Недобитки больше достойны жалости, хотя могут быть столь же опасны. Почти все они люди простого звания, никогда и на милю не удалявшиеся от родного дома, пока лорд не повел их на войну. Они маршируют под его знаменами в худой одежонке и обуви, вооруженные порой серпами, мотыгами или палицами — привязал камень ремешками к дубине, вот тебе и оружие. Братья идут рядом с братьями, сыновья — с отцами, друзья — с приятелями. Наслушавшись песен и сказок, они мечтают о чудесах, которые увидят, о славе и о богатстве. Война представляется им самым замечательным приключением, которое им довелось испытать на своем веку.
А потом они вступают в бой.
Одним довольно одной битвы, чтобы сломаться, другие держатся годами, потеряв этим битвам счет, — но даже тот, кто пережил сто сражений, может дрогнуть в сто первом. Брат видит смерть брата, отцы теряют своих сыновей, друзья на глазах у друзей зажимают руками вспоротые животы.
Возглавлявший их лорд падает, другой лорд кричит, что отныне они переходят к нему. Кто-то вдобавок к плохо залеченной ране получает еще одну. Они никогда не едят досыта, сапоги у них разваливаются после долгого перехода, одежда изорвалась и сопрела, половина из них от плохой воды гадит прямо в штаны.
Новые сапоги, теплый плащ, ржавый полушлем снимают с убитых, а потом начинают грабить живых, таких же бедняков, на чьих землях идет война. Режут овец, забирают кур, а от таких дел до увода дочерей всего один шаг. Однажды такой вояка оглядывается по сторонам и видит, что его друзей и родных больше нет и он воюет среди чужих, под знаменем, плохо ему знакомым. Он не знает, где он и как попасть обратно домой, а лорд, за которого он сражается, не знает его по имени, однако приказывает ему стоять насмерть со своим копьем, серпом или мотыгой. Потом на него обрушиваются рыцари с закрытыми сталью лицами, и гром их атаки заполняет собой весь мир…
Тогда человек ломается. Он бежит или уползает с поля, скользя между мертвыми телами, он скрывается и ищет убежища. О доме он уже и думать забыл, а короли, лорды и боги значат для него меньше, чем кусок тухлого мяса или бурдюк с кислым вином, которые помогут ему протянуть еще день и заглушить страх. Так он и живет, недобиток, — со дня на день, от одного куска до другого, как зверь, а не как человек. Я не спорю с леди Бриенной — в такие времена путнику следует остерегаться беглых латников… но и пожалеть их тоже не худо.
За речью Мерибальда последовала глубокая тишина. Бриенна слышала шепот ветра в ивах и далекий голос гагары. Слышала дыхание Собаки, бегущего рядом с ослом и септоном.
— Сколько же лет было вам, — прервала она затянувшееся молчание, — когда вы отправились на войну?
— Не больше, чем вашему пареньку. Маловато для воина, но я не хотел отставать от братьев. Биллем назначил меня своим оруженосцем, хотя был, конечно, не рыцарем, а поваренком, и оружием ему служил уворованный там же на кухне нож. Он умер на Ступенях от лихорадки, так и не пустив свой клинок в дело, как и другой мой брат, Робин. Оуэну разнесли голову палицей, а его друга Рябого Джона повесили за насилие над женщиной.
— Война Девятигрошовых Королей? — спросил сир Хиль.
— Так ее называли, хотя я сам ни одного короля не видел и ни грошика не заработал. Но война была. Это точно.