«Джон Аррен как объект реконструкции» — это серия заметок преимущественно о времени восстании Роберта. Часть 11-19 посвящена в основном Лизе и Мизинцу. Дополнительно обсуждается тема калек (во всех смыслах) в ПЛИО.
В рубрике «Статьи и эссе» мы публикуем материалы, рассматривающие творчество Джорджа Мартина с разных точек зрения, вне зависимости от нашего совпадения с автором в оценке персонажей, наших предпочтений в выборе ракурса для обзора, умеренности в употреблении жаргонных и критических выражений. Мы ценим литературный стиль, тщательность анализа, умение выискивать новое, собирать по крупицам и обобщать информацию. Если вы не любитель эссе и желаете оставаться при своем мнении о персонажах и событиях «Песни Льда и Пламени», воздержитесь от чтения и не вопрошайте: «А зачем это здесь опубликовано?» Это здесь опубликовано, потому что мы посчитали это интересным широкому кругу поклонников творчества Мартина.

11. Хостер как типичный Талли

Что еще следует сказать о Хостере. Во-первых, дочерей он устраивает действительно очень, очень хорошо. Я бы даже осмелилась утверждать, что их положение в случае, если мятеж будет подавлен, куда более выгодно, чем положение самого Хостера. Его голова полетит вместе с головами трех женихов: бобыля и двух счастливых молодоженов. Дочерей даже Эйерис вряд ли тронет. Бабы, они и есть бабы, что с них взять. Причем при молодых женах вскоре могут возникнуть понятно откуда младенцы-наследники (в случае с Кейтилин так и происходит, в случае Лизы могло бы произойти). Поэтому, даже сделавшись вдовой, Кейтилин имеет неплохие шансы остаться во главе Великого Дома. (Равно как и Лиза.)

Во-вторых диаметрально противоположно во-первых. Обеспечив, так сказать, внешнее благополучие дочерей на все случаи жизни, включая прямое попадание метеорита, Хостер закладывает неслабую мину под благополучие внутреннее — то есть возможность счастья дочек с мужьями. В случае с Лизой мина с двойным зарядом.

Чтобы понять, в чем мина, заряд и фишка, начнем издалека. У Хостера отчетливо прослеживается та же логика отношения к окружающим, что и у Кейтилин: есть свои, есть остальные. Нет, естественно, свои есть у каждого, но круг своих для Талли как-то уж очень свойский. Для Неда в своих и Джон, и Теон, и весь Винтерфелл, и вообще там любви без конца и без краю. Для Кейтилин свои — прежде всего детки. Точка. За них она готова на многое, и не всегда разумно. Горло, пожалуй, не перегрызет (капельки в кофеек и швыряния с верхотуры — это все-таки к Лизе), но в столицу искать выгодного брака для деточки отправит железной рукой.

Если смотреть с этой точки зрения на Хостера, то для него дочки — четко свои. А вот их мужья уже в комплект не входят. (Воспитанник, между прочим, тоже не входит.) И вмешивается в судьбу не-своих Хостер с характерной для Талли безжалостной бесцеремонностью.

Ирония Мартина и судьбы здесь в том, что свои в финале получают от Талли немногим слабее, чем чужие. В качестве примера возьмите хотя бы Сансу. Поглядите прицельно, что с ней сделало воспитание заботливой, внимательной мамы. А потом сравните с откровенно чужим и ужасно, ужасно неприятным для Кейтилин Джоном. Он влияние мачехи вполне пережил, я бы даже сказала — творчески переработал, и давно занимается другими, куда более важными и взрослыми вопросами. А Санса все платит и платит за дрессуру своей персональной макаренки, бедолажка.

12. Брак старшей дочери Хостера Талли

Оба молодых жениха идут к венцу не по своей воле, а потому, что куплены (и отлично это знают). Политика политикой, но не чувствовать себя, мнэ, не совсем комфортно они просто не могут. А если говорить о Неде, сразу маячит поблизости призрак Эшары.

Причем, не забудем, возможно, призрак беременный.

Если Нед был влюблен (а он, судя по прозрачным намекам в тексте, был) и надеялся на счастливый брак (а он, похоже, надеялся — постель для таких ответственных автоматически подразумевает женитьбу и счастливый путь вместе по жизни), уже больно. Вместо любимой Нед женится на незнакомке, да еще и невесте погибшего брата. Неда и через пятнадцать лет в счастливой семейной жизни преследуют комплексы вроде «я занимаю место Брандона, причем бездарно, а вот он бы, в отличие от меня, ни на что не годного, не сплоховал». Утверждение весьма сомнительное, у Брандона были свои (немалые) недостатки, но сейчас речь не об этом. Если Нед комплексует через столько лет, с каким ужасом он ждал реакции Кейтилин на замену идеального брата собою глубоко несовершенным?

Если Нед что-то Эшаре обещал, ситуация из тяжелой превращается в ужасную — вспомним, как ответственно относится Нед к своим обещаниям. Если Эшара беременна, ужас оборачивается кромешным кошмаром — с учетом того, как относится Нед к детям. А уж если это его дети… Хочется верить, что ужас до кошмара не дошел, и беременная Эшара в гневе-отчаяньи не дала деру за море, прикинувшись мертвой, чтобы побольнее уязвить бывшую любовь не убила себя вместе с ребенком назло начальнику вокзала. Потому что тогда странно, как Нед не вернулся с войны полупомешанный и седой от горя. Но уверенности нет, ибо лорд Мартин, он человек добрый, сами понимаете.

Однако, сколько бы ни мучил любимого героя автор, Эддард Старк — такой монолит, что и Мартин фиг свернет. Сколько бы Неда ни рвали на части ответственность и заветные желания души (причем весьма скромные на фоне амбиций других персонажей — дом, дети, любовь… удивительно простые и чистые желания…), он всегда выберет, как должно. И ни разу себе не солжет: да, ценой себя и своего супружества он покупает мечи Талли. На сем точка. Абзац. Другой долг. Кейтилин не виновата, что Неда вынудили на ней жениться. Но даже если бы и была, долг Неда быть ей хорошим мужем, работать вместе над устроением дома, воспитанием прекрасных детей, созданием дружбы, крепкой семьи и — где-то по дороге — взаимной любви.

Эшара или не Эшара, а выполнит Эддард Старк все по пунктам.

Разумеется, это сильно облегчает Кейтилин жизнь. Не один Нед чувствует себя униженным обстоятельствами брака. Кейтилин, сколь бы она ни была умна и как бы твердо ни намеревалась следовать долгу, чувствует себя униженной тем, что мужа ей купили практически шантажом. Вот она, первая мина, заложенная нежным папочкой в браки дочек. Политика политикой, но люди и чувства имеют.

Тем более что в прошлом Кейтилин был влюбленный и романтический Петир Бейлиш. У него и формы выражения любви самые романтические и даже песенные — то есть такие, которые нравятся девушкам. Я бы пошла дальше и предположила, что именно такие формы любви у Петира наличествовали именно потому, что именно их предпочитала любимая. Что может быть романтичнее, чем воплотить в жизнь песни и мечты своей единственной?

Тогда первые месяцы (скорее годы) брака выдались для Кейтилин непростыми. Романтическая любовь из ее жизни напрочь исчезла, причем, заметим в скобках, при активном участии самой леди Старк, безжалостно выдавившей из себя по капле девичьи сложные настроения. Зато остался брак. Но где же взять такие песни, чтобы не о любви и о судьбе, а о браке, семье, психологической притирке друг к другу и детях со всеми их детскими заморочками?

Но долг для Кейтилин выше песен. Последовательно и с потрясающей целенаправленностью она готовится к тому, чтобы отдать свои ленты, девственность и тонкие чувства не просто незнакомцу, но двум незнакомцам по очереди. Причем очень разным людям, пусть даже оба и Старки. К тому же, как помним, лошадь заменили практически на переправе, она же свадьба. Перестраиваться Кейтилин пришлось в очень резвом темпе. Пожалуй, у девушки есть основания гордиться своим умением следовать намеченному курсу.

Особенно требуется леди Старк умение следовать долгу, когда с югов возвращается Нед с дитем под мышкой. Ради этого, значит, Кейтилин поставила крест на Романтике и Песнях, отправилась жить только что не в чуме среди диких обезьянсеверян, с первой попытки родила сына-наследника, занималась исключительно им и хозяйством, думала только разрешенные себе мысли, каждую ночь ставила свечку на окно, чтобы супругу было легче разыскать дорожку в Винтерфелл, — а он, оказывается, вот чем занимался на своих фронтах. Если это просто в свободное время, и то обидно. Но если это была Песенная Романтика и незатухающая любовь к Эшаре, выходит так гадко, что хоть садись в богороще у пруда и вой волком. По Петиру, Песенной Романтике и просто от тоски.

Но вместо того, чтобы впасть в грандиозную депрессию и упиваться своими страданиями, как наверняка сделала бы Лиза, Кейтилин твердо стоит на земле и намерена там оставаться. Чему очень помогает Нед. Да, было. Точка, абзац. Теперь есть другое. Человек он хороший, муж безупречно верный и умеющий беречь жену, отец изумительный. Да и в постели у лорда и леди Старк полный порядок. Все это очень недурно снимает комплексы и обиды. Конечно, не за один день, но — снимает.

Нед — скала, на которой была построена моя жизнь, думает позже Кейтилин. О да. И Нед — это скала, на которой строить жизнь хорошо.

Былая любовь и возможный продукт оной, правда, регулярно работают занозой в боку Кейтилин. Собственно, при каждом взгляде на Джона. Но тут уж она сама во многом виновата, начиная с отношения к Джону. Кто ей мешал продвинуться духовно и прийти к не очень сложному выводу, что не следует делить мир на СВОИХ и прочих? И не приведи боги этим прочим близко подойти к тем земным благам, что предназначены только для СВОИХ. Кейтилин готова на все ради детей — так ведь и Джон тоже, если уж так-то. Ходила бы дама в богорощу почаще, что ли. Чем настраивать Сансу против сводного брата, открыла бы широко зажмуренные глаза и посмотрела ими, а не папиными предубеждениями, какой хороший мальчик Джон и как он нежно любит сводных братьев-сестер. Ну не может быть единственным случай, когда он ради них отказывается от своего щенка-лютоволка. Такие вещи формируются и проявляются в течение многих лет.

А что до Неда, то он, конечно, как истинный Козерог многие мужчины, считает, что говорить жене «я тебя люблю» — занятие странное, неуместное, почти неприличное. Да и зачем? И так все в порядке в жизни, семье, хозяйстве, постели и прочих важных, в отличие от слов, вещах. И потом, Нед железно честный человек, если любви в первое время не было, так он и не говорил. А когда она появилась, вроде как сама собой разумеется, и все, кому надо, про нее знают. Ну и см. начало абзаца. (Тут я бы еще вспомнила знаменитую астрологическую байку о Козероге, которого жена в день золотой свадьбы попрекнула, что он за столько лет ни разу не говорил ей о своей любви. Ты неправа, дорогая, ответил он, я тебе это говорил в тот день, когда мы поженились.)

Впрочем, у каждого свои недостатки. И если содержание претензий Кейтилин не только в том, что Нед ставит своего бастарда на один уровень с законными детьми (а я все-таки думаю, что не только, Кейтилин все же не Хостер и не Лиза), если жену действительно много лет волнует заноза в боку насчет бывшей-где-то-когда-то-и-возможно-немеркнущей-любви-к-Эшаре-или-не-Эшаре, опять же в чем вопрос? Пару-тройку лет обдумываешь вопрос и копишь энергию, а также формулировки, потом сажаешь объект претензий (прошу заметить, правильный объект, то бишь Неда, а не Джона) напротив, открываешь рот и предъявляешь претензии. Очень полезное это занятие в семейной жизни — иногда, но крайне четко обозначить свою точку зрения по какому-нибудь вопросу. Нед, он ведь, как большинство мужчин, не понимает, что претензии есть, пока они не предъявлены. Раз тишина — значит, порядок.

Не вопрос, можно и тихо. Крушить пол-Винтерфелла и прижимать к земле чардрева богорощи не обязательно. Но за пятнадцать лет брака разок основательно, хотя и без лишних децибел, поговорить по душам следовало бы.

13. Брак младшей дочери Хостера Талли

Если сравнить стартовые позиции сестер у алтаря, Лиза явно в более выгодном положении, за исключением разве пресловутого запаха изо рта жениха (и еще одного момента, он же второй заряд мины, о котором чуть позже). Начнем с преимущества территориального, далеко не главного, но приятно ведь, когда климат помягче, к дому поближе. Из Долины Аррен путь до Риверрана короче, чем из Винтерфелла, и погода много приятнее. Горы высокие, зато прикрывают от холодных ветров. К сибирским морозам и странным аборигенам с их неокультуренными богорощами Лизе привыкать не приходится. А уж когда Аррен переезжает работать на постоянную должность в Гавань, все делается и вовсе южно, тепло, фруктово и столично.

И работа у мужа Лизы отменная — почитай, Хостерова младшенькая выходит во вторые леди Вестероса. Это вам не баран чихнул.

И побочных детей у Аррена не имеется, в отличие от Неда.

И сам Аррен, судя по анамнезу, человек неконфликтный, терпеливый, даже, пожалуй, мягкий, способный любить и беречь, — и еще он, судя по счастливым годам с мальчишками, не стесняется это демонстрировать.

Свои преимущества Лиза сливает в унитаз превращает в полную противоположность столь торжественно и методично, что неизбежен вопрос: способна ли дама вообще быть чем-нибудь довольной при выбранном образе действий. Зачем ей близость к дому, если она сгрузила всю ответственность за памятное чаепитие на папу и подчеркнуто порвала отношения? Далее, в Гнезде, конечно, можно спрятаться в высоком терему и вволю порыдать над неудавшейся судьбинушкой. Но рыдать рано или поздно становится скучно, а развлечь себя Лиза толком не умеет. Кто же ей до момента вдовства разрешит динамить женихов и казнить посредством Лунного Окна? А иных развлечений (кроме несчастного Робина, о котором чуть позже) Лиза, судя по тексту, придумать себе не в состоянии.

Впрочем, в Гавани бедной женщине стопудово еще хуже, чем в Гнезде. Жена политика — это не только привилегия, это работа. Мысленно представим себе мадам Аррен в роли супруги второго лица империи. Зрелище — как отражение ослика Иа в пруду: жалкое / душераздирающее. Рано или поздно (скорее, конечно, рано, а я так лично думаю, что немедленно) Лиза начнет истерически вопить и слезно депрессовать , ибо совершенно не соответствует занимаемой должности. И даже такая, ээ, не склонная к анализу натура, как младшая дочка Хостера, не может не понимать своего несоответствия столице. Не верю, что она станет работать над собою и своим имиджем. Вот в то, что прибегнет к привычному способу — закатывать истерики и жалеть себя, — о, в это верится без напряга.

Поставим вопрос максимально общо: а есть ли в Вестеросе место, где Лиза нашла бы покой, гармонию, реализовалась как личность? Без коренного пересмотра дамой жизненных установок и, простите за грубость, самовоспитания — вряд ли. Ей что ни дай, всегда будет не то. Родной дом плох, потому что напоминает об одной большой глупости и подлости, которую уже ничем не исправишь в нем к Лизе отнеслись с ужасающей черствостью. А остальные местности плохи ну хотя бы потому, что не родной дом.

Вечное недовольство всем и всеми и ужасная жалость к себе по этому поводу — вот что отравит Лизе любое место, где она будет находиться. Ибо главные проблемы мадам Аррен не в ее окружении, а в ее голове. А смена климата — что ж, человек существо, способное адаптироваться. Вон Кейтилин, тоже Талли, привыкла же к Винтерфеллу. И ничего, счастлива.

В подобном ключе, на мой взгляд, следует рассматривать и остальные брачные несчастности Лизы. Очень нужно бедной маленькой застенчивой депрессанточке, чтобы ее муж был вторым (на самом деле, конечно, почти первым) лицом в государстве? Да нисколько. Я бы даже сказала, что характер деятельности мужа в Гавани должен раздражать мадам не меньше, чем сама Гавань. Толку-то, что муж десница, зачем он так много работает, а не бегает вокруг жены, разбираясь с ее настроениями? Правда, если бы он бегал, раздражал бы тем, что бегает, не давая от себя передохнуть. То же самое, думается мне, насчет интима. Лезет целоваться — фу, плохо пахнет. А не лезет — бедная, обиженная, забытая, брошенная бесчувственным мужем ради работы Лиза.

От супружеского интима органично перейдем к сложному вопросу детей. Как ни парадоксально, наличие побочного ребенка могло бы сильно облегчить Аррену жизнь. А так он, его возраст и его семя вечно виноваты в том, что у Лизы не получается удачно родить. Интересно, сколько времени Лиза его этим скоблила, пока он не напомнил ей, что она и сама не без греха.

Отсутствие детей — это, конечно, тяжело. Зациклившихся, как Лиза, на вопросе и вовсе может довести до сдвигов в психике. Что так вышло — жаль, и дурочку жалко тоже. Но если посмотреть на то, как безумная мамаша, наконец заполучившая дите, его воспитывает, делается как-то неуютно, и жалко больше мальчика, чем мамашу. А еще возникает смутное подозрение, что дети Лизе нужны прежде всего для себя. Самоотверженная мама слабенькому ребенку вроде Робина очень нужна, но где тут самоотверженность? То, что делает мадам с Робином, есть безобразие, страшно вредное прежде всего для мальчика. Сколь бы слаб, болен, увечен и сир мозгом ни был человек, он не станет счастливым, если закутывать его в вату, предотвращать малейшее дуновение, усугублять его слабость и превращать в перманентного младенца. Вот ты попробуй научить его быть человеком, как-то развиваться, как-то приспособиться к жизни. Что-то уметь. Быть полезным. Гордиться тем, чего достиг. Вообще не консервировать в формалине, а растить . Да, это, бесспорно, требует отказа от собственного спокойствия, больших трудов и вообще куда напряжнее, чем идти по пути Лизы. Но самоотверженность и заключается в том, чтобы отвергнуть себя и жить для того, кого любишь. Твои интересы, извините, должны решительно отойти на второй план.

За Лизой ничего подобного не замечено. То, что она делает, это для ее, а не Робинова, спокойствия. Это ей, а не Робину, должно быть хорошо. А что ребенок превращается в урода — дело десятое, все списывается на хрупкость ребеночка. Главное, чтобы самой было максимально комфортно.

Воля ваша, в подобном отношении к ребенку есть что-то от отношения к предмету. Печально, но любви здесь немного, а вот эгоизм Ниагарой. Бедный, бедный Робин.

Вообще кому в третьем браке лорда Аррена так отчаянно нужен ребенок? Кейтилин считает, что Джону Аррену. Но Кейтилин со своей колокольни много чего считает. Например, что Аррена купили обещанием нарожать ему наследников (весьма сомнительный пункт). Далее преданная по гроб жизни СВОИМ Кейтилин не без патетики сокрушается, что бедной сестренке не хватало в браке тепла. Между прочим, это критерий того, насколько можно доверять суждениям (не наблюдениям, там все довольно точно) Кейтилин. Нельзя создать тепло вокруг человека, который никогда сам не создает тепла ни вокруг себя, ни вокруг кого-либо еще. Черную дыру не обогреешь. Чего третьей леди Аррен сильно не хватало, так это ремня, на мой глубоко нетонконервенный взгляд. Но об этом чуть позже.

Вспомним, что, пожелай Джон Аррен наследников собственной крови, он бы давным-давно что-то предпринял по этому поводу. И зачем ему на старости лет вдруг так резко понадобился ребенок? Чтобы было кому передать Гнездо? Арренов в Долине немало, преемник найдется. Да и так ли важны для лорда Джона Гнездо и проблемы тамошнего наследования? Особенно если вспомнить, что он столько лет бессменно правит совсем не Гнездом, но всем Вестеросом, на троне которого к тому же сидит его старшенький.

Конечно, все там будем, и лорд Джон, глубокий старик по меркам Вестероса, должен отлично понимать, что он смертен. И даже что внезапно смертен. Но его, как политика и реалиста (а также практически отца правящего короля), должно куда больше тревожить, что станет после его смерти со страной в общем и с дурачком на троне старшеньким в частности. Ибо Роберт к правлению, скажем так, особых способностей не выказывает. А еще больший и совсем уж нехороший вопрос — кто наследует самому Роберту… но о нем было много сказано, не стану повторяться.

До Гнезда ли тут.

Но допустим, что Аррену хочется наследника так сильно, что он женится на дурочке после аборта и потом много лет заваливает ее в постель, беспрестанно обсеменяя и заставляя мучиться то от выкидышей, то от неудачных родов. Почему, когда мало-мальски жизнеспособный наследник наконец рождается, десница не отнимает дитенка у психически нездоровой матери и не занимается лично долгожданным, единственным и подаренным свыше сыном? Не потому ли, что лорду Джону, человеку немолодому, усталому и занятому, домашний покой и комфорт всю дорогу куда важнее, чем наследник собственной крови? Если Лиза хочет рожать — хорошо, попробуем зачать ребенка. Если Лиза хочет заниматься ребенком — пусть занимается, только бы было дома более-менее спокойно.

Это не Аррен, это Лиза истерически требует от судьбы детей! детей! почему, почему не выходят дети?? Детей ей, невинной! Ради этого она согласна перманентно быть изнасилованной стариком со всеми его старческими противностями и очень себя за это жалеть. А вообще кто кого насилует, большой вопрос. Стойкость лорда Аррена, человека немолодого, вызывает умиление: весь день тащит на себе Вестерос, Совет и лично Роберта, а потом дома, вместо того чтобы расслабиться и решать спокойно кроссворды в кресле у камина, героически занимается сексом с рыдающей от нетерпения женой.

Не лорд Джон, но именно Лиза снова и снова пытается зачать, родить и получить свой пирог от судьбы. В непрерывной череде беременностей угадывается ее, а не его истерический темперамент. Скорее всего, мадам еще и сцены закатывает милорду, требуя у него ребенка, как раньше требовала у отца (и после очередной неудачи обвинения в адрес виновного, его возраста и его семени сыплются градом — пополам со слезами горохом). Еще раз попробуем от обратного: могла бы Лиза не беременеть и не рожать, если бы ребенка не хотела? Да сколько угодно. Как бы ни была непроходимо тупа Лиза, состав известного напитка она помнит назубок — хоть во сне, хоть в пьяной истерике. Что, тяжело составить и глотнуть? Но нет — Лиза раз за разом укладывает на себя мужа со зловонным дыханием, чувствуя себя при этом донельзя благородной страдалицей.

Что там сотни раз изнасилованная Рейегаром Лианна. Вот где настоящее надругательство над телом и личностью, причем если прикинуть временной промежуток, счет изнасилованиям идет как раз на сотни. Бедный, бедный Аррен.

Жить с такими людьми, как Лиза, — это, конечно, оййййййй. Человеческое, а особенно мужское, терпение далеко не безгранично. Если угодить все равно невозможно, стоит ли стараться? Аррен может довольно долго быть терпеливым как ангел, тем более что ему, похоже, действительно жаль незадачливую жену. Не исключено, что он относится к ней не только как к жене, а еще и в некотором смысле как дочери. Или скорее внучке. В общем, похоже на то, как он относился к воспитанникам: с позиций отца, а скорее деда.

Но мальчишки отвечали ему на любовь любовью — и давали счастье. Лиза не умеет любить никого, кроме себя. В браке с Арреном за ней не замечено ни единого движения пожертвовать собою ради кого-то из семьи (то, что регулярно делает в Винтерфелле Кейтилин). И никого, включая себя любимую, она не в состоянии сделать счастливым. Тепла, значит, Лизе не хватало. А тем, кто живет с Лизой, хоть чего-нибудь положительного хватает, если рассматривать Лизу объективно, а не как СВОЮ?

Даже дедушки не могут до бесконечности терпеть таких деточек. И Аррен при всей своей неконфликтности до бесконечности терпеть не будет.

Но прежде чем разобрать способы, которыми лорд Аррен облегчает свою жизнь нелегкую поруганную, посмотрим на проблему с другой стороны (ибо, как известно из канона, все зависит от того, откуда смотреть). Бедная Лиза, конечно, дама неприятная в очень многих, если не во всех, отношениях. Но не бывает у Мартина (как в жизни) абсолютно плохих людей, которые к тому же абсолютно во всем виноваты сами. Может быть, не только Лиза ответственна за то, что ее с Джоном Арреном брак дошел в точном смысле слова до смертоубийства?

 

14. «Здоровым можешь ты не быть, но человеком быть обязан!» (из воображаемой памятки лорда Мартина для своих героев)

Безусловно, Лиза — дама крайне неприятная почти во всех мыслимых отношениях. Но у нее имеется мощное смягчающее обстоятельство.

Дело в том, что она больна.

Мартин чрезвычайно смело вводит в сагу психически нездоровых людей: совсем не как фон, пример, периферический эффект или клинический случай. Психически больные у него активно действуют и двигают сюжет. Что они при этом заготавливают главным образом какие-то особенно извращенные и даже с оттенком нечеловеческого дровишки, вполне понятно — больные-то совершенно определенного рода.

Есть, впрочем, у Мартина и больные не на голову. А также калеки, убогие разного рода и прочие не самые гармоничные цветы жизни. Ко всем этим персонажам Мартин относится точно так же, как к персонажам здоровым, то есть без малейших слюней. Вот здесь еще как-то, а вот тут совсем непростительно и более того — чревато. А вот по совокупности и то, чем чревато: получите и распишитесь полной чашей за дела ваши (причем для полного плезиру — вашими же делами). Я уж который год отслеживаю процесс с восхищенным ужасом, вспоминая фразу, брошенную кем-то из английских литературных людей: Джейн Остен создает персонажа только для того, чтобы тут же откусить ему голову. Определенно литературные люди не читали Мартина. Он заставляет героев откусывать себе головы самостоятельно и зачастую в несколько приемов.

Но вообще-то мне весьма по душе, когда никакой фальшивой политкорректности и шумных требований равенства людям с ограниченными возможностями. Не потому, что люди с ограниченными возможностями не заслуживают равных прав — наоборот. Но, как бы это сказать, люди вообще по определению не являются равными, так что проблема куда глубже, чем устроить ненапряжную жизнь калеке, дураку и убогому. Напрягаться в меру данных Свыше сил — это как раз очень полезно. А иначе как калеке, дураку и убогому, равно как всем остальным, попробовать быть людьми?

Важно дать всем стать людьми. Важно помочь всем стать людьми. Тот, кто препятствует этому, и есть настоящий урод, калека, больной на голову и очень, очень убогий человек. Будь это явно маловменяемая Лиза, уродующая Робина, или вроде нормальная внешне Серсея, калечащая Джоффри, или Тайвин, пытающийся калечить Тириона.

Кстати про Тириона. Карлик. Уродец. Человек с ограниченными возможностями. И знает это. И нахлебался за это от всех окружающих по самое не могу. Один только Джейме совершенно правильно относится к Тириону: как к человеку, брату и мужчине. А остальное — кто же спорит-то. Если не замечать, что Тирион — карлик, он карликом быть не перестанет (как он и сам многократно говорит). Но Джейме это почему-то не мешает тихо и ненавязчиво помогать человеку, брату и мужчине учиться справляться со своей проблемой. Что Джейме при подведении итогов, несомненно, зачтется.

Плюс огромный молодец сам Тирион, который работает над собой безжалостно и непрерывно, — и посмотрите, какой замечательный человек, брат и мужчина из Тириона вышел. Настоящий гигант в саге — это именно Тирион, а не какой-нибудь Григор Клиган.

Правда, у большинства убогих (для краткости позволю себе обобщить данным словом богатейший спектр недостаточно полноценных в чем-либо героев Мартина) в саге дела обстоят куда хуже. Возьмем того же Гору, прекраснейший и очень реалистичный портрет олигофрена, который Мартин рисует без сентиментов, скидок, тонких нервов, пустой брезгливости и малейшего потакания. От Сандора мы знаем, что мальчик был ненормальным с детства. Есть в Григоре что-то хорошее? Может, и есть. Человеческое точно есть, ибо у всех героев Мартина присутствует по определению. Совершенно другой вопрос — что мальчика упустили родители. То ли сами не блистали интеллектом, то ли было перед соседями страшно неудобно признать, что наследник дебил. Есть такие люди, которые идут на любые жертвы, но до последнего скрывают сумасшедшего в семье, даже если он опасен (опасен хоть для окружающих, хоть для семьи). И не лечить, как можно, психушка — это СТЫДНО!!!! Лучше ли от этого родителям Григора? Мартин ясно намекнул, чем для них закончилось. Про Сандора вообще молчу. Лучше ли от того, кем стал Григор, ему самому? Ой, сильно сомневаюсь. Ему же надо изображать умного руководителя. Никогда не видели, как реагируют дебилы, когда осознают, что недостаточно умны для ситуации, и через стадию отчаяния впадают в гнев? Очень рекомендую посмотреть с этой стороны на, казалось бы, необъяснимо зверские деяния Григора, ставшего Горой.

Или откровенный садист Рамси Болтон — тоже психически больной. В этом случае, между прочим, прослеживается определенная наследственность, ибо папа Болтон имеет явные проблемы на ту же тему. Но Русе, в отличие от собственного бастарда, умеет держать себя в руках. То ли он умнее и лучше осознает, где следует свои элементы безумия прикрутить. То ли его вовремя научили. Но со своими тараканами Русе по большей части справляется. Одни пиявки чего стоят.

Лиза Талли-Аррен — из категории больных, и это надо четко понимать. Депрессия — тоже болезнь, даже если случай однократный. А уж когда кто-то, как Лиза, из депрессий не вылезает годами, да еще в анамнезе прослеживается парочка маньячных периодов, это уже диагноз.

Бесспорно, Лиза (впрочем, как Рамси и Григор) не прилагает особых усилий, чтобы нормализоваться, социализироваться и вообще попробовать быть человеком. В отличие от Тириона, упорно гребущего против течения едва ли не в одиночку, они не сильно стараются. Но все же следует признать: окружение внесло свою долю участия (а точнее, неучастия) в то, что Лиза (опять же как Рамси и Григор) дошла до жизни такой.

Небольшая радость иметь дочь глупую и депрессивную, к тому же с началом полового созревания впавшую в, эээ, недостаточно сбалансированное сексуальное возбуждение. Но дочь же, не кошка приблудная. Если любишь ребенка, хотя бы попытайся научить его справляться с проблемами. Хостер подходит к вопросу от обратного: если у моего ребенка есть проблемы, надо найти людей, которые устроили бы бедной проблемной деточке жизнь приятную, сладкую и уютную. В случае Лизы — удобный брак, где бы муж терпел, жалел, щадил, обглаживал, тратил на капризы большие деньги и прочая и прочая. А саму деточку ни-ни напрягать, она и так страдалица невинная.

Что-то очень похожее, помнится, у Серсеи по отношению к Джоффри. Хотя там (видимо, потому, что мальчик, а не девочка) еще многое от позиции родителей Григора: Ничего Такого Плохого Наш Мальчик-Гордость-Наследник Совершить Не Может По Определению!!

Печально. Особенно для тех, кто позже попал под горячую руку что обиженному сложностями жизни дебилу Григору, что дитяте инцеста Джоффри. Лиза по сравнению с этими двумя еще невинный ягненок. Впрочем, на бытовом уровне ужиться с нею, может быть, даже и сложнее, чем с упомянутой парочкой.

Так, но если в Вестеросе из психотропных препаратов, похоже, только маковое молочко, что делать с депрессанткой? А всякие разумные вещи, которые делались еще, как говаривал тов.Бендер, до эпохи исторического материализма. Присматривать. Учить не пугаться своих состояний. Учиться эти состояния как-то разумно преодолевать. Маньячная стадия с приливом энергии — затеять большую работу, причем обязательно с физической нагрузкой. Если есть склонность к какой-нибудь художественной деятельности, очень недурно было бы научить в это вкладываться. Начнутся месячные и появится интерес к сексу — присматривать втройне и опять же учить спокойно и разумно относиться к вспышкам неразумия. В идеале можно даже позволить их разряжать (но это в культуре Вестероса сложно, не Летние острова — а жаль). И очень, очень важный момент — постоянная физическая нагрузка на свежем воздухе. Mens sana in corpore sano, что в данном случае можно перевести как «когда тело как следует утомится, мозгу станет некогда отвлекаться на тонкие чуйствия».

Но даже если лорд Талли таких вещей не понимает, а жена немногим от него отличается (возможно, сама страдает депрессиями?), а мейстер в Риверране то ли тормоз, то ли профессионально некомпетентен, — все равно Хостер совершает в отношении Лизы огромную ошибку. Прикинем с позиций здравого смысла: нужен ли депрессивной застенчивой девочке без особого ума брак с высоким лордом? Или она будет счастливее с другом детства, где ничего экстраординарного от нее жизнь не потребует? Может быть, следовало все-таки выключить спесь и включить мозги поставить внутреннее перед внешним, а счастье дочери перед жаждой словить высокую честь для дома Талли?

Лиза не самый умный персонаж саги, кто бы спорил. Но ведь инстинктивно находит же она для себя едва ли не лучший вариант будущего. Разумеется, Петир не вечная ее любовь на всю жизнь, как бы она ни шумела по этому поводу. Интерес Лизы к Бейлишу в девичестве проистекает из сексуальных желаний, подогреваемых болезнью, ну, конечно, и тем фактом, что Петир без ума от старшей сестры. Интерес мадам Аррен к Мизинцу в зрелом возрасте проистекает из того, что, во-первых, это приятно — быть объектом безнадежной платонической любви хоть кого-нибудь (и немного отвлекает от неаппетитных женских дел); а во-вторых, это так возвышенно — всю жизнь любить, из-за этого ужасно, ужасно страдать и верить в то, что когда-нибудь, когда-нибудь. Не только Кейтилин, знаете ли, любит, когда Песенно и Романтишно.

Однако хотя грандиозной любви нет, интерес однозначно имеется. И брак мог бы выйти довольно благополучный (сейчас про Лизу, о Мизинце еще поговорим). Ребенок уже в животе, родится — может быть, успокоит мать. А если нет , ей хоть будет чем заняться. Не возникнет безнадежного порочного круга, когда чем больше она жаждет дите, тем выше (из-за нервенных накруток) риск не выносить, а при невынашивании тем больше жажда следующего раза, и т.д.

Богатство и положение, равно как происхождение мужа, — что они, по большому счету, значат для Лизы? Имея папу из Великой Семерки, в бараке она жить по-всякому не будет. В остальном мы видели, что значит для Лизы богатство, положение и чистейшая кровь мужа, Мартин все показал крайне наглядно. Таким, как Лиза, куда комфортнее быть не женой премьер-министра под объективами журналистов, а мамочкой в небольшой сельской усадьбе. Не бедной усадьбе, конечно, но и не слишком большой — чтобы управлением не очень напрягаться.

Увы, Хостер ведет себя с дочерью точно так же, как позже она поведет себя с Робином: делает то, что нужно для спокойствия ему, а не то, что нужно для счастья ей. Дочка держит Робина в формалине, чтобы не напрягаться, хотя ему бы куда полезнее было хоть как-то расти и развиваться. А папа устраивает для младшенькой бедняжки брак, нужный лорду Хостеру, а вовсе не Лизе Талли.

Чтобы девица поменьше возникала, ее кормят обещаниями: дескать, все будет распрекрасно и шоколадно. Так что Лиза в своих претензиях к папе тоже, в общем, не полностью неправа.

Напоследок о том, что получил лорд Хостер от взлелеянного им дубль-брака. Да, породнился с двумя главами Великих Домов, и что? Дочь любимая старшая разумная отбыла куда-то на север Канады и бывает в гостях нечасто, только что письма пишет. А дочь любимая младшая неразумная и вовсе потеряна с концами. Так что остается Хостеру сцепить зубы и бесконечными одинокими вечерами повторять себе, что он зато тесть лорда Старка и лорда Аррена, а дочки его первые леди в Винтерфелле и Гнезде. Большое утешение. Не забудем, что брат в Риверран не показывается, а неуправляемый сын куролесит по округе, и надавить на него Хостер то ли не может, то ли — после всего, что было, — попросту боится. Чудесная старость вышла у лорда Хостера, комфортная и уютная.

Впрочем, нельзя сказать, что не заслужил. Я даже добавлю, что в поведении Лизы по отношению к отцу есть определенная справедливость. По его вине она потеряла ребенка. Пусть теперь он узнает, каково это — своего ребенка потерять. Потому что больно, да.

Ну вот, теперь можно наконец вспомнить, что это не все, и у Лизы есть еще один повод сильно досадовать на папу. Ибо Хостер, как помним, не поскупился и в неслабую мину, заложенную под ее благополучную жизнь с мужем, добавил дополнительный заряд динамита.

15. «Обращайся с другими людьми так, как ты хотел бы, чтобы я обращался с тобой!» (из воображаемой памятки лорда Мартина для своих героев)

Защищаться от Лизы, конечно, надо, иначе не выживешь. Но защищаться от больных людей вообще-то следует иначе, чем от здоровых. Не будем отвлекаться на тех больных, которых надо бояться, это все-таки исключения. Вот у нас конкретный Аррен, вполне здоровый человек, и вот у нас конкретная Лиза, человек безусловно больной. Со всех точек зрения позиция Аррена — это положение сильного по отношению к слабому. Строго говоря, он может оградить себя от жены очень разными способами, включая летальные. Применение последних, разумеется, требует некоторой осторожности, но, в общем, и только. От резких телодвижений Аррена удерживает главным образом собственная совесть. Ведь кто Лизу защитит? Друзей у нее нет. Кейтилин и Нед далеко, на Севере. Дядя человек хороший и вроде не равнодушный к племяннице, но он в столице, как помним, не живет. В Риверране тоже глухо. Эдмар Вездесующий занят понятно чем. Папа Хостер, конечно, мог бы. Но позволит ли психическая Лиза себя защищать папе после того, как она решительно отрезала себя от родного каравая, устроив громкий развод, раздел имущества, забирание игрушек и размежевание горшков? Нет, если ее хорошенько напугать покушением на жизнь, то, может, она про папу вспомнит. Но кто ж из опытных неглупых мужей, собирающихся убить жену, сначала идиотку предупредит и лишь потом примет меры? Как говаривал шварцевский Дракон, когда начну — не скажу, настоящая война всегда начинается неожиданно.

Однако Аррен — не Вонючка Болтон, за ним не числится не то что садизма, но даже особых смертоубийств. Вряд ли стоит ждать с этой стороны покушений на жизнь Лизы. Хостер на момент выдачи дочек замуж успел пожить, слегка поумнел и уговоры брал не из воздуха: если знать анамнез, понятно, что лорд Джон будет о жене заботиться.

Если некуда прятать труп совесть есть, надо делать для самозащиты что-нибудь еще. Сдать в Молчаливые Сестры — это, во-первых, опять же как-то совестно, а во-вторых, Лиза, точно как Серсея, имеет папу, который такого не потерпит при любом отношении дочки к нему. Потому что, вы же понимаете, родовая честь. Можно попробовать полумеры. Терпеть — щадить — баловать — давать деньги на капризы — утешать — выносить истерики — пытаться сделать ребенка. Видимо, до поры до времени Аррен так себя и ведет. Само по себе все это ничуть не плохо, но для достижения душевного равновесия у депрессантов Лизиного типа совершенно бесполезно. Ни малейших следов физической работы, которую Лизу заставляют выполнять на свежем воздухе (я бы, памятуя счастливые дни Скарлетт, предложила хлопковое поле — ну или какой-нибудь его вестеросский аналог), и вообще оздоровления души депрессивной дурочки. Политика та же, что в родном доме. Видимо, мейстер Аррена не более мудр в житейском смысле, чем мейстер Хостера.

Естественно, состояние Лизы при таком подходе с каждым годом ухудшается, особенно если вспомнить проблемы с детьми. Когда-нибудь к Лизе придется приставить кого-нибудь, кто сможет ее успокаивать. Психотерапевта, гипнотизера, старца Распутина и прочих пестунов тревожно-депрессивных голов в эпоху до вмешательства фармакотерапии в обмен серотонина.

И Аррен действительно предпринимает соответствующие меры.

Именуются меры Мизинцем.

16. «Наш жизненный путь усеян обломками того, чем мы начинали быть и чем мы могли бы сделаться» (А.Бергсон)

Все мы, как известно, родом из детства. Некоторые так в нем и остаются — по степени социализации, пониманию реальности и в прочих плохих смыслах (в хороших тоже, но много реже). Даже такой прожженный мерзавец политик, как Мизинец, когда-то был тинейджером со всеми вытекающими этого нелегкого периода жизни . Интересно, что свои юные годы он так и не пережил по-настоящему, хранит в них что-то сильно больное и регулярно демонстрирует свое сходство с нормальным человеком, как только воспомянет о безвозвратно ушедшей младости.

Хотя бы поэтому предыстория Мизинца интересна.

Впрочем, герои Мартина вообще являются пред очи читателя каждый с развернутым анамнезом болезни неслабой историей ума холодных заблуждений и сердца горестных замет. Кроме разве совсем детишек, умы и сердца которых заблуждаются и горюют прямо на наших глазах.

Итак. Откуда дровишки, то бишь Петир, мы знаем. Нечто мелкое, полунищее и вообще несерьезное на самом захудалом пальчике Перстов (почему, собственно, и Мизинец). Я, с вашего позволения, опущу историю о прадеде-наемнике из Браавоса. Хотя на телосложение и практичность Петира браавосские корни, пожалуй, повлияли. Но пращуры пращурами, а папа Петира, согласно меланхолическому заключению импортных мартинознатцев, «was the smallest of small lords of a few rocky acres on the smallest of the Fingers». Собсна, этим все сказано.

Правда, тогда непонятно, как Петир попал в Риверран. Что такое воспитанники и как они оказываются в домах Великой Семерки, Мартин показывает нам довольно ясно. Для чего-то эти воспитанники бывают великим нужны. Аррен и его любимые мальчики — один вариант. Теон, взятый Недом в Винтерфелл после военного разгрома Теонова бати, — другой. То есть воспитанников берут или для души, или из политических соображений (причем одно вовсе не исключает другое). Но если рассматривать конкретного мальчика Петира, попавшего в дом конкретного лорда Талли, не работают оба варианта.

Импортные мартинознатцы еще до меня задумались над вопросом, как Петир попал в Риверран. И спросили Самого. В ответ Сам с обманчивой готовностью сообщил, что, дескать, Петиров папаня задружил с лордом Хостером еще в Войне Девятигрошовых Королей, что потом и использовал, чтобы пристроить пацанчика в приличное место. (Дословно: «In response to the why was LF fostered at Riverrun when he was a insignificant lord question: GRRM said that Petyr’s father and Hoster met up during the War of the Ninepenny Kings and became friends. Apparently that was a time when a lot of people from all over the realm forged friendships. LF’s dad later «cashed in» on the friendship to get LF fostered at Riverrun».)

Вроде как это третий вариант, в принципе вполне возможный, почему нет. Но на самом деле с чисто практической точки зрения он мало что объясняет. Мартин, он как обычно: что спросили, точно на то и ответил, и ни словечка больше. Что Мизинец попал в Риверран на старых связях папеньки — это логичное, убедительное и исчерпывающее объяснение. Как и почему он в Риверране удержался, да еще практически на равных со СВОИМИ детьми лорда Хостера, — это уже военной дружбой высокого лорда с мелким землевладельцем с Перстов не объяснишь. Мало ли всяких оруженосцев бегает в цитаделях Высокой Семерки. Что ж, каждого пускать к дочкам поиграть?

Вообще история Мизинца — это из области, тщательно проработанной Стендалем. Жюльен Сорель и иже с им. Как выбиться из грязи в приличное общество, ведя себя так, чтобы быть приятным сильным мира сего. Даже любовные проблемы у Жюльена и Петира, в общем, схожи. Но об этом чуть ниже. Ибо вначале Петир, точно как герой Стендаля, попав волею благоприятного случая в приличный дом, пытается честно угождать покровителям, соблюдая незримый договор. Роковое воздействие дочерей Евы проявляется несколько позже.

Каковы обязанности Петира в Риверране? Мальчиком для битья он, к счастью, не является, Талли для этого слишком интеллектуальные граждане. Петир скорее компаньон и товарищ по играм. А также до некоторой степени (у разных детей Талли по-разному) забава и игрушка. Если говорить грубо, в роли Петира есть что-то от домашнего любимца. Пушистика взяли в дом, потому что ласковый, преданный, покорно дает себя мучить и развлекает детишек. Поскольку Петир до поры безупречно выдерживает свою роль, он остается в Риверране. А если что, выбросить кошку из дома недолго.

Через несколько лет, как мы помним, так и случится.

Обстоятельства, доведшие Петира до изгнания из Риверрана, достойны отдельного анализа. То есть канву, я надеюсь, все помнят. Играл-целовался Петир с девочками Талли — и доигрался, а также доцеловался. В одну девочку, которая его не любила, мальчик влюбился, другая девочка, которую он не любил, влюбилась в него. Коллизия довольно тривиальная и тысячу раз отработанная в литературе. Но, кажется, никто до сих пор не занимался детальным разбором того, почему в этой любовной фигуре (вероятно, ее следует именовать треугольником и признать, что именно такой вариант треугольника наиболее несчастливый) случилось то, что случилось.

То есть что до Кейтилин, то здесь достаточно ясно — не о том она мечтает и не того заслуживает. Муж должен быть выше ее, чтобы она смогла сложить верность к его ногам с чувством глубокой удовлетворенности. А дальше многому у него научиться. Мизинец ей не подходит, ибо как личность не крупнее Кейтилин. Он мельче, и, возможно, даже сильно мельче.

Про Лизу уже говорено-разобрано — она, конечно, любит себя куда больше Мизинца, да и в Мизинце ее привлекает, скажем так, не совсем Мизинец. Что эта бестолковая юница знает о Петире Бейлише как человеке? Да ничего. Что тогда, что после. Вот что он ей подходит и она может удачно прожить с ним жизнь — это Лиза видит / ощущает / ставьте любой глагол с оттенком инстинктивного, только насчет разумных вариантов типа «понимает» или «соображает» у меня большие сомнения. Впрочем, как раз там, где дело касается Мизинца, Лиза менее эгоистична, чем обычно. Не думаю, что она совсем уж не осознает своей убогости маленькой эмоциональной проблемы. Хостер хочет для младшенькой такого брака, чтобы нежный, но богатый муж заботился-лелеял-держал в вате. То бишь чтобы давал без счета. Лиза не против, но, пожалуй, предпочла бы такой брак, чтобы в ответ смогла сама что-то давать. Мизинец берет странноватую жену? Ну так зато Лиза как дочь одного из Семерки приносит нищему парнишке без связей богатство, положение, стартовую площадку для реализации недюжинных Петировых финансовых талантов и прочее. И, знаете, Лизу за подобное стремление вполне можно уважать. Пусть она несколько слишком тащится от своего невыносимого благородства в этой ситуации, но все-таки. Как помним, и в постель к Мизинцу Лиза побежала не просто так, а утешать его, навеки несчастного, должным образом не полюбленного Кейтилин.

Да, Мизинец как человек мелковат и не для Кейтилин, но для Лизы вполне подходит. В том числе как объект для благотворительности и как средство для совершенствования. Научись Лиза заботиться о Петире как муже — глядишь, ее история закончилась бы куда более благополучно, уж не говоря о том, что достойно и прилично.

И, наконец, Мизинец не какой-нибудь гордый и много о себе думающий. Он воспитан в скромности, а посему послушно, с благодарностью примет то, что Лиза ему щедро дарит. Поскольку знает свое место.

Впрочем, только до поры.

17. «Пора пришла, она влюбилась. Так в землю падшее зерно Весны огнем оживлено » (А.Пушкин)

Насколько мне известно, вопрос «почему Петир влюбился именно в Кейтилин?» как таковой никогда не ставился. По умолчанию принимается, что не в Лизу же бедняге влюбляться.

Оно, конечно, так, но, строго говоря, влюбляться Петира никто не заставляет. В его стендалевско-жюльенсорелевской ситуации главное — выбиться в люди путем налаживания контактов с сильными мира сего.

Правда, Петир прокалывается ровнехонько на том же месте, что и Жюльен. Шерше ля фам. А что поделать. Младое бурление гормонов и романтизм.

С первого взгляда сочетание «романтизм» и Мизинец кажется каким-то неправильным. А между тем, если присмотреться к происходящему, история любви юного Петира очень романтична. Не только потому, что любовь. В полном согласии с канонами романтизма младой герой бунтует против действительности. И, пожалуй, местами в его поведении действительно проглядывают черты героизма.

Ну, почти. Героизм — вещь сложная. Кому что. Дени вон регулярно совершает вещи, которые иначе как подвигами не назовешь, но при этом нисколько не чувствует себя героиней, даже входя в пламя погребального костра Дрого. Масштаб, разумеется, иной, чем у людей типа Петира Бейлиша. Если они предпочли чувства и вообще высокое житейскому благополучию, оно же обыденное, и вообще поступили как положено по совести, то они уже в своих глазах едва ли не экипаж «Стерегущего» в полном составе.

Но, безусловно, для человека с жизненной задачей «пробиться наверх любой ценой, сколько бы ни пришлось угождать!» нужно определенное мужество, чтобы поставить благополучие всей жизни под удар ради чего-то вовсе не вещественного и совсем не денежного, и уж точно абсолютно не карьерного.

Что делает Мизинец, по его собственному позднейшему признанию? Он пытается жить как в песнях. Именно здесь ключ к пониманию всей этой довольно грустной истории.

Юный Петир влюбляется в Кейтилин, а не Лизу, потому что Кейтилин девушка возвышенная, романтичная и, сколько дано Талли, духовная. В отличие от сестры и особенно брата, устремления коих находятся, скажем мягко, преимущественно в сфере приземленного и плотского. Лиза хочет удобно устроиться в жизни. (А Эдмар удобно устроился, пока на него не нашлась бензопила, но об Эдмаре как-нибудь после.) Кейтилин же хочет принести всю себя на алтарь долга, как бы тяжко это ни было, и, воля ваша, о таких, как Кейтилин, поют, а о таких, как Лиза с Эдмаром, нет. Ну разве что совершенно определенного рода песни, в которых романтики ни следа, зато цинизма хоть отбавляй, а также много жаргону.

Атмосфера песен в семье Талли вообще сложилась как-то вокруг Кейтилин. С ее уходом из семьи уходят и песни. В частной жизни мадам Аррен места возвышенному тоже не находится. Как бы она ни пыталась изобразить высокоэ и песенноэ чуйство к незабвенному Петиру, выглядит оно… я бы сказала, что скорее комически, чем трагически, но оно и комически не очень выглядит, уж очень безвкусно. Ближе будут термины «пародия» и даже «фарс».

А Кейтилин ничего так, сохраняет верность идеалам молодости вообще и даже песням в частности. Несмотря на все ее недостатки (иногда, как помним, чреватые нехорошим). Следует признать, что с женой Неду в общем повезло. Не то чтобы Кейтилин была равна мужу, но кто ж ему, алмазу, равен-то в Вестеросе. Особенно среди младых дев-кандидаток в супруги. Самый приличный вариант из всех возможных мужику и достался, в утешение тяжкой молодости.

Петир, конечно, влюблен не только в Кейтилин, но и в свои младые чистые романтичные годы, когда еще все казалось возможным. Но не только поэтому за столько лет отношение к любимой у него не изменилось и чувства не погасли. Кейтилин выдержала испытание временем.

Впрочем, сама по себе влюбленность к числу подвигов не относится. Ну, влюбился. Ну, сохнет. У несчастных юнцов дело житейское. Потом с горя, что девушка не любит, упился в драбадан. Тоже бывает. И что в чаду горя пополам с алкогольным отравлением не смог отказать настойчивой девице, жаждущей, чтобы ее лишили девственности, далеко не героизм. А вот дальше…

Восстановим цепочку событий. Петир просыпается после ночи наслаждений, думая, что лишил Кейтилин девственности. То есть, конечно, он не такой уж виноватый, ибо она, безусловно, сама пришла, но все-таки. Такая девушка, как Кейтилин, любит, раз пришла. Это не какая-нибудь Лиза, готовая утолить свои желанья, как только они зашкалят, чтобы не пришлось себя бедную насиловать воздержанием.

А если Кейтилин любит, к Иным все карьерные стремления и внушенное с детства «стелись перед сильными, сынок, и пробейся в люди». Петир решительно зачеркивает все, чему его учили. Он будет жить по песням, которые так нравятся любимой. По логике событий, он должен начать кидать взгляды на Кейтилин, пытаясь понять, почему она держится так, словно ничего не случилось. (А она наверняка ведет себя именно так, потому что, как помним, с ее точки зрения не случилось абсолютно ничего.) Далее логически следует предположить. что влюбленный романтик включает мыслительный (это случается даже с очень влюбленными, когда что-то решительно не так). К какому выводу романтик неизбежно должен прийти? Что Кейтилин любит его не менее крепко, чем он ее, но быть с ним не может по не зависящим от нее обстоятельствам. Любовь подарила, а теперь обязана исполнить долг.

Что остается Петиру? Предложить бежать? Не смешно. Попытаться объясниться? Так она же делает вид, что не понимает намеков. И вообще, волю любимой девушки следует уважать.

И тогда он вызывает Брандона Старка на дуэль, и воля ваша, но это — Поступок.

Начнем с того, что у Петира нет шансов не просто выиграть поединок, он вряд ли в живых-то останется. Брандон, воспитанный в Винтерфелле, имеет крепкую боевую и военную подготовку (вспомним хотя бы воспитание Джона и Робба поколением позже) и по складу характера щадить соперников не склонен. Проще говоря, мальчика Петира он разделает как Бог черепаху и не испытает ни малейших сожалений. Порубил, пошел жениться. Кейтилин, как реалистка, тоже хорошо понимает ситуацию, потому и просит жениха о большом одолжении, фактически спасая другу детства жизнь. Петир тоже вполне разумен, и сколь бы он ни был погружен в свою страсть, вряд ли мозги у него затуманились настолько, что он надеется на победу.

Нет, это из разряда «иду на смерть, но умру, встав с колен».

Но допустим, что Брандон от поединка откажется. Или Петир победит (нет-нет, это только гипотетическое предположение). Или что несчастный юнец каким-то образом в поединке выживет (как, собственно, и случилось). Чем это чревато? Крушением всех надежд, и не только любовных. Полным крахом всех карьерных мечтаний. В лучшем случае юному Бейлишу светит потеря покровительства, разрыв отношений и отправка в родные нищие пенаты. (Что опять-таки и случается.)

Петир совершенно сознательно жертвует жизнью, будущностью и в общем всем, что у него есть, ради даже не того, чтобы быть с Кейтилин — на это надежды нет, разве что случится ну очень чудесное чудо. Нет, он жертвует всем, чтобы быть достойным Кейтилин.

Если это не бунт, то я даже не знаю, что бунтом назвать.

Правда, как мы помним, у данного мятежа конец печальный. Так что, помимо прочего, неплохо бы задаться вопросом, почему Мартин Петира не только не вознаградил, но вовсе наоборот.

18. «В полдневный жар в долине Дагестана С свинцом в груди лежал недвижим я» (М.Ю.Лермонтов)

После не состоявшегося по настоятельным просьбам трудящихся избиения младенцев Мизинец некоторое время валяется в постели, уже не пьяный, но довольно больной.

Кейтилин, как помним, к нему не ходит. За что Мизинец и Лиза в некоторой обиде и претензии. Причем, что любопытно, претензии Лизы куда более жгучие, а обиды — немеркнущие. Петир, конечно, горюет, что любимая к нему даже не заглядывает. И даже, я полагаю, временами ужасно зол и кроет идеал последними словами. Он ради нее!.. а она в ответ?.. нет в жизни щастья, а все несчастья от глупых баб.

Но, с другой стороны, истинно влюбленный всегда в состоянии наврать чего-нибудь себе оправдать объект любви. ОНА подарила незабываемую (пусть и смутную ввиду алкогольного опьянения) ночь и как-никак спасла жизнь. На что Петиру, правда, жизнь без НЕЕ? Но, видимо, раз ОНА его спасла, значит, хочет, чтобы он жил. А что не приходит — так это потому, что не хочет усугублять гнев отца и жениха на него, любимого, а также боится взрыва собственных чувств и невозможности ввиду чувств покориться долгу. Или, возможно, ОНА тем самым дает знак, что все кончено, остались только вечная память о Ночи и Спасении Жизни? В общем, всякая курья-мурья, обычная для младых романтегов, то бишь людей очень юных, очень влюбленных и безнадежно сохнущих по объекту. В финале Мизинец через много лет на Кейтилин за тот давний неприход зла не держит.

Другое дело Лиза. Раз Петир бился за Кейтилин и теперь страдает, сестра должна была прийти! И утешить! Сначала, понимаешь, обнадежит по самое не могу, даже ночь проведет (спорим, что в черепной коробке бедной Лизы по этому вопросу наблюдалась некоторая досадная и не совпадающая с реальностью неразбериха?..), а потом шасть в кусты. И вообще замуж твердо собралась не за того. Нищасненький Петир, брошенный злой блондинкой (к тому же старшей сестрой, элемент соперничества, а то и зависти у Лизы по отношению к Кейтилин явно присутствует). Как к нему не снизойти в виде утешающего ангела.

Чем именно утешал Петира ангел, особенно любопытно. Вспомним, как характеризует начало своей сексуальной жизни Лиза: «сладкая боль». Больно (что неизбежно). Но сладко (а вот это уже интересно). Отвлечемся от любовных романов, где что ни первый раз, то оргазм, а то и серия, и обратимся к реальности. Нет, я верю, верю, что современная девушка, особенно с умеющим партнером, может в первый раз и. Особенно не от самого коитуса, а от правильного предварения. Но какие, к Иным, могут быть умения по части предварительных ласк у воспитанного в приличном доме мальчика в темное по части секса европейское средневековье? Даже если, допустим, Эдмар Петиру кой-чего рассказал и даже стаскал пару-тройку раз в бордель по соседству. Шлюхи, как известно, заняты удовлетворением клиентов, а не тем, чтобы обучить этих клиентов, как удовлетворить работниц постельного фронта.

Тем более в Ту Самую Ночь Петир вдрызг пьян, что исключает секс-как-в-женских-романах по определению.

Тем не менее Лиза с первого раза свою сладость получила. А это скорее всего значит, что, кгхм, позывы низа в тот момент руководили ею примерно как у самцов в период весеннего гона. Как ни кинь, а это уже болезнь и вполне определенный диагноз.

Впрочем, Лиза все-таки больна не так глубоко, как, допустим, Рамси. К тому же она — девушка, к тому же — романтичная. Правда, по-своему, но тут уж кто как. Секс с Петиром = любовь к Петиру. Возможно, не сразу, потому что данных о том, каквешается на Петира ведет себя Лиза в промежуток между Той Самой Ночью и типапоединком, у нас нет. Либо промежуток небольшой, либо сладкая боль на время успокоила Лизины низы, а верха у нее интенсивной работой не отличаются. Скорее и то, и другое.

После типопоединка картина меняется. Петир лежит весь в ранах и страданиях, и Лиза его частенько навещает. Причем, как помним, выглядит томно-нежно-мягко-женственно-и вообще.

А теперь сопоставим это с известным в определенных кругах Гавани утверждением Мизинца, что он лишил девственности обеих дочек лорда Хостера.

А еще можно вспомнить, что через некоторое время беременная Лиза врывается к папе с планом поженить ее и Петира, чтобы их общий ребеночек не остался бастардом. Вот если вообразить реальную жизнь, а не любовные романы, можно себе представить, чтобы Лиза с такой уверенностью рискнула объявить отцом своего ребенка Петира, ни разу не нырнув к нему под одеяло? В принципе можно было бы, будь Лиза хоть чуток поумнее. Но ее айкью и ее диагноз Мартин прописывает с убийственной точностью.

Так что выходит не шибко романтическая, но очень жизненная картинка: рассерженная на сестру Лиза утешает расстроенного сестрой Петира совершенно традиционным женским способом, а Петир, который весь ихьбинбольной и потерявший в жизни все, что было нажито непосильным трудом, от ее утешений не отказывается. При этом Лиза стопудово уверяет младого утешаемого, что до него была абсолютно девственна и невинна (и ведь чистую правду говорит). Но Мизинец как-то не уверен до конца, что тогда, что через много лет. Что у Кейтилин он первый, он сказануть любит, а вот что у Лизы первый, тут, наверное, имеются некоторые сомнения. И вообще Петир, когда доходит до Лизы, куда менее легковерен, чем когда дело касается Кейтилин. Вероятно, думает нечто вроде «как будто так, но. И потом, при Лизиных болезненных черепушке и темпераменте так ли уж ей было важно, с кем?».

Если он так думает, то прав лишь отчасти. Лиза по-своему к Петиру очень привязана и даже имеет неплохой шанс в союзе с ним стать нормальным человеком.

Обычно считается, что люди благородные совершают благородные поступки, и напротив, люди плохие склонны и поступать нехорошо. Оно в общем так, но не только. И вообще по-всякому. Жизнь — штука настолько нелинейная, что в ней существует еще и обратная зависимость между человеком и поступком. Благородное деяние облагораживает. В то время как свинячье — освинячивает. Дал бы Хостер Лизе заботиться о Петире (потому что именно заботиться о ком-то, кто слабее ее, она — если в целом — хочет, и именно здесь способна самореализоваться и повзрослеть). И потекла бы вся история дома Талли (а также финансов Гавани) другим путем.

В этой истории особенно печально то, что старый опытный папа, вроде твердый реалист, оказывается по всем параметрам неправ. А правы, наоборот, молодые, романтичные и, казалось бы, неразумные. Хостер со своим здравым смыслом и стремлением урвать побольше для своих по большей части отвратителен. А главное — глуп. Отчаянные переживания, сложности, планы, надежды и поступки Кейтилин, а главное — Петира и Лизы, много, много более симпатичны — и неожиданно правильны, если посмотреть на ситуацию глобально.

Ничем хорошим эта история не может кончиться вовсе не потому, что молодые романтичны и неразумны. Как мы помним, Лиза со своим планом спасти Петира, вывести в люди и заодно стать нормальной женщиной, сдается нажиму папы-который-знает-лучше и пьет лунный чай. И это — конец всем ее надеждам. Больше случая самореализоваться, повзрослеть и стать человеком, а не дешевой истеричкой, ей дано не будет. Петир же еще раньше предает свой высокий порыв к житию по любви и совести (и заодно, кстати, чувство к Кейтилин), ибо сдается искушению поразвлечься с уступчивой и готовой на все младшей сестричкой, раз уж старшая раз и навсегда обломила. Потом он станет цепляться за ушедшие мечты и потерянные иллюзии молодости куда более последовательно и даже фанатично, чем Лиза, но толку-то? Как говорится, в одну воду нельзя войти дважды. Будущий Мизинец и будущая третья леди Аррен осмелились совершить большой грех в мире Мартина (и нашем тоже, но это совсем отдельный разговор): засомневаться в своих правильных и высоких порывах и от них отказаться.

Понятно, почему за свой бунт и свой небольшой, но реальный подвиг Петир не только не вознагражден, но еще неслабо получает по ушам. Не за что награждать-то. Ситуация совершенно аналогичная той, какая у Джейме и Сандора Клигана: я весь такой герой, но при этом непонятый и опозоренный злым миром. А посему мне можно дальше погрязнуть в лени, трахая сестру / рубить детей, если начальство велело / пробиваться наверх и делать карьеру любыми способами, уничтожая кого угодно и как угодно.

Не, ребята, делать все вышеперечисленное, конечно, вы можете, у Мартина свобода воли рулит, но что вы при этом ждете от него и богов какого-то вознаграждения — это уже перебор с, как говаривал Кастанеда, чувством собственной значимости. Ничего вам мир не обязан за ваши стррррашные страдания и героические подвиги, потому что сами, своими руками, все похерили. Встали в позу? Вот вся награда у вас будет — нахождение в данной позе. Получайте от этого удовольствие, как сможете, ибо другого вам дадено не будет.

Ай хорош Мартин, зараза.

19. «Папа лучше знает! » (известное выражение, нередко являющееся последним доводом многих родителей)

Вернемся к семейным перипетиям лорда Аррена и еще раз припомним: когда его жена с ее прошлым становится совсем уж непереносима, кто появляется неподалеку от семейной пары десницы? Правильно, Мизинец. Если кто-то верит, что Лиза могла сама, своей волей вызвать друга детства в столицу, представить властному супругу и заставить последнего дать первый толчок Мизинцевой карьере, пусть верит. Мало ли кто во что верит. Лиза вон тоже верит, что это она заставила мужа взять своего бывшего любовника ко двору и вообще устроила на первую должность. И Мизинца она всегда любила, только его одного. А ее сына коварно убили некие «они». В общем, «я верю в честность президента, в заботу банков о клиентах, и в неподкупных постовых, а также в фей и домовых». Мы достаточно знаем о Лизе и Аррене, чтобы понять, у кого в этом браке мозги и выдержка и кто может по-умному обыграть спутника жизни. Аррен станет уступать истеричке, чтобы она утихла, но лишь до определенного уровня. Присутствие бывшего любовника жены в Гавани, к тому же на хорошей должности, желаниями Лизы объясняться не может. А вот тем, что Мизинец в Гавани Аррену чем-то выгоден…

Причем выгода должна быть значительной. Ибо на этом месте реалисты должны вспомнить, что Петир Бейлиш для Аррена — не просто друг детства его жены. Он — первый любовник его жены, сделавший ей ребенка. И Аррен об этом осведомлен чрезвычайно хорошо.

Здесь надо наконец подвести черту и определиться с дубль-порцией динамита, заложенного Хостером под брак младшей дочки. Кто рассказал Аррену о том, что Лиза, блин, порченый товар? Кандидатура одна — заботливый папочка. Дочка у меня, значит, убогонькая, ее жалеть надо, заботиться, а недавно трахнулась с одним парнем только что не из прислуги, забеременела, но вы не извольте беспокоиться, это ненадолго, вытравим! И вы получите нашу дурочку-раскрасавицу всю фертильную, с пустым нутром и к рождению вам наследничков зело готовую. А вы в ответ присматривайте за нашим сокровищем как следует, сдувайте пылинки, вытирайте слезки и прочее-аналогичное, а то поссоритесь лично со мною, идеальным папашей.

Тьфу. Как ни относись к Лизе, а Хостер выходит редкостным скотом. Причем назидательно напыщенным и считающим, что он на свете самый умный и проницательный.

Поговорив с Арреном и выложив ему в весьма грязном свете все подробности романа Лизы (в котором, между прочим, как во всяком искреннем чувстве молодой девушки, было немало романтики и даже благородства), нежный папаня переходит к беседе с дочкой. Мне вообще-то кажется, что Лиза позже порвала навсегда с Хостером не столько из-за лунного чая и его последствий, сколько вот из-за этого эпизода. Ты, говорит любящий лорд Талли, благодари богов, что такой хороший жених и знатный лорд с деньгами и положением, как Джон Аррен, соглашается тебя, дуру, взять после твоих блядств и вообще ты должна ему ноги мыть и воду пить.

Нормально, да? Очень укрепляет как чувства, так и взаимное уважение будущих супругов. Хороший такой задел на будущее. Муж, который взял жену, не заслуживающую доверия, и жена, которая знает, что муж знает о ее глупостях, и всегда будет чувствовать себя глубоко униженной. Тем более что когда-нибудь истеричка-жена должна была высказать свои претензии (скорее рано, чем поздно). А муж, сколь бы ни был он терпелив и заботлив, когда-нибудь должен ей и ответить (скорее поздно, чем рано, но, думаю, времени добраться до этого пункта у них хватило).

И ведь, строго говоря, никому не нужны Хостеровы откровения. Аррен женился бы на чем угодно (за мечи Талли-то!) и предпочел бы не знать подробностей прошлого, а начать с попытки уважения. Лиза однозначно желала бы предстать перед женихом в выгодном свете. И вообще чтобы ей дали успокоиться от тяжелых последствий увлечения молодости. Наконец, и Хостер, думается мне, без особого наслаждения выворачивал перед будущим зятем грязное белье.

Как говаривал Талейран, это хуже, чем преступление. Это ошибка. Я бы добавила, что это хуже, чем ошибка, это глупость и безмерное самомнение.

Хостеру-то от Мартина прилетит. Но брак Аррена и Лизы изначально, будем говорить прямо, обречен. Не те они люди, чтобы можно было после такого что-то склеить, а главное — построить заново. Он человек немолодой, усталый и вообще первый министр, да и строить брак должны двое, а что такое Лиза и каковы ее способности к построению чего-либо, известно.

Семейная жизнь первого министра Вестероса подозрительно напоминает семейную жизнь короля Вестероса. Два треугольника, и в обоих при жене персональный психотерапевт, утешитель и козел отпущения. Только Джейме в утешения включает качественный секс с Серсеей, а Мизинцу спать с Лизой явно запрещено.

Вот в чем причина появления Мизинца в столице, устроения его на должность и вообще карьерного роста — он устроен на самом деле на две ставки, только одна не афишируется. А что он оказался способным финансистом и потихоньку учится играм у престолов, забирая себе в руки все больше власти, так это дополнительный и приятный бонус ввиду хороших деловых качеств Петира Бейлиша.

При этом Мизинец, что вполне естественно, ненавидит лорда Аррена. Хотя бы потому, что снова попал в ситуацию «пушистик, который должен дать себя вволю мучить балованной дуре», а ведь он один раз против такого бунтовал. А еще Мизинец должен униженно благодарить Лизу и клясться ей, что никогда не забудет ее невыносимой доброты. Потому что Лиза-то искренне считает, что старую любовь в столицу вызвала именно она, должность ему дала именно она, и вообще она, как хотела когда-то, вывела его в люди, посему кланяйся, Петир, пониже, а я, так и быть, буду и дальше тебе покровительствовать.

Чисто профессиональная комбинация, примененная Арреном в семейной жизни, многое объясняет в его политике. Хорошая работа. Плохая семья. Никакая любовь, увы. Ни к жене, ни, боюсь, к сыну.

Грустная история, скажу я вам. А еще скажу, что история довольно мерзкая. И еще, пожалуй, добавлю, что политики Гавани с точки зрения личной жизни являют собой все лики неблагополучия. Что Роберт, что Аррен, что, самипонимаете, Варис, что монах по обету, но не по призванию, Барристан, что Пицель с его не успокоенными на старости лет низами, что Станнис, что Ренли, который позволяет красивому мальчику Лорасу любить себя за мечи Тиррелов… что вот Мизинец, работающий комбинацией Распутина и ласкового домашнего животного.

Напоследок два частных замечания. Во-первых, насчет роли, которая, похоже, стала для Мизинца способом жизни. Он служит при Лизе, жене десницы лорда Аррена. Потом он хочет быть при Кейтилин, жене десницы лорда Старка… но тут не выходит, по разным причинам. Так он все не может найти нового способа и хочет быть при Сансе, жене кого-нибудь. Никого не удивляет его отношение к Сансе? Что он ее вроде хочет, но при этом не собирается жениться, а пытается выдать за кого-нибудь и остаться при ней? По моему глубокому убеждению, это принятый им для себя в личной жизни стереотип. Жалкий, довольно гадкий и какой-то мелкий, что ли. Хотя не исключающий искренних чувств.

И второе. Давно мне интересно, насколько Мартин знаком с русской историей и литературой. С историей, видимо, на примере последней царской парочки. Потому что глава государства, который не может контролировать свою истеричку-жену, все более невменяемую (формально из-за больного сына, а на деле самореализоваться некуда), и успокоитель при истерической жене, — все это сильно напоминает именно русских последних и откровенно профнепригодных типовенценосцев.

С литературой еще интереснее. Потому что Лиза, безусловно, бедная, а у нас в литературе как раз присутствует знаменитая «Бедная Лиза». Если это нарочно, то интересно. А если совпадение, то какое-то уж очень совпадающее.


Публикуется с разрешения автора по заметкам от 21.3.2012 и 26.5.2012.