственного воцарения в 172 году Эйегон назначил отца Барбы десницей, а Барбу открыто взял себе в любовницы. Пока Нейерис рожала Дейенерис и мертвого мальчика, десница открыто говорил о скорой свадьбе своей дочери и короля. Здесь Эйемон вроде как рядом, однако отсутствует еще одна внешняя сила, определенно влиявшая на треугольник: умер Визерис.
Дело в том, что отношение Визериса к треугольнику его детей можно выяснить довольно точно. После вторых родов Нейерис в 161 году и вызволения из змеиной ямы то ли Эйемона Бейелором, то ли Бейелора Эйемоном, принц Эйегон отправлен в Браавос с дипломатической миссией. Мейстер в «Путеводителе» отмечает, что «это было сделано для того, чтобы избавить с трудом поправляющуюся после неудачных родов Нейерис от присутствия Эйегона». Нам не говорят прямо, что думал Визерис относительно связи Нейерис с Эйемоном, вряд ли одобрял, но вот сведение дочери в могилу путем родов (а роды хоть убили Нейерис далеко не сразу, все же каждый раз были очень тяжелыми и ставили роженицу на грань смерти) он не только не одобрял, но и неодобрение выразил ссылкой. Вспомним, что именно ссылку в Вольные Города устанавливает Мейекар в качестве наказания Эйериону Яркое Пламя по итогам событий «Межевого рыцаря». Так что все вполне традиционно и однозначно.
В Браавосе Эйегон отметился десятилетним романом с Беллегерой Отерис, Черной Жемчужиной Браавоса. Не буду утверждать, что все десять лет романа Эйегон провел в Браавосе хотя бы потому, что в 170 году у Дейены Непокорной родился Дейемон, будущий Черное Пламя, по мнению половины Вестероса истинный наследник Железного Трона. Если Эйегон и не являлся настоящим отцом Дейемона(кто ж эту Непокорную знает!), он должен был хотя бы иметь возможность им быть, то есть не только иметь с Дейеной секс (о чем никто кроме Дейены и Эйегона может и не знать), но и присутствовать в Королевской Гавани в соответствующий период (о чем уже вполне в курсе весь двор). Иначе восстание Черного Пламени захлебнулось бы на фразе «да вы что, какой он Эйегонович, Эйегон тогда в Браавосе безвылазно сидел и вернулся, когда Дейемон уже под стол ходить начал!».
Тем не менее ссылка Эйегона была и была довольно продолжительной. И видимо, Визерис оставался при своем мнении относительно Нейерис и Эйегона, поскольку Нейерис в следующий раз беременеет сразу после смерти отца, но не раньше. Так что вполне логично, что когда Визериса не стало, Эйегон папино мнение поимел вместе с женой.
Из перечисленного выходит, что как только появлялась такая возможность, совершенно не любящий и не желающий жену Эйегон бежал активно ее осеменять вплоть до беременности. Именно поэтому он и не выражал сомнений в том, что Дейенерис — его дочь, поскольку ничьей больше дочерью она быть не могла некогда Нейерис было спать с кем-то другим, все время Эйегон донимал.
Интересно, что при таком внимании к жене Эйегон в любимые любовницы выбирал не просто молодых, а прямо-таки девочек. Нельзя не отнестись с улыбкой к высказыванию о том, что Мелисса Блэквуд была более молода и красива, чем Барба Бракен. Ну-ну, «старой»-то Барбе ведь уже шестнадцать, песок сыплется. Конечно, и в наше время ближе к тридцати женщины уже «сморщенные» (© Павел Астахов), что уж говорить про средневековье. Да и любить молоденьких, а не стареньких вполне логично.
Нелогично другое. В год казни Терренса Тойна Нейерис исполнилось сорок лет, но Эйегон при всем разнообразии молодых любовниц упорно трахал немолодую жену.
Да и с внешностью любовниц любопытно. Барба Бракен получила отставку сразу после родов в пользу тощей Мелиссы Блеквуд. Видимо, Барба была полновата, поскольку зло обзывала преемницу плоской, как мальчишка, что послужило поводом Эйегону отобрать у Бракенов холмы Сиськи и подарить их Блеквудам — теперь у Мисси тоже появились сиськи, причем Барбины. То есть у Эйегон в любовницах были не просто малолетки, а субтильные малолетки, в типе жены. (Для серии портретов Романа Папсуева Мартин дал такое описание Нейерис: «Очень стройная девочка-женщина, даже меньше Дени, с большими фиолетовыми глазами и тонкой бледной полупрозрачной кожей. Она мало ела и была болезненно худой, почти истощенной»).
Можно еще предположить, что Эйегон до последнего хотел наследника своей крови, вот и заставлял Нейерис рожать, а сама Нейерис, Эйемон, папа Визерис и женщины хрупкого телосложения были ему до лампочки. Однако этот вариант не находит своего подтверждения: если бы Эйегон хотел законного сына, он после смерти Нейерис женился хотя бы на Серении из Лиса, особенно после того как она забеременела.
Так что приходится говорить не о любви Эйегона к молодым и красивым, не о желании получить правильного наследника вместо неправильного Дейерона, а об одержимости женой и упорных попытках ее поиметь как через регулярное ее осеменение, так и через секс с ее подобиями. Ужасающе несчастный человек был Эйегон, нельзя не признать. Хоть и сам в своих несчастьях виноватый.
c_a_r_i_e
Публикуется с разрешения авторов по заметкам от