Джону пришлось пригнуться, чтобы пройти через низкую дверь. Внутри был плотно утоптанный земляной пол - никакой мебели, никаких признаков, что здесь жили люди, если не считать золы под дымовым отверстием в крыше.
- Хорошо жилье, нечего сказать, - заметил он.
- Я тоже родился в таком вот доме, - пригорюнился Скорбный Эдд. - И провел в нем свои лучшие годы - все плохое началось потом. - В одном углу валялась куча соломы, и Эдд посмотрел на нее с тоской. - Я отдал бы все золото Бобрового Утеса, лишь бы снова поспать в постели.
- Вот это ты называешь постелью?
- Я называю постелью все, что мягче земли и имеет над собой крышу. - Эдд понюхал воздух. - Навозом пахнет.
- Как ты думаешь, что могло с ними случиться? - спросил Джон.
- Такое, что мы и вообразить себе не можем, - заверил Скорбный Эдд. - Я, впрочем, могу, только говорить не хочу. Довольно одного знания, что всех нас ждет погибель, - незачем думать об этом заранее.
Скорбный Эдд кормил лошадей.
- Топор в подарок одичалому? Хорошее дело. - Он отыскал топор Мормонта, с короткой рукоятью и золотой гравировкой на черном лезвии. - Он вернет его воткнутым в череп Старого Медведя как пить дать. Почему бы не отдать ему все наши топоры, да и мечи в придачу? Уж больно они дребезжат но время езды. Без них мы доедем быстрее - прямиком до пекла. Как по-твоему, в пекле тоже идет дождь? Может, лучше поднести Крастеру хорошую шапку?
- Ему нужен топор, - улыбнулся Джон. - И вино.
- Умная голова наш Старый Медведь. Если одичалого напоить хорошенько, авось он только ухо ему отрубит, а не убьет до смерти. Ушей-то два, а голова одна.
- Смолвуд говорит, что Крастер друг Дозора.
- Знаешь разницу между одичалым - другом Дозора и одичалым недругом? Недруги оставляют наши тела волкам и воронам, а друзья закапывают, чтобы никто не нашел. Знать бы, долго ли провисел этот медведь на воротах и что поделывал Крастер до нашего приезда? - Эдд смотрел на топор с сомнением, и дождь струился по его длинному лицу. - Как там внутри, сухо?
- Посуше, чем тут.
- Если я заберусь в уголок подальше от огня, может, меня до утра не заметят? Тех, кто будет ночевать в доме, он убьет первыми, зато по крайней мере умрешь в сухости.
Джон не удержался от смеха:
- Крастер один, а нас двести. Вряд ли он станет кого-то убивать.
- Ты меня радуешь, - с мрачным унынием сказал Эдд. - Впрочем, от хорошего острого топора и умереть можно. Не хотел бы я, чтоб меня убили дубиной. Я видел человека, которого огрели дубиной по лбу - кожа совсем чуток лопнула, зато голова раздулась что твоя тыква и побагровела. Он был хорош собой, а помер урод уродом. Хорошо, что мы дубину Крастеру не дарим. - Эдд ушел, тряся головой и роняя воду с черного плаща.
- Какого медведя? Разве тут был медведь?
- Медведи всегда приходят, - со своей обычной мрачностью вмешался Скорбный Эдд. - Один убил моего брата, когда я был мал, а я после носил его зубы на кожаном шнурке вокруг шеи. У брата были хорошие зубы, лучше моих. Со своими мне одни хлопоты.
- Сэм ночевал в доме? - спросил его Джон.
- Тоже мне ночлег называется. Пол твердый, тростник вонючий, . а братья ужас как храпят. Ни один медведь не рычит так громко, как Бурый Бернарр. Но, правда, тепло было, это да. Только на меня собаки залезли. Плащ мой почти высох, а какой-то пес возьми и обмочи его - то ли пес, то ли Бурый Бернарр. А вы заметили - стоило мне попасть под крышу, как дождь прекратился? Теперь я вернулся, и он начнется снова. Все кому не лень льют на меня - и боги, и собаки.
Дайвен разглагольствовал с ложкой в руке:
— Я знаю этот лес, как никто, и вот что скажу вам: не хотел бы я оказаться в нем один нынче ночью. Не чуете разве?
Гренн молча пялил на него глаза, Скорбный Эдд сказал:
— Я чую только дерьмо двухсот лошадей да ещё похлебку. Одно на другое похоже, если принюхаться хорошенько.
)
Он ведь пророк!
и правда. Я раньше не замечала
