Заключительная часть серии заметок «Джон Аррен как объект реконструкции» посвящена, главным образом, победам и поражениям Джона Аррена как воспитателя и правителя. Как он связан с комплексам Неда Старка; как принимает обязанности управлять страной вместо Роберта, которого запустил; как устраняется от воспитания собственного сына. Обсуждается вопрос, почему Джон Аррен заботится о бастардах Роберта и позволяет Неду увести Джона Рейегаровича на Север. Общий итог: Джон Аррен устанавливает мир, но без сильного преемника все достижения Аррена вскоре рушатся.
В рубрике «Статьи и эссе» мы публикуем материалы, рассматривающие творчество Джорджа Мартина с разных точек зрения, вне зависимости от нашего совпадения с автором в оценке персонажей, наших предпочтений в выборе ракурса для обзора, умеренности в употреблении жаргонных и критических выражений. Мы ценим литературный стиль, тщательность анализа, умение выискивать новое, собирать по крупицам и обобщать информацию. Если вы не любитель эссе и желаете оставаться при своем мнении о персонажах и событиях «Песни Льда и Пламени», воздержитесь от чтения и не вопрошайте: «А зачем это здесь опубликовано?» Это здесь опубликовано, потому что мы посчитали это интересным широкому кругу поклонников творчества Мартина.

39. Лорд Аррен и бастарды

Доказать что-либо по части знаний Аррена в сложном вопросе Джонова происхождения, в общем, конечно, невозможно. Но в жизни многое из того, что нельзя не учитывать, доказать невозможно. У Мартина, как и в реальности, люди в исчезающе редких случаях предлагают вам присесть и выслушать подробную историю их жизни, а тем более тончайших нюансов того, что они думали или подозревали триста лет тому назад. И уж совсем редки случаи, когда подобные задушевные беседы станет с вами вести покойник.

Да, лорд Аррен нигде ни разу не сказал — «О, а ведь я знаю, кем был рожден Джон Сноу!» — или что-то подобное. Однако Мартин слишком умен для того, чтобы герои, которых он потенцирует как неглупых, были по сути идиотами. Особенно те, которых нам представили как умных политиков.

А посему разберем ситуацию так, как она выглядела бы в жизни.

Умный политик, если он к тому же дед Неда много лет потратил на воспитание Эддарда Старка, не способен пропустить прокол, который нечаянно позволили себе в организации легенды Ребенка-С-Югов Дейны. Им, впрочем, простительно, они не в курсе. А Нед хоть и в курсе, но еще молодой и не понимает, что хороший дед воспитатель не может не присматривать за интимным взрослением своих мальчиков самым внимательным образом.

Только сразу давайте договоримся, что «присматривать», «воспитывать» и тем более «окультуривать», а также «повышать нравственный уровень» — это все разные слова и разные действия. Что росло из Роберта по части интимного общения с женщинами, то и выросло. Как-то сильно непохоже, чтобы Аррен хоть раз взял ремень или сложил пальцы в кулак и доступно объяснил старшему внучку, как должен вести себя с женщинами и детьми мужчина, если он не просто самец. (А жаль. Впрочем, что толку повторяться.)

Зато дедушка всегда знает, что именно вышло из интимных похождений внучка. Потому что кто-то всю дорогу разбирается с результатами этих самых интимных похождений, и если не Аррен, то кто? То есть вроде как бастардами короля технически занимается Варис. Но, во-первых, Варис нигде ни разу не страдает сентиментальностью, ни вообще, ни по части деток, а деловой и политической пользы от Робертовых бастардов вряд ли дождешься. Ну, похожи они на него, а дети Серсеи не похожи. И? Тоже мне доказательство, что для Тайвина, что для народа.

А во-вторых, пригляд за детьми Р. Баратеона начинается еще в Гнезде, где Варисом никогда и не пахло. Но кто-то тихо и тщательно заботится о Мие Стоун все годы ее пока недолгой жизни. Да так основательно, что для девочки, пока лорд Долины еще персона номер один 1,5 в Вестеросе, едва не нашелся высокородный жених. А после смерти этого самого лорда надежды на жениха вдруг и моментально испарились. Только не надо говорить, что все это чисто случайные и ничего не значащие совпадения, а не потому, что знать Долины традиционно умеет держать нос по ветру, любит и ценит своего местного губернатора, подрабатывающего премьер-министром, и традиционно старается пролезть к нему в свои-родные, неважно, с какой стороны одеяла.

Если покинуть Долину и обозреть страну глобально на предмет судеб плодов чресел Роберта, везде наблюдается примерно то же самое: за детьми смотрят, их судьбы устраивают. Вот Эдрик Шторм, он даже признанный бастард короля, и в условиях живет соответствующих, и воспитание хорошее. Лично я сильно сомневаюсь, чтобы это Варис взялся за сложную задачу заставить короля признать свое дите, а уж тем более преуспеть в выполнении задачи. Тут действовал кто-то куда более для Роберта авторитетный. Проще сказать, из дела Эдрика торчат не длинные уши Вариса, а мягкие лапы Аррена.

С устройством тех королевских бастардов, что в Гавани, совсем просто. Ибо уши объединяются с лапами, вернее, лапы делегируют полномочия ушам, и Джендри ненавязчиво растят, не забывая учитывать интересы самого мальчика, вплоть до устройства к кузнецу.

Единственный крупный прокол лап и ушей — близнецы в Бобровом Утесе. Но там территория Тайвина, а лорд Аррен — профессиональный политик, поэтому всегда знает, когда надо придержать лапы и не нарываться на крупный скандал из-за всякой дряни типа Роберта и Серсеи / мелочи типа пары младенцев.

Так, но если Аррен так хорошо смотрел за старшим приемышем, неужели он не знал, как обстоит дело по этой части у младшего?

А как оно, кстати, обстоит?

40. Личные потемки души Эддарда Старка

Вроде как-то странно говорить, что Нед — человек с по-настоящему тонкими нервами и вообще глубоко закомплексованный. А придется.

Больших и Настоящих комплексов у Неда по крайней мере три. Про Лианну мы уже знаем. Цепочка хоть студентам демонстрируй: а) триггерная точка «Лианна!» — б) зрительные (голубые розы), обонятельные (запах крови) и слуховые (шепот «Обещай мне, Нед») реакции — в) ощущение безмерной тяжести и невыносимости наряду со стойким намерением вопреки всему продолжать выполнять Обещанное. Но тут все ясно, не будем повторяться.

Далее, имеет место быть сильный комплекс насчет старшего брата. Он хороший, я — плохой. Он настоящий наследник земель, я — так, за неимением лучшего. Он всегда знал бы, что делать! А я никогда не знаю. И т.п. Причем Кейтилин (все-таки тупые эти Талли до удивления) комплекс регулярно подкармливает. Под мелодию «А вот Брандон на твоем месте…» (тут следует меланхолически припомнить аналогичную Серсеину песнь «А вот Рейегар на твоем месте…» — и в очередной раз подивиться тому, какой хороший, терпеливый, незлопамятный человек Нед). Страшно представить, как бедолага изводился перед тем, как войти к такой вот тупой, но памятливой Кейтилин в первую брачную ночь. Исполнить свой долг в полном объеме и сделать ребенка, будучи всего лишь жалкой заменой идеального старшего брата, — это, знаете ли, внушает почтение.

Здесь, пожалуй, следует в очередной раз притормозить и сделать небольшое, но лирическое отступление насчет этого самого брата. И того, что он, идеальный, натворил на своем месте, для которого был рожден. Потому что, как мы знаем, с фактами у Неда всегда очень точно, а вот оценка регулярно страдает. (Впрочем, кто этим не грешен?..)

Начнем с того, что Брандон, каким бы ореолом ни был окружен в памяти Неда, как раз регулярно совершенно не знает, что делать в сложных и нестандартных ситуациях. Для примера возьмем историю, эээ, не скажу расправы с Мизинцем, формально это все-таки поединок, но все мы помним, что исключительно формально, и мальчик Петир выходил на безнадежный бой с единственным желанием достойно и песенно умереть во славу Великой Любви.

А также помним, что Кейтилин, в отличие от Петира, повела себя как сугубая реалистка, и, между прочим, добилась успеха, сочетая реализм с гуманностью.

Казалось бы, что нового можно накопать в этой старой истории, посмотрев на нее глазами Брандона Старка.

Но это только кажется.

41. Личное фиаско Брандона Старка

Что испытывал Брандон, когда его Петир вызвал на бой за руку Кейтилин? Если исходить из особенностей мужской психологии? Во-первых, как минимум сильное раздражение, ибо этот клоп покусился на МОЕ. Клопа следует проучить. А во-вторых, рейтинг Кейтилин наверняка несколько поднялся в глазах Брандона, ибо, согласно старой мудрой поговорке, если тебя люблю только я, я тебя тоже не люблю.

Однако это в теории. А на практике Брандону предстоит взять меч (любовно доведенный до такой степени остроты, что можно побрить волосы на женском лобке — надо понимать, без дискомфорта для дамы) и настрогать на ломтики пятнадцатилетнего влюбленного мальчика, который дерзнул посягнуть на.

Не думаю, что Брандон оставил бы Петира в живых. Во-первых, ввиду того, что мелкий, как было сказано, покусился на святое, то бишь Брандоново. Во-вторых, Кейтилин, которая в теме и, в отличие от нас, знает о Брандоне не три истории, а побольше, не сомневается, что придется вмешаться. Кстати, вмешивается она изумительно грамотно. В сочетании с нежным поглаживанием эго жениха, то бишь заверениями, что она принадлежит только и исключительно ему, и что он Самый Великий, а потому исход поединка определяет исключительно его воля, девушка смиренно просит, если это не составит Великому труда, не убивать глупого мальчика. Дитенка, конечно, зашкалило, но исключительно по детской дури, в то время как для Кейтилин оно, разумеется, всего лишь ребенок. Но он милый, добрый, славный, мягкий плюшевый, вместе росли, практически брат, — в общем, нельзя ли?.. Смиренная просьба наряду с поглаживанием эго (а также, как мы помним, неожиданным повышением рейтинга просящей в глазах жениха) срабатывает.

Кейтилин, надо признать, умеет работать с мужчинами.

Есть и в-третьих. Нед (а он давно и глубоко в ситуации) ставит в один ряд Арью, Брандона и Лианну, говоря о них — «волчья кровь». Надо понимать, именно эти трое Старков чем-то сильно схожи.

Я бы сказала, что волчья кровь — это не столько темперамент (хотя, конечно, не без этого), сколько отношение к физическому насилию. Брандон любит вид крови на мече. А Лианна меч пусть и не кровавит, но порядок среди оруженосцев наводит быстро и прочно. Что до Арьи, то ее в Браавосской школе вообще признали за отличный материал для обучения грамотному убийству.

Все это, конечно, настораживает. Но Мартин к сложным, настораживающим и сомнительным темам, равно как к всякой-разной политкорректности, подходит совершенно бесстрашно. Просто он своими убеждениями не тычет в глаза, и разностепенные дуро свободно могут в меру своей дурости ничего не замечать.

Волки — хищники, и к этому надо относиться спокойно. Чай, живем не в раю, где львы возлежат рядом с ягнятами, и все вполне целы и сыты. Хищник — не обязательно плохой и пропащий. А жертва — не обязательно хорошая и духовно просвещенная. То и другое — попросту суть, так сказать, категория инструмента в руке богов. Дальше человек может направить свою хищность на самые благие дела и вообще духовно просветлиться (Дени у нас дракон, тоже неслабый хищник по природе), или жертва жертвою выйти исключительно гнусным и вредным барахлом (каким, раз уж мы о королях говорим, получился Р. Баратеон). Не то чтобы все в руках человека, но очень, очень многое. Изменить свою природу почти невозможно. А вот сделать правильный выбор — пожалуйста, полная свобода.

Очень многое определяет, конечно, и воспитание. Вон типичная жертва Санса предала Неда, подведя под помним что. А типичный хищник Арья — одна из самых верных и честных в пространстве саги. Потому что одной папа объяснил суть верности и чести, а другой мама все только импринтировала, что надо выглядеть леди. Леди-то выглядеть, конечно, надо, особенно если хочешь ею быть, но если попадаешь в ситуацию, не предусмотренную в учебнике для леди, поверхностность воспитания сразу вылезает со всеми вытекающими.

Впрочем, хищники в сложных ситуациях теряются ничуть не меньше леди. Вот Брандон, как отмечает Кейтилин, с холодными глазами, готовится резать Петира на мелкие кусочки. Казалось бы, какой там холодный взгляд у темпераментного Брандона. Но ведь все верно. У волка перед схваткой холодные глаза и, прошу заметить, холодная голова. Накручивать себя — это из другой оперы, к хорошему хищнику отношения не имеющей. Мы можем драться, и один из нас умрет. Мы можем не драться и разойтись. То и другое — в некотором смысле одно и то же, ибо есть попросту выход из ситуации, а также неотъемлемая часть жизни хищника.

Правда, наслаждаться схваткой, вкусом крови на зубах / видом ее на клинке и вообще хорошей охотой — тоже часть психологии хищника, не хорошая и не плохая, а просто его хищническая суть. С точки зрения волка-Брандона, Петир — законная добыча, потому что а) не является равным хищником, б) тем не менее дерзко вылез под зуб, в) и вообще если суслик на глазах стаи прыгнет на волка, пусть даже сытого, цапнет его за самое святое и остановится перед носом, нагло подбоченясь, какой нормальный волк кротко отвернется и станет зализывать рану на святом?

Петир занимает нишу жертвы, причем нагло вызывающей на бой волка? Ну, Петир получит то, чего добивается.

Но вот какое дело. Сколько бы ни было волчьей крови у Брандона, он все-таки в первую очередь человек. Идти на поводу у своего внутреннего волка — это не самое полезное занятие для любого человека. И уж тем более наследника Великого Дома. Да, самец обиделся, что на самку посягнули. Но соперник-то даже не молодой слабый самец, а по сути скорее детеныш. У волка в таких случаях стоит жесткий блок: он волчонка может весьма больно потрепать, чтобы была дурачку наука, но никогда не загрызет. И уж тем более не будет наслаждаться вкусом детенышевой крови на своих зубах / видом крови на клинке.

Между тем Брандон определенно хочет двойного удовольствия: в чем кайф хищника в схватке — ясно, а как человек он собирается мальчишку маленько построгать, поставить на колени, заставить умолять — и, так и быть, отпустить живым.

А за такие вещи добрый лорд Мартин выдает вдвойне.

Широкий жест — я такой справедливый, я расстаюсь с большей частью своего снаряжения, раз уж на жертве оного нет, — на самом деле не такой уж широкий. Чтобы схватка была по-настоящему на равных, все снаряжение Брандона надо надеть на Петира, потом привязать отлично обученному наследнику лорда Старка правую руку за спиной и дать вилку вместо мечазаставить соперников поменяться оружием. Может, тогда и будет на равных. Но скорее всего еще нет.

И начинается то, что в учебниках леди инстинктах хищника не предусмотрено. Брандон гоняет Петира как хочет и раз за разом режет до крови, повторяя — сдавайся, сдавайся.

А тот не сдается и не сдается. И убить его нельзя, и на колени поставить не выходит.

С точки зрения Петира, все правильно, ибо он пришел умирать, и если это будет от потери крови из тысячи миллионов царапин, то бишь долго, больно и занудно, ну и ладно, он решился, тем более на глазах у Нее.

И вот что делать с этим, Брандон не знает абсолютно. Гоняет мальчишку, режет снова и снова, требует сдаться… вообще-то это называется «мучительная ситуация» и попахивает паникой. В конце концов любитель окровавленного клинка наносит удар посильнее, к счастью для обещания и гордости обещавшего, не смертельный. Фууххх. Петир бормочет имя Кейтилин и падает без чувств. Наконец-то. Брандон может выдохнуть и пойти напиться, только так, чтобы никто не видел. Ибо, с его точки зрения, мир сошел с ума.

Недаром, по свидетельству Неда, Брандон позже вспоминает ситуацию «нередко и с некоторым пылом». В переводе это, видимо, означает, что на турнире в Харренхолле Брандон матерно, яростно, неожиданно и весьма нелогично крыл Петира и все, что связано с тем боем, по любому поводу и несколько раз в день. Ибо бой Петир проиграл, но при этом победу у Брандона умудрился отобрать вчистую. Оказывается, в мире людей законы волков не действуют. И книга «Как стать идеальным наследником Севера» — тоже. Брандона, не привыкшего сдерживать свои волчьи, равно как самцовые, равно как иные прочие желания, Сверху очень эффективно поставили на место, сделав это от противного. Ты привык, что перед тобой все гнутся-ломаются-сдаются? Хорошо. Вот тебе идеальная жертва, которую даже и рубить-то как-то смешно, чтобы не сказать неловко, и при этом жертва не сдастся до конца. Совершенный кошмар хищника, если подумать: ты убиваешь, он встает и снова и снова и снова вынуждает тебя убивать, а потом снова встает. И ведь ударить-то в ответ не может, но и унизиться отказывается…

Если бы Брандон учел после этого урока, что мир вовсе не собирается вертеться вокруг него драгоценного, и это Брандон должен приспособиться к миру, а не наоборот. Но куда там. Брандон ведь у нас идеальный наследник, рожденный для и так далее. Проще говоря, лорд Рикард так хотел, считал, настаивал, а также убедил на всю жизнь Неда — ну и до кучи самого Брандона.

Но, как известно, только тот, кто начинает сомнениями, закончит уверенностью. А кто начал с уверенности, тому рано или поздно прилетит. Из вечно сомневающегося Неда вышел отличный лорд Севера. А что вышло из Брандона, ясно показывает его финал.

42. Уже не только личная катастрофа Брандона Старка

В принципе если бы парень вел себя так, как он ведет, будучи кем угодно кроме наследника Великого Дома, оно бы и ладно. Но то, что позволил себе идеальный Брандон, узнав о похищении Лианны, не лезет ни в какие ворота. Я бы сказала, поведение совершенного наследника северных земель совершило невозможное, а именно заставило лично меня несколько проникнуться к королю Эйерису. Если бы ко мне под окна ввалились четыре отморозка, вопящих во все горло, что мой вежливейший есь, с девушками безупречно рыцарственный с младых ногтей и вообще на арфе играет, кого-то там украл, напоил и изнасиловал, а потому пущай немедля выходит и мучительно умирает путем настрогания на мелкие кусочки прям на моих глазах, я бы тоже как минимум заперла идиотов трезветь в холодном погребе и вызвала идиотовых родителей для допроса с пристрастием индивидуального Психологического Разбора каждого. (Что, конечно, превосходит по жестокости действия Эйериса на порядок, ну так я никогда и не скрывала собственных недостатков.)

Помимо разъяснения провинившимся особенностей их же семейного мышления я бы обязательно выспросила, где растет то, что курили отморозки перед визитом под окна моего терема, дабы выжечь заразу на корню (и немножко себе оставить для расслабления использования в случае чего в качестве биологического оружия). Но если конопля нигде не мутировала, а ребятки просто такие без курева по натуре и вследствие заботливого отсутствия родительского воспитания, то дело конкретно пахнет керосином.

То есть я понимаю, конечно, что старшие братики имеют склонность лишаться последнего ума, когда дело касается их маленьких сестричек, и Брандон, получивший по дороге к невесте известие о сестре, отреагировал вполне по-человечески. Равно как очень понятны, особенно при его горячем характере, желание немедленно урыть оскорбителя беззащитной сестренки и даже безумная скачка до столицы.

Но. Во-первых, темперамент темпераментом, а наследник Великого Дома обязан уметь включать мозги. В таких случаях даже тем неразумным, кто не рожден владыкою, советуют пойти попинать унитаз, а потом уже принимать решения. Ибогипс на ноге неплохо отрезвляет сантехнику можно и новую купить, а вот вторую жизнь себе, нового папу Рикарда и мир во всем Вестеросе приобрести крайне затруднительно. Наследник Севера обязан уметь держать себя в руках, потому что его опрометчивое решение обойдется миру куда дороже, чем бешеная вспышка первого парня деревни Гадюкино. Отреагировать на создавшуюся ситуацию можно и нужно. Вламываться в столицу, голося — РЕЙЕГАР!!! ВЫХОДИ, ПОДЛЫЙ ТРУС!!! И УМРИ СТРАШНОЙ МУЧИТЕЛЬНОЙ СМЕРТЬЮ, УРОДИЩЕ!!! — воля ваша, но это несколько, эээ, неверный способ действий. Ну вот был бы Эйерис нормальный, и не зашкалило бы его от Брандоновых диких воплей, — и что? Чего бы реально добился Брандон, оповестив столицу и короля о своем недовольстве вот таким образом? Помог бы он чем-то Лианне или чести дома Старков? Да нисколько. Уж извините, но наследник Севера на самом деле вовсе не добивается реального разруливания ситуации. Он всего лишь желает выразить свои чувства, чем громче, тем лучше, и снять таким образом напряжение.

Это даже хуже, чем эгоизм, — это грандиозная глупость.

Во-вторых, Брандон как высокопоставленная персона обязан знать, с кем имеет дело. И я не только об Эйерисе. Хотя не мешало бы учесть и чувства отца Рейегара, человека сложного, к тому же с хрупкой психикой (а поломки хрупкой психики сложных людей, как мы знаем, чреваты). Но уж если Брандон даже не дает себе труда догадаться, что папу Рейегара надо перетягивать на свою сторону, а не восстанавливать против себя, что уж тут ждать. Я, собственно, о двух других участниках мерлезонского балета, они же влюбленная пара, они же гнусный насильник и опозоренная ромашка. Хорошо, допустим, Брандон туп, слеп, глух и пил без просыпу во время харренхолльского турнира от первого до последнего звонкабеспрестанно жалуясь на коварного Мизинца, так что совершенно откровенную, благородную и скандальную влюбленность Рейегара в Лианну пропустил. Там вообще какое-то интересное настроение по этому поводу, типа все сделали вид, что ничего не происходит. Ладно Р.Баратеон, который на турнире, между прочим, присутствует и все видит, — он трус везде, где нельзя махать молотком, и до последнего будет упорно не замечать. Но остальные-то? Или отзываться цинично не выходит, уж очень неземной свет от Рейегара с Лианной, а отзываться не цинично не выходит за неумением оного?

Но, в конце концов, Рейегар Брандону человек чужой малознакомый и вообще пусть это Рейегар изучает Великого Брандона и учитывает Его желания. Но Лианна? Волчья кровь? Вразумительница оруженосцев? Неужели можно настолько плохо знать собственную сестру?

Я вообще сильно сомневаюсь, что мечтательный, меланхолический, поэтический, музыкальный и рыцарственный Рейегар способен не то что схватить волчицу под мышку и уволочь на юг, но даже что он подал эту идею. Как-то куда логичнее выглядит, если это Лианна отвергла скучный ритуал ухаживания, сложных разговоров с родителями на тему «можно ли жениться тому, кто уже женат, если его предки широко практиковали двоеженство» и так далее. Тут ведь и состаришься под их умные разговоры, а между тем «жить осталось так мало — мне уже шестнадцать лет» («Труффальдино из Бергамо»). Если ты меня по-настоящему любишь, бежим вместе далеко-далеко и будем там счастливы безмерно, и я тебе нарожаю маленьких дракончиков сколько захочешь, а своим я оставлю записку, чтобы не возникали и уважали право девушки на самоопределение.

После чего Рейегар сдается, Освелл Уэнт берет у родичей ключик от ворот Харренхолла, и Лианна получает свой страшно романтичный побег навстречу безграничному счастью. Остановить и вразумить ее некому, лорд Рикард на турнире, похоже, отсутствует, Брандон направляется в Риверран к невесте с повышенным рейтингом, а Нед и Роберт с дедушкой Арреном отбыли в Гнездо. Есть, правда, в Харренхолле младший братик Бен, но думать, что он способен остановить волчицу, рвущуюся к счастью, по крайней мере наивно.

Ну а далее Брандону остается показать себя эгоистом неразумным романтиком во весь рост: в результате его шумного, грозного и бестолкового бития стекол Эйерису явления в Гавань его ждут длинная (и хотя бы уже потому мучительная, для такого-то характера) отсидка в тюрьме и жестокая гибель. Между прочим, Лианна расплачивается за все, что натворила, очень похоже: длинная (и хотя бы уже потому мучительная, для такого-то характера) отсидка в Башне с животом и тяжелая смерть в родах.

Ох уж эта волчья кровь. Теперь вся надежда — что на Арье сработает воспитание Неда и богов.

43. Нед и достойные люди его жизни

И ведь что интересно — все вышеизложенное Нед прекрасно знает.

Правда, исключительно в том, что касается фактов, конечно. Выводы у него получаются совершенно другие, чем у меня. А именно: Брандон — настоящий наследник, рожденный для этого дела, а я тут совершенно случайно и ничего не могу сделать как следует. А посему недостоин ничего хорошего, кроме разве хорошего пинка.

Тут можно, конечно, вспомнить, что на формирование подобной точки зрения у Неда наверняка мощно повлиял папа Рикард. Но точно так же можно и нужно вспомнить, что в жизни Неда есть еще один человек, который а) уверен в своей исключительности, б) пользуется в этом вопросе полной поддержкой и святой верой Неда, в) а на самом деле еще хуже Брандона, который на деревне Гадюкино был бы очень приличным первым парнем, а этому даже на деревне Гадюкино регулярно устраивали бы темную.

Я, конечно, о Роберте. Вот уж барахло-то. Вот уж уверенное в том, что оно — пуп земли.

И — абсолютно тот же механизм, что с Брандоном. Нед располагает всеми фактами, знает картину, понимает частности, все вроде путем — но на стадии вывода необратимо отметается все, что накоплено по вопросу, и делается твердый и неукоснительный вывод о собственной полной несостоятельности и невыносимой прекрасности старшего брата / друга детства.

Что уже настораживает.

Вообще на самом деле Неду честь и хвала за то, что он в детстве не единожды, как Станнис, но целых два раза угодил в ситуацию «всего лишь второй при Блистательном Первом», — и не уселся в углу, злобно проливая слезы о том, что у него отняли солнце, а сильно и навсегда подружился с обоими Блистательными и их полюбил. Равно как любил — и продолжает любить — обоих отцов, родного и приемного, в отличие от Станниса, так и не простившего своим преступным и неблагодарным родителям то, что Роберт Был Для Них Первее, а потом они вообще коварно померли, и он ничего не успел доказать.

Но, как бы это сказать, любовь не должна плотно завязывать глаза, затыкать уши, связывать руки, промывать мозг и вызывать глубокое экзистенциальное ощущение собственной неполноценности.

Конечно, как говаривал мудрый Бальзак, наши недостатки есть всего лишь продолжение наших достоинств. Как резюмирует Кейтилин, неплохо знающая мужа, Нед — скала. Цельность, монолитность, устойчивость и несдвигаемость скалы могут быть ее, скалы, достоинствами. А могут быть и недостатками. Точно так же и у Неда: что он верный до упора — это отлично, а вот что отказывается из верности пользоваться головным мозгом и возвышает друганов за счет втаптывания в пыль самого себя — это уже совсем наоборот.

Но поскольку одно лишь продолжение другого, остается лишь вздохнуть и пожелать тем героям, которых добрый Мартин пока держит в живых, побыстрее достигнуть баланса на лезвии бритвы. А также вернуться к комплексам Неда и констатировать, что реальному Брандону нет доступа в Недову голову, где впечатан в гранит идеальный старший брат, предмет вечных терзаний младшего, который унизительно и позорно несовершенен по сравнению с идеалом.

И если вспомнить, что комплексы Неда на этом не заканчиваются и упомянутый Нед твердо знает, что безнадежен не только в профессиональном, но и в, гм, весьма интимном смысле, начинаешь осторожно подумывать, не нравится ли Неду где-то глубоко-глубоко в душе быть Самым Безнадежно Несовершенным Человеком Вестероса.

44. Интимный комплекс Эддарда Старка

Я долго пыталась понять, что меня так веселит в Недовом перечислении Робертовых совершенств, оно же список требований девушек к идеальному мужчине. Ну, помимо лежащего на поверхности (см. раньше). Потом до меня дошло: это тихая, скрытая, тоскливая жалоба на то, что Нед девичьей мечтой нигде ни разу не является.

Переводить на нормальный язык ее следует так.

Роберт высокий, а Нед — нет, и потому ни одна девушка на Неда не посмотрит.

Роберт голубоглазый, а Нед — нет, и потому если какая-нибудь девушка случайно на Неда и посмотрит, то тут же отвернется и убежит.

Роберт накачанный, а Нед скорее худощавый, и потому прощай, прощай мечта о том, чтобы убегающая девушка хотя бы не плюнула на бегу в того, от кого убегает.

Роберт смазливый, а Неду, надо понимать, на шею вешают сардельки, чтобы с ним хотя бы собаки играли.

А еще Роберт чисто бреется, ржет как конь, пахнет кровью и кожей, и т.д. и т.п. Чего Неду решительно не дано.

Причем если бы мальчик ляпнул эту глупость в давнем разговоре с сестрой. Типа вопль младой Недовой души, обнаружившей, что тело по всем этим пунктам девичьим мечтам не соответствует. На основании каких только глупостей не создают себе комплексы в подростковом возрасте.

Но мужик так считает в тридцать пять (!) лет при пяти (!!!!!) законных детях.

Что тут следует сказать (если цензурно). Во-первых, я всегда считала, что для подавляющего большинства мужчин содержимое собственных черепных коробок — тайна за двадцатью семью печатями. Я вам больше скажу: если достать содержимое и разложить перед ними, снабдив этикетками и стрелочками, что из чего проистекает, все равно 99,9% откажутся даже попробовать разобраться. Поэтому когда имеется безнадежно запутавшийся в себе муж, мне всегда хочется по душам поговорить не с ним (с ним чего говорить, там без бензопилы обычно делать нечего), а с его благоверной. Ибо сражаться с комплексами детей и мужей — неотъемлемая часть традиционной женской работы.

Нет, конечно, среди женщин встречаются и тупые курицы хуже мужчин, и самоупоенные самки богомола, для которых мужики — всего лишь экзотический продукт питания. Но Кейтилин далеко не глупа, и всего лишь умеренно эгоистична, и мужа любит, и чувством долга пропитана до мозга костей. Так почему за столько лет совместной жизни она не объяснила Неду, что стройные невысокие молчаливые выносливые мужчины с холодными серыми глазами и бурной активностью в постели как раз очень даже нравятся дамам? Да и предпочтения давних долинных дуродефф вовсе не определяют вкусы умных женщин.

А что тогда в Гнезде упомянутые дуродеффки самоскладывались штабелями пред красотами Роберта, так это в основном потому, что Роберт встречал штабеля с распростертыми объятиями. И совершенно не исключено, что к худощавому сероглазому младому Неду деффки тоже дышали весьма неровно. Так он же был юноша строгий и нравственный, не забалуешь, и они в его присутствии попросту робели. Что, естественно, парализовало самоскладывание. Хотя, полагаю, на пару-тройку штабелей, пусть и пониже Робертовых, вполне бы хватило.

В общем, есть у меня ряд тем, на которые я бы с Кейтилин с удовольствием и подробно побеседовала. Часиков этак восемь без перерыва на обед и кофе. Но я-то что, а вот список претензий к леди Старк, который тщательно и заботливо составляет лорд Мартин, — это уже серьезно.

Во-вторых, у Неда есть ряд смягчающих обстоятельств. Он никому не навязывает свои комплексы, но, напротив, героически прячет их в глубинах души. Что уже подкупает. Лично меня напрочь обезоруживает то, что он, твердо верящий в безграничное превосходство Роберта над собою, при этом совершенно ему не завидует. Брандону, между прочим, тоже. Редкое качество, если подумать. Для рода человеческого куда более типичен Станнис, исходящий бессильной, но незатихающей злобой на тему старшего брата, напрочь затмевающего ему, бедолаге, солнце (надо полагать, в период кратких наездов из Гнезда). А вот не было бы Роберта или хотя бы наездов, и Станнис, разумеется, вырос бы легким, обаятельным душкой и вообще девичьей мечтой.

Ну-ну.

В-третьих, Нед, конечно, самтюфяк, что не верит в себя и прочно закрепился на месте вечно второго, нечаянно попавшего на место первого, в том числе в постели Кейтилин. Но следует признать, что воспитатели этому все же поспособствовали, причем не меньше супруги. Вспомним, кто вбил ребенку в голову, что Брандон — настоящий наследник, рожденный для этой работы и всегда знающий, как поступить. (А также кто распустил Брандона до безобразия и того, что все закончилось так, как закончилось?) И кто восхищался весельчаком Робертом и особенностями веселости его в Гнезде? Да так, что Роберт раз и навсегда утвердился в мнении, что ему все можно, а Нед — в том, что ему, напротив, нигде ничего нельзя.

Короче, ответственность лорда Аррена за то, что вышло из Роберта и Неда, не менее велика, чем ответственность лорда Рикарда за то, что вышло из Брандона и того же Неда.

Впрочем, отношения Аррена и Неда далеко не столь прямолинейны, как «Роберт — это настоящий мужик, рожденный для щастия и всегда знающий, как его заполучить, а ты, ацтой, брысь на помойку жрать червяков». Робертова экстравертность и упоение жизнию, согласно тексту, очень и очень импонировали Аррену. Но вот какое дело: сам-то лорд Джон больше похож не на Роберта, а на Неда. Если говорить конкретно об отношениях с женщинами и детьми, Аррен с младшим воспитанником вообще похожи до удивления.

Аррен женат трижды, после смерти второй жены долго вдовеет, но — ни одного бастарда в Долине, ни одной любовной интрижки. И когда он сам пытается устроить свою личную жизнь, то не женится, а берет к себе домой детей. А когда он не сам устраивает свою личную жизнь, то есть из-под политической палки женится на барышне Талли, он опять-таки терпит ее сколько может, официальных любовниц не заводит, и еще большой вопрос, бегает ли по подземному ходу в бордель расслабляться (ибо Лиза имеет необходимый для беременностей секс с удивительной регулярностью, а у Аррена, кроме жены, между прочим, еще вся страна на плечах, какие уж тут бордели).

Как все это напоминает Неда, который, глянув на жену, которой он, между прочим, безупречно верен, немедленно спрашивает: «А где дети?». Ибо дети, как у Аррена, главнее жены. Однако не плачьте, феминистки, ибо, согласно убеждениям Неда, жена — тоже человек, ее надо любить, беречь, регулярно удовлетворять в постели, прислушиваться к ее мнению и никоим образом, никогда и нигде не позорить на людях! Ибо грех.

С моей точки зрения, совпадение по трем весьма нетрадиционным точкам (жену не позорь, особенно публично; дети — лучшее, что может быть в жизни мужчины; и, наконец, Верность Высокой Чести Форева!) — неопровержимое доказательство того, что принципы личной жизни Нед позаимствовал у Аррена. Но, как бы это сказать, стал католичнее римского папы. Если за Арреном числятся мелкие (и даже не очень мелкие) нарушения буквально всех этих (и не только этих) принципов, то за Недом нигде ни разу ничего подобного не замечено

Если уж совсем честно, гляжу я на то, что думает о себе весьма привлекательный внешне и очень активный в постели мужчина (не забудем, в тридцать пять лет при пяти детях), и упорно кажется мне, что Нед в постель к Кейтилин пришел девственником. Полагаю, при этом ужасно переживая из-за увлечения Эшарой и совместных танцев с нею же. И мучительно раздумывая, является или нет позором для Законной Жены добрачное увлечение мужа, даже если оно так и осталось в рамках грез и танцплощадки. Далее, этак смутно вырисовывается в моем представлении картинка, на которой Аррен с Недом обреченно глядят друг на друга перед тем, как пойти и пожертвовать собою каждый на своем брачном ложе. Причем старший (все-таки две женщины в анамнезе) чувствует необходимым как-то подбодрить младшего (вообще никаких женщин в анамнезе), хотя остро ощущает, что сам мало что понимает в вопросе, а что знал, изрядно подзабыл. Но — надо, ради мужской чести, мира во всем Вестеросе и этого блядуна Роберта! А посему настоящие мужчины молча смотрят друг на друга, потом расходятся каждый к своей сестре Талли и в результате поистине героических усилий оставляют их наутро успешно оплодотворенными.

Орлы.

Наконец, я твердо уверена, что ни единого разочка Нед жене не изменял. И когда он ужасно переживает насчет того, что покрыл супругу позором, он переживает именно из-за того, что сказано. Ибо весь Вестерос думает, что Нед изменил Кейтилин, и это покрывает супругу лорда Старка вечным и несмываемым позором. А уж как это покрывает вечным и несмываемым им же самого лорда Старка, так это словами совершенно невыразимо.

Нет, что вы, факта измены не было. Его и быть не могло, при таких-то принципах. Если бы лорд Старк действительно изменил супруге, я даже не знаю, что бы он с собой сделал. Вероятно, отрубил бы себе самому Льдом голову, ибо оказался бы не в силах выдержать свой испытующий взгляд в зеркале.

Но отсутствие измены по факту совершенно не меняет того, что Нед в собственных глазах — не только Самый Несовершенный Человек Вестероса, но и вообще худший негодяй вселенной. Ибо он ради клятвы Лианне допустил, что все думают то, что они думают. А это, как вы понимаете, непоправимо, позорно и т.п. Клейма ставить на этом Неде — и то негде.

Ффух. Что здесь следует сказать в заключение, если опять-таки строго цензурно. На самом деле честь Неда в этом, как и прочих случаях, совершенно безупречна. Все считают, что лорд Старк имел, кроме законной жены, по крайней мере Эшару и Виллу, а также, возможно, рыбачку, а может, и еще кого, такие тихони — они всегда подозрительны. Ну уж кого-то из них точно имел, поскольку Джон живое доказательство. В то время как Нед, бедняга, безупречно верен будущей жене до брака, во время брака и после брака.

Далее, по моему мнению, это в каком-то смысле смешно, во всех смыслах грустно, весьма поучительно, а также есть история всей Недовой жизни, до последней секунды. Включая откровения на эшафоте. Всю-то жизнь бедолага вынужден поступаться видимостью чести ради сути чести. И никто не увидит, и никто не оценит… кроме близких, богов, ну и лорда Мартина, конечно.

Но если в пространстве саги Неда как человека (а также всю его нелегкую и непростую жизнь) по-настоящему знают разве боги да Джон Аррен, может ли последний поверить, что Нед нагулял с пластилиновой Эшарой ребенка, привезенного с югов?

В картонном романе — да. В романе умного автора — ни в коем разе.

Мартин умный автор.

45. Последняя тайна Джона Аррена

Подведем промежуточные итоги.

Аррен умный персонаж, и он знает, что за ребенок появился у Неда, потому что не может не знать.

При этом он отпускает Неда с ребенком на север и никому, нигде, ни разу не дает даже намека на то, что он должен был понять.

При этом они с Недом переписываются, и Аррен очень, очень много значит для Неда.

А еще один раз они имеют возможность повидаться без Роберта и поговорить по душам. Это, если кто забыл, когда у Аррена родился Робин, и Нед поехал в Гавань, повидав Серсею с очередным плодом инцеста, но почему-то не короля, — ибо, надо понимать, все было сделано так, чтобы короля не застать.

И, наконец, ребенка, которого Аррен позволил Неду увезти на север, зовут Джоном.

Все одно к одному. Аррен знает, и Нед знает, что Аррен знает.

Не знаю, говорили они об этом откровенно или нет. Может быть, намеками. Во всяком случае вряд ли подробно. Не те они оба люди. Но Аррен в этом пункте Неда никогда не предаст. А Нед твердо верит, что может здесь положиться на лорда Джона, занимающего особенное место в Недовой жизни.

Впрочем, Нед для Аррена тоже особенный человек. Не думаю, что умный лорд Джон не осознает, что регулярно предает собственные принципы. Нед, неуклонно следующий этим принципам, не может не занимать в жизни Аррена совершенно отдельное и очень важное место. Думаю, Аррен им восхищается, в него (и ему) верит — и очень его любит.

Что до Джона Сноу, то он для Аррена, во-первых, совершенно безопасен в политическом отношении. Неду не нужен и никогда не будет нужен карманный Таргариен. Но ему очень нужен мальчик Джон Сноу — чтобы его любить и растить.

И во-вторых, Джон Сноу и его тайна для Аррена в некотором роде искупление того, что произошло при взятии Гавани. Уж не знаю, тревожат ли кровавые призраки детей-Таргариенов сны правой руки Р. Баратеона. Вряд ли. Но вину он, конечно, испытывает. Хотя бы потому, что никогда, ни при каких обстоятельствах не позволяет Роберту отдать приказ об уничтожении Визериса и Дени.

Конечно, рядом бдит Варис, который принял бы в случае чего свои меры, и с устранением последних Таргариенов вряд ли что бы вышло, — но мы сейчас об Аррене и о том, что он никогда не погрузится в пучину нечистоплотной политики настолько, чтобы взять на душу грех убийства детей. Пусть Визерис уже и не ребенок, все равно, вина есть вина.

Кстати, думаю, Варис и Аррен так хорошо сработались не в последнюю очередь из-за твердой позиции Аррена по данному вопросу.

Ну и раз уж мы о детях — неусыпная забота Аррена о детях Роберта тоже, конечно, в чем-то стремление искупить ту давнюю вину.

Не стану говорить, что отношение Аррена к Неду всегда отличается исключительной порядочностью, и вообще что там только любовь. Как всегда в жизни, намешано разное. Любовь любовью, забота заботой, уважение уважением, но Аррен, как мы помним, позволил Мизинцу трепать языком насчет того, кто был первым у Кейтилин. Хотя, может быть, Аррен этому сколько-то верит? С учетом того, что Лиза была вовсе не, и потом, Нед с его полным отсутствием опыта мог и не разобраться… И все равно Аррену следовало бы заткнуть Мизинца, потому что Кейтилин — леди Неда, уж какой бы ни была. А раз этого не случилось, значит, имело место мелкое и, казалось бы, малозначащее предательство Неда его бывшим воспитателем в политических и личных интересах последнего.

Что, конечно, нехорошо. Зато, увы, очень жизненно.

С другой стороны, как бы ни было, а тайну Неда Аррен сохранил. И любовь между ними тоже сохранилась, скрасив, как мне кажется, последние годы жизни лорда Долины и фактического главы Вестероса.

Мальчик, бывший в детстве на втором плане, стал для Аррена любимым сыном и, наверное, даже утешением в старости.

С Робертом все с точностью до наоборот.

46. Аррен как воспитатель

Начнем с того, что в целом Роберт — разочарование Аррена. Буквально все хорошие задатки, все, что восторгало снисходительного дедушку в давние счастливые долинные годы, обращается сначала в пепел, потом в грязь, а далее совсем в отходы органики.

Причем Аррен прикован к Роберту и обречен за всем этим наблюдать.

Более того, в чем-то именно лорд Джон способствует окончательному освинячиванию Роберта. Ибо с концом войны приходит конец и воспитанию старшенького. Теперь Аррену типа некогда, он занят важными государственными делами. В то время как Роберт брошен в пучину бесплатных удовольствий, за которые исправно платят Аррен — и, не забудем, страна.

Нет, понятно, что поручить Р.Баратеону дело — значит завалить дело. Но без дела Р.Баратеон скользит по наклонной все быстрее.

Здесь, пожалуй, следует сказать пару слов на тему о том, до какого возраста следует воспитывать своих детей. Вопрос, разумеется, из разряда кухонно-философских и может быть обсуждаем до бесконечности. Но все-таки. Мы вообще зачем детей воспитываем? Чтобы нам было чем заняться или чтобы подготовить детей к самостоятельному существованию в суровых реалиях жизни? Это вообще скорее для нас или скорее для них? И по каким критериям следует оценивать работу родителей? Вот Кейтилин, Серсея и Лиза — то, что обывателями называется «хорошие матери», страстные, неравнодушные и охотно занимающиеся своими детьми. Только вот их любимцы получаются какие-то, простите за точность выражения, сильно недоделанные. Для себя-то дамы проводят время с толком и страстью. А как насчет пользы для отпрысков? Насколько приспособлены к реальной жизни Санса, Джоффри и, простите вестеросские боги, Робин?

То есть, конечно, у любого воспитателя, хоть семи пядей во лбу, случаются провалы. Вот хоть Нед, прекрасный отец, и Теон, а также то, что из него получилось. Но в таких случаях воспитатель должен осознать, проникнуться и заняться исправлением своей ошибки. Что мы ответственны за тех, кого приручили, широко известно благодаря Сент-Экзюпери. Что мы ответственны за тех, кого взялись воспитывать, как, впрочем, и за результат любой работы, нами на себя взваленной, говорят значительно реже.

Роберт — это педагогическая ошибка Аррена. И не надо считать, что Аррен плохой воспитатель, потому что Нед как раз у него вышел прекрасный (кроме самоуничижительных комплексов, но, как известно, у каждого свои недостатки). Но в вину лорду Джону можно и необходимо ставить то, что он, увидев свою ошибку, устранился и предоставил тому, что росло в Роберте, расти как заблагорассудится.

Ну и выросло то, что выросло. Вот был любимый, веселый, забалованный мальчик, а потом тинейджер, а потом молодой человек, которому все прощалось, ибо обаяшка, подлиза, забавник, рубака и здоровый крепкий парень. А что учится Роберт главным образом тому, как забавлять и обезоруживать окружающих, дабы они простили ему, Роберту, все, что вообще-то нехорошо, Аррен как-то просмотрел. Ибо комфортно и весело, ура, нам хорошо втроем, а мелкие недостатки мальчика — они же такие мелкие, на фоне семейных комфорта, хорошести и веселья.

Но тут, как помним, грянуло. И обнаружилось, что Роберт недалек, крайне эгоистичен, решительно не различает, где хорошо и где плохо, способен бурно ликовать над трупами маленьких детей, а также в принципе не умеет быть благодарным. Для начала хотя бы тому же Аррену, который ради Роберта пошел ой на многое.

Что делает Аррен со своей педагогической ошибкой?

Устраняется.

Да, человек, правящий государством, — это занятый человек, и ему очень некогда. И ситуации в Вестеросе без Роберта, конечно, куда лучше, чем с ним. Но деградация Роберта без Вестероса столь же безусловно усиливается.

Воспитуем ли Роберт? Глобально, конечно, вряд ли. Но что-то, кроме пьянок, траха и турниров, думается мне, можно и нужно было для него найти. И даже не из любви к самому Роберту. (Хотя, строго говоря, что же это за любовь, когда ребенок тебе нужен, только пока он тебе делает весело и комфортно?) А прежде всего потому, что для страны очень опасно, когда ее глава, пусть и формальный, есть всего лишь существо скучающее, гниющее и все более никчемное.

Но тут вот какое дело: воспитывать такое дерьмо, как Р.Баратеон после войны, можно уже только с применением ремня разного калибра.

В то время как Аррен резко не склонен к силовым решениям. Я бы сказала, что он от них, силовых решений, отчаянно уклоняется до последнего момента и даже некоторое время после.

Понимает он, кого воспитал? Конечно, он ведь умный человек. Не исключено, что в первые годы после войны он даже сколько-то пытался приобщить старшенького к работе. Там, где ответственность поменьше и последствия попроще. Но ведь Роберт к этому делу от природы не склонен, ибо глуп, не желает заставлять себя работать и так далее. Так что сначала его приходится тащить к работе, преодолевая рев, взбрыкивания и отнекивания, потом контролировать и подправлять весь процесс — и, наконец, исправив, доделав и переделав всю работу за него, выслушивать вой на тему, что он вообще не понимает, зачем над ним так издеваются, выдернув его зад из любимого кресла.

Процедура, безусловно, малоприятная. Но если пустить этого недоумка на самотек, он весь быстренько изойдет на лужицу понятно чего. Будучи при этом первым лицом государства.

Не говоря уж о том, что исправлять свои ошибки — обязанность каждого взрослого человека. Притом, что нежелание Аррена лишний раз заниматься старшеньким после Гавани и трупов детей совершенно понятно. Но взрослые люди обязаны уметь заставить себя делать то, что им неприятно и нежеланно. Если оно действительно нужно.

А заниматься воспитанием Роберта, вместо того чтобы, проумилявшись столько лет ахзабавным выходкам оного, бросать его вариться в собственной толстокожести, безусловно, нужно. Сколь бы ни была велики занятость Аррена и его ответственность перед руководимой страною.

47. Аррен как глава страны и семьи

Кстати, насколько необходимо Аррену участвовать в руководстве страною? Да, я понимаю, Тайвин — нехорошая альтернатива. И Роберт без Аррена пропадет. (Тут, правда, такое дело, что он пропадет и при Аррене, поскольку лорд Джон на воспитание старшенького, как мы помним, решительно забивает и обращается к типа более важному.) Да и вообще хлопать дверью, когда власть идет в руки, — мероприятие сомнительное со всех точек зрения. Вот Нед порывает с Робертом и уезжает на юг. Следует ли Аррену, явно не одобряющему убийство детей-Таргариенов, сделать то же самое? Или он не может себе этого позволить? Уж не говоря о том, что работа проделана титаническая, один брак с барышней Талли чего стоит, и вдруг развернуться и уехать, кинув Тайвину на разграбление страну и, так сказать, поле боя?

И вообще много ли пользы от хлопания дверями и прочего бития стекол? Вон Брандон, как помним, попытался что-то подобное устроить, и толку было не просто ноль, а минус бесконечность. Нет, такие поступки позволительны, когда человек не может сделать ничего иного. Вот Неду хлопание дверями простительно, более того, оно, хлопание, похоже, неплохо расставило акценты в ситуации — кто прав, а кто органический отход. Но у Неда кармическая роль такая — работать нравственным камертоном. Аррен — другой человек, и у него роль другая.

В общем, Аррен имеет основания считать, что при нем будет лучше, чем при Тайвине. И Роберту, и Вестеросу.

Ну и власти тоже хочется, конечно.

Ну и с Робертом лишний раз возиться тоже не хочется, конечно.

Вопрос, прав ли Аррен, что берет на себя власть, некорректен в принципе. Давайте изменим формулировку: Аррен берет на себя обязательства по стране и королю, и вот если он их выполнит с честью, значит, его решение взять власть было правильным. А если нет — ответственность прежде всех иных на нем, на ком же еще.

И в общем сначала все идет хорошо. В стране наступает мир, даже в Дорне. Позже прижмутся и островитяне. Мир, торговля, благоденствие, никаких репрессий, при полном контроле над ситуацией (спасибо Варису). Один из признаков сильного режима: нет надобности добивать детей-Таргариенов за морем. Потому что вина виной, но будь Визерис вправду опасен, разговор бы сразу пошел на ином уровне.

А так — Роберт женат, Тайвин устранен от власти, Серсею удовлетворяет Джейме. Розы цветут, шторма утихли, львы мирно роют золотишко, честь высока, и даже зима вроде как далеко. В конце концов даже Лизе удается обзавестись живым ребенком.

Когда эта идиллия покрывается трещинами и превращается в невнятное месиво, разве прикрытое благопристойностью, сразу так и не скажешь. Опять же что-то раньше, что-то позже. В целом я бы провела, пожалуй, черту где-то после рождения Робина, когда Аррен единственного сына отдает на откуп Бедной Лизе.

Понятно, что он устал, и что синдром профессионального выгорания в цвету, и что Лизе надо чем-то заняться, чтобы она отстала от мужа. И что в пожилом возрасте тяжело в очередной раз рисковать сердцем, привязываясь к слабому ребенку.

Но все-таки. Если тебя не хватает на страну и ребенка одновременно, почему бы не выбрать частную жизнь и ребенка? Тем более что на страну уже не хватает отчетливо.

Тут я, пожалуй, для примера еще раз вспомяну недоброй памяти свежепроизведенную в святые последнюю царскую парочку. На сей раз не только истерическую жену, которой на самом деле хотелось не счастья своему неизлечимо больному ребенку, а гарантий безопасности и вообще хорошей жизни для себя любимой. Сын должен быть императором! И точка. Причем во всей полноте власти. Ибо иначе мама жуть как психует и трясется за себя любимую.

Ее мог бы остановить и ею заняться безмерно любящий супруг. Но ему же некогда — он на работе, страною правит. Пусть уж она как-нибудь сама, с Мизинцем, ой, то есть, простите, с отцом Григорием.

Но о дамах уже говорено, а вот был ли иной путь у мужчин, которые правят страной, а дома навести порядок некогда?

Безусловно, да. Если страной руководить толком уже не выходит, и дома большой непорядок, без тебя неразруливаемый, готовь преемника, бросай работу, уходи в личную жизнь и получи свои покой и счастье вместе с пенсией.

Но ни последний царь, ни лорд Аррен на такую жертву не согласны. Себе и другим они, конечно, долго будут рассказывать, что без них все непоправимо обрушится, Вестерусь пропадет и зачахнет на корню, Роберт сгибнет, и вообще они глубоко незаменимы, преемников не имеют, да и вокруг исключительно сволочи и подонки.

На деле фигня все их якобы высокие соображения. Никому не лучше оттого, что дожившие до профнепригодности или с самого начала профнепригодные властители зубами вцепились во власть. Ни их женам, ни больным детям, ни плохо руководимым странам.

Да и с преемниками все обстоит не так уж кошмарно. Черт с ними, с Романовыми, хотя даже среди них могли обнаружиться неплохие лидеры, а вот есть ли в Вестеросе альтернатива Аррену? Реальная, а не лорд Эддард Старк, конечно.

Между прочим, есть. Даже притом, что вокруг себя Аррен, как мы помним, способных людей не держит (разве вдруг думает, что при этом держит их за горло). То есть преемника не просто не растит, но панически боится, что таковой вдруг возникнет.

Начнем с того, что, даже если не принимать во внимание клан Тиррелов, где что-нибудь способное вполне может найтись, и политически подкованных Мартеллов (они все-таки местнически настроены), есть человек с опытом работы, бесспорно способный, сильный, умный — и Аррен, на мой взгляд, ему малость задолжал.

Я про Тайвина.

48. Аррен и Тайвин

Тайвин — человек плохой, жестокий и бессовестный. Это я говорила и еще, надеюсь, скажу не раз.

Но мы сейчас не о нравственности, а о политике. А в политике следует учитывать даже очень плохих, жестоких и безнравственных людей — если они представляют собою реальную силу.

Тайвин не просто сильная фигура: он фигура, сильная настолько, что, когда уйдет Аррен, противостоять Тайвину не сможет никто. Что мы, собственно, и видим. У власти мог оказаться не Нед, а кто-нибудь другой, Станнис, допустим, или кто-то из Тиррелов, — Тайвин начнет войну, разорвет страну надвое, но, будем реалистами, скорее всего, добьется своего, пройдя по трупам. Его не пускали к власти столько лет, он сидел и копил злобу и решимость, и теперь его ничто не остановит.

Аррену следует либо убирать Тайвина физически, обезглавив клан Ланнистеров, либо допустить к власти, но не абсолютной, а дозированной, и использовать как хороший инструмент. (Есть еще третья возможность, но о ней чуть позже. ) Первое чревато, ибо клан Ланнистеров слишком силен и богат, и там кроме Тайвина есть люди, способные стать лидерами. К тому же Тайвин, как помним, хорошая корова, дающая золотое молоко.

Безусловно, пустить Тайвина к власти опасно. Но тут опять же вопрос, что опаснее — допускать Тайвина наверх или упорно не допускать. Аррен не вечен. Приход Тайвина к власти после ухода (на тот свет или в отставку, сейчас без разницы, хотя Аррен сам в отставку не уйдет) лорда Джона неизбежен, как приход зимы. Что дешевле обойдется стране: если Тайвину дадут кусок пирога мирно или если он пойдет к власти по трупам с характерной для него безжалостной настойчивостью?

Чем выгодно использование Тайвина для Аррена? Именно личными качествами Тайвина, теми, которых у Аррена нет. Лорд Джон резко не склонен к силовым решениям — Тайвин ими живет. Аррен не способен дать ремня Роберту, а также Серсее, а также, между прочим, наследничку трона Джоффри (которого Серсея запретила пороть / воспитывать) — Тайвин способен приструнить дочку, зятя и внука, пока не стало слишком поздно для всех троих. Роберта раздражает Серсея, которую не может вразумить даже Джейме? Тайвин — чуть ли не единственный, кто способен поставить дочь на место. И она ведь на место встанет, и придержит язык, и даже родит кого-нибудь от мужа. Если папа нажмет. И Роберт под взглядом тестя будет вести себя куда приличнее, даже, глядишь, делом со страху займется. А уж как полезно оказаться под холодным взглядом дедушки Джоффри, еще не достигшему сложного тинейджерского возраста. Глядишь, человеком вырастет.

Наконец, есть еще вопрос казны и финансов, в котором давно должны быть закручены гайки, но Аррен их закручивать не решается, а Тайвин способен вполне. Вообще при таком руководителе, как Аррен, Тайвин — отличный грозный зам. Если, конечно, его как следует контролировать.

Причем, на мой взгляд, контролировать Тайвина Аррен вполне способен. Тем более что весь Вестерос ему в помощь: Тиреллы, братья-Баратеоны, Нед, Хостер Талли и, разумеется, Мартеллы. (И не забудем всезнающего Вариса, хотя бы в скобках.) Да, Тайвина воспримут плохо и даже местами в штыки. Но ведь это как раз самому Тайвину чрезвычайно полезно для входа в рамки. Совести он лишен, а вот ума — вовсе нет. Сильное давление на Тайвина есть необходимое и достаточное условие, чтобы он не забывал о приличиях в широком, я бы даже сказала, политическом смысле. Он будет вынужден идти на жертвы, чтобы удовлетворить Мартеллов, — ну и очень хорошо. Придется выдать Гору и Лорха — так ведь прекрасно, если он вовремя избавится от подобных сотрудников. Зато человек вместо того, чтобы бесконечно копить злобу на всех и вся за каждый потраченный впустую день, будет себя реализовывать. Глядишь — обтесается, обучится приличиям и несколько помягчеет. Совесть, конечно, не приобретет, но ему придется подлаживаться ко всем подряд и изображать наличие совести, что весьма способствует формированию, так сказать, совестного протеза. Ну и стране в целом вряд ли станет хуже — ибо Тайвин, в отличие от Аррена, не загонит проблемы под лед, а начнет их решать.

Да, за ним как человеком много плохого. Но руководитель он как раз небесталанный. И, в отличие от Аррена, еще не выгорел профессионально.

Тайвин делает страшные вещи, когда он берет власть, я первая это скажу и еще добавлю. Но не забудем, что по большей части все это происходит потому, что власть Тайвину приходится брать с боем. Приди она, власть, к нему пораньше и мирно — скорее всего, все вышло бы иначе. Куда менее ожесточенно, куда менее хищнически.

Наконец, есть Джейме, ради которого Тайвин готов на многое. Даже, полагаю, прилично себя вести. В преемники Аррену Тайвин, конечно, не годится, по многим причинам, среди которых позиция Дорна — не последняя. Но если Джейме, вместо того чтобы гнить в безделье наподобие того же Роберта возле той же Серсеи, после хорошей встряски возьмется за ум и обучится делам политическим, из него выйдет очень неплохой преемник лорда Джона.

Вариант не без своих рискованных и слабых сторон, однако в политике других вообще не бывает. Зато если бы вышло, создалась бы уникальная ситуация «и овцы целы, и волки сыты».

Впрочем, имеется и третья возможность: почувствовав, что не тянет, но не желая и Тайвина звать на помощь, Аррен может начать готовить себе другого преемника. Не Мизинца и не кого-нибудь из тех, кто рядом, там глухо и бесперспективно. Но Вестерос — страна большая, таланты найдутся. Только надо честно поискать, а когда найдешь, начать так же честно готовить. Чтобы человек успел к моменту ухода Аррена с поста набрать столько политической силы, что даже Тайвина сможет прибрать к рукам.

Тем более что у Аррена, как мы помним, есть на Тайвина совершенно конкретный и внятный компромат.

Но куда там. Кто же выпустит власть из рук. Аррен выбирает единственный абсолютно гибельный вариант: не делать ничего, загонять проблемы под сукно, примораживать ситуацию в стране (а также в семье, а также со старшеньким). И так до тех пор, пока все не рванет самой что ни на есть отходной органикой.

Что после смерти Аррена и происходит. Причем органический душ достается, к сожалению, прежде всего Неду. Хотя тут как раз вины Аррена нет. Он, судя по тексту, Неда от столицы держал сколько мог подале.

В общем и частном, именно Аррен отвечает за тот вселенский срач, который начался после его правления в стране.

Так был ли он прав, беря власть после войны? Скорее всего, да. Был ли прав, упорно оставаясь у руля, причем в одиночестве, до самого конца? Однозначно — нет. С ним случилось то же, что часто губит хороших политиков и неплохих людей: их не отпускает и развращает власть.

Больной Робин и безумная Лиза — не только бремя лорда Джона, но и последний шанс на спасение, так сказать, души десницы. Но как раз к возможностям спасения своих душ политики обычно безнадежно глухи.

В общем, вышло как в той фразе Буджолд: только мелкий человек не даст вырасти рядом преемнику. Аррен оказался по большому счету мелок. При всем хорошем.

И уж совершенно непростительна его позиция по принципу «После меня хоть потоп».

Вот как раз потоп и грядет.

49. Аррен: смерть и далее

Ситуация вокруг десницы перед его внезапной кончиной глубоко безрадостна, и он сам во многом за нее в ответе. Любимый мальчик Роберт — грязная свинья и трус, пытающийся освободиться от жены и детей чьими угодно, но не своими руками. Жена — тяжелая, полубезумная истеричка. Ребенок — испорченный физически и, боюсь, душевно, к тому же при такой мамочке вряд ли выживет. Ситуация в стране чревата взрывом. Казна пуста, корона в долгах выше темени. Вокруг ни капли любви, одни хищники.

Есть Нед, но он далеко. И даже Неда иногда приходится по мелочам предавать.

Это называется полное и горькое одиночество.

Наконец, Роберт начинает давить на Аррена с помощью Станниса. (Иначе как предательством по отношению к Аррену его действия не назовешь; но Аррен с Робертом вообще довольно лихо предают друг друга.) А Станнис — это бульдог, который добычу не выпустит.

Пытаясь задружить с бульдогом, Аррен кидает ему кость: собственного сына.

И это — конец лорда Джона. То есть начал-то всю историю, сгубившую Аррена, конечно, Роберт. Но за черту Аррен переступил лично. Даже если он не намеревался сдержать обещание, вся эта история ясно показывает, как мало значил для него его больной сын.

Даже и тогда, впрочем, деснице сошло бы это с рук… но добавился фактор Мизинца, единственного человека, который по-настоящему ненавидит десницу. Ибо Аррены на пару столько лет имели беднягу пушистика, что он не без удовольствия убирает мужа руками жены, а потом убирает и жену — пока в Гнездо, а там видно будет. Ибо не только Бедные Лизы, но и пушистики, между прочим, чувства имеют.

Аррен умирает в муках, причем очень некрасивых. Возле его смертного ложа — трое людей, которые, собственно, и отправили лорда Джона на тот свет: Роберт, Лиза и Пицель. Особенно мне нравится поведение Роберта по принципу «ну, раз уж ты все равно помираешь, так хоть не жадничай, расскажи, как мне дальше жить покомфортнее для моего драгоценного зада». Ничтожество, на которое Аррен все-таки, как ни кинь, при всех взаимных счетах и претензиях, положил жизнь.

И ничего уже не исправить.

И что самое плохое — именно после смерти Аррена все только и начинается.

Мог ли Р. Баратеон, оставшись без единственного человека, который всю жизнь его защищал от мира, а главное, стоял между Робертом и Тайвином, сохранить статус кво? Да, вполне. Все, что ему следовало сделать, — это допустить к власти клан Ланнистеров. Приход Тайвина к власти на сей раз, разумеется, уже неотвратим, но его опять-таки можно было бы окультурить. Назначение Джейме десницей — это тот минимальный кусок, который следует бросить Тайвину, чтобы не началась война. Да, придется прижаться с веселой жизнью и расходами, но можно взамен потребовать, чтобы Серсея вела себя прилично, и вообще начать жить как взрослый ответственный человек. Тайвин способен взять зятя в ежовые рукавицы, но можно добиться ряда поблажек, если повести себя по-умному. Опять же обмануть ожидания Станниса и Ренли (мелочь, зато как приятно мелкой душе Роберта). И Вестерос будет цел.

Но разве ж Роберту важен Вестерос? (За что, кроме личной Робертовой свиньи, опять же спасибо лорду Аррену.) Р. Баратеон одержим желанием освободиться от гадюки со змеенышами, и ради этого готов подставить и погубить не только приемного отца, но и названого брата. Пущай все мрут до кучи, только бы свинье было чем гадить.

Поэтому первое, что делает Роберт, — это кидает Ланнистерам два, увы, совершенно неудовлетворительных куска. Джейме становится Хранителем Востока, каковой титул срочно отнят у мальчика Робина. А второе — Тайвину в воспитанники (читай — заложники) обещается тот же самый мальчик Робин. Поскольку Робин ничего не значит для Р. Баратеона, то его в случае чего и не жалко будет.

А насчет бить себя в грудь и орать, что мы типа одно имя носим, и вообще, я за него горой и хоть ща в огонь, и как вы могли подумать, что он мне не дороже родного сына и наследника, — это Р. Баратеон, как мы помним, всегда запростяк и на счет раз.

И тут, конечно, ничего не значат заслуги Аррена, который и так был обязан служить своему законному королю. Тем более что не какой-то там мозгляк Робин, а он, Роберт первый этого имени, есть настоящий сын почившего Аррена, которого, конечно, жалко, что уж там. Но не настолько, чтобы не пожертвовать ради себя любимого всем, что от Аррена осталось.

50. Вместо заключения

Почти точно год прошел с того момента, как меня угораздило начать обсуждение того, что на самом деле стоит за разговором в крипте двух старых друзей. И даже не за всем разговором, а только за той его частью, где про столицу, политику и покойного лорда Джона. Год без девяти дней на полстранички мартиновского текста. Какой отличный результат.

Как сам Мартин, бедолага, соблюдать какие-то сроки успевает, при подобной насыщенности текста смыслами? Ума не приложу.


Публикуется с разрешения автора по заметкам от 2.2.2013, 6.2.2013 и  10.2.2013/