На форуме «7Королевств» обсуждаем книги серии «Песнь Льда и Пламени», ждем «Ветра зимы», смотрим вместе сериал «Игра престолов» и «Дом драконов», делимся фанатским творчеством, организуем переводы, работу над энциклопедией и другие начинания фанатов. Строго для фанатов!
Вход РегистрацияПо мне, так и Старые боги, возможно, не враждебны Иным. Возможно, Великий Иной - один из них.что если Старки вовсе не противостоят Иным, а как раз наоборот?
В мире Мартина смерть ни для кого не проходит бесследно, а за жизнь надо заплатить.Или взять бедного Берика Дондарриона, который служит предвестником всех этих событий: каждый раз, когда он возвращается с того света, от Берика остается все меньше и меньше: он теряет воспоминания, у него остаются шрамы, он становится все более и более физически отвратительным, потому что он уже не живой человек. Его сердце не бьется, кровь не течет в жилах, он упырь, но упырь, оживленный огнем, а не льдом, так что мы здесь возвращаемся к темам огня и льда.
Три дня, прошедшие с ее смерти до поцелуя жизни, никуда не делись. Они буквально написаны на ней.Леди Бессердечная откинуло капюшон, размотала с лица серый шарф. Белые сухие волосы. Зеленовато-серый лоб с трупными пятнами, лицо изорвано в клочья. Одни раны покрыты кровавой коркой, в других просвечивают кости черепа.
Какой красивой была она прежде… какой нежной была ее кожа.
Прежде всего она тень бывшей Кейтилин.— Молнии вспыхивают и гаснут, так же обстоит и с людьми. Боюсь, что огонь лорда Берика ушел из этого мира. Нас теперь возглавляет тень, а не молния.
Нам рассказывают как он себя чувствовал:Лорд Берик ничего не ел. Арья ни разу не видела, как он ест, но иногда он выпивал чашу вина. Казалось, что он и не спит никогда. Его единственный глаз часто закрывался, словно от усталости, но стоило с ним заговорить, и глаз тут же распахивался опять. Он никогда не снимал своего потрепанного черного плаща и помятого панциря с облупленной эмалевой молнией. Тусклая черная сталь скрывала страшную рану, которую нанес ему Клиган, а толстый шерстяной шарф — темную борозду на шее. Но ничто не могло скрыть его проломленного виска, и красной ямы на месте глаза, и выступающих под кожей лица черепных костей.
Память угасает с каждым воскрешением, меркнут даже чувства и эмоции. Все понемногу сжег магический огонь.— Шесть, — неохотно ответил Торос. — И с каждым разом это все труднее. Вы совсем не бережетесь, милорд. Неужто смерть так сладка?
— Сладка? Нет, дружище. Ничего сладостного в ней нет.
Арья понимала, что он шутит, но Торос не засмеялся, а положил руку ему на плечо.
— Лучше не задумываться над этим.
— Можно ли задумываться над тем, что едва помнишь? Когда-то у меня был замок на Марках и женщина, на которой я обещал жениться, но теперь я не сумел бы найти свой замок или сказать, какие у этой женщины волосы. Кто посвятил меня в рыцари, дружище? Каким было мое любимое блюдо? Все меркнет. Порой мне кажется, что я родился на кровавой траве в той ясеневой роще, со вкусом огня во рту и дырой в груди. И что моя мать — это ты, Торос.
Мягко говоря, все не очень хорошо. Настолько, что Берик предпочел дать "поцелуй жизни" Кейтилин, чем существовать так дальше.— Огонь пожирает. — Лорд Берик подошел к ним сзади, что-то в его голосе сразу заставило Тороса умолкнуть. — Он пожирает и, когда он гаснет, не остается ничего. Ничего.
Жрец тронул лорда-молнию за руку.
— Берик, друг мой, что ты говоришь?
— Ничего такого, чего бы не говорил раньше. Шесть раз — это чересчур, Торос. — Лорд Берик отвернулся и отошел.
Она права лед и огонь, как их их магии, равноправны, равноценны. Но, ошибается говоря, что они просто противоположности. Не только, еще и две половины одного целого, как две стороны одной монеты. Иначе, Мелисандра, жрица Рглора, не чувствовала бы себя сильнее возле Стены - глыбы льда "построенной на крови", что бы это не значило.— То, как устроен мир. Истина повсюду, стоит только посмотреть. Ночь темна и полна ужасов, день ярок, прекрасен и полон надежд. Одна черна, другой бел. Есть лед и есть огонь, любовь и ненависть, горькое и сладкое, мужчина и женщина, боль и удовольствие, зима и лето, добро и зло. — Она сделала еще шаг в его сторону. — Жизнь и смерть. Повсюду противоположности, повсюду война.
Заменяем мужчину и женщину на лед и огонь, в нас получается: только при соединении магий льда и огня возникает сила, способная дать настоящую жизнь.— Могу тебе показать. — Мелисандра обняла Призрака, и он лизнул ее в щеку. — Мудрый Владыка Света сотворил нас мужчинами и женщинами, двумя половинками великого целого. При их соединении возникает сила, порождающая жизнь, свет… и тени.
Индиговый - цвет Бессмертных Кварта, что-то среднее между темно-синим и фиолетовым. Фиолетовый же - является сочетанием красного и синего.Здесь стоял длинный каменный стол, а над ним висело человеческое сердце, распухшее и синее, но еще живое. Оно билось гулкими толчками, с каждым ударом исторгая из себя вспышку индигового света. Вокруг стола маячили синие тени. Когда Дени прошла к пустому стулу на дальнем конце стола, они не шелохнулись и не повернулись к ней. В тишине слышалось только гулкое биение полуразложившегося сердца.
Кто несет за собой тьму, создания какой магии, мы уже знаем.Бьющееся сердце превращало сумерки в мрак.
Не дышат. Во внешности преобладают синие и сине-фиолетовые цвета. Цвета смешения льда и огня. На них остатки шелковой одежды, а чтобы сгнил шелк нужны века, значит они там очень давно. Мертвые, но сохранившие собственную волю. И самое главное - считающие себя живыми!Сквозь индиговый мрак она различала черты Бессмертного справа от себя — древнего старца, сморщенного и безволосого. Тело у него было густого сине-лилового цвета, губы и ногти ещё темнее, почти чёрные. Даже белки глаз посинели. Глаза эти смотрели невидящим взором на старуху по ту сторону стола, одетую в давно сгнившее шёлковое платье. Одна высохшая грудь была обнажена по квартийскому обычаю, и острый синий сосок казался твёрдым, как железо.
Да ведь она не дышит. Дени прислушалась к тишине. Никто из них не дышит, и не шевелится, и глаза у них ничего не видят. Неужели Бессмертные мертвы?
Ей ответил шепот, тихий, как мышиный шорох.
— Мы живы… живы… живы… — И другие шепчущие голоса подхватили: — Мы знаем… знаем… знаем…
Это иллюзия, "огонь жизни" нужен не рабам, а наславшим ману - самим Бессмертным. Они хотели чтобы ее магий и жизненная сила стала их "пищей", продлить с ее помощью свой век.Десять тысяч рабов воздевали окровавленные руки, пока она неслась мимо, как ветер, на своей Серебрянке. «Матерь, матерь!» — кричали они и тянулись к ней, хватали за плащ, за подол юбки, за ноги, за грудь. Они желали ее, нуждались в ней, в огне, в жизни — и Дени распростерла руки, чтобы отдаться им…
Даже воздух в Доме Бессмертных "индиговый", просоченый сочетанием магии огня и воды/льда.Но черные крылья забили вокруг ее головы, яростный вопль прорезал индиговый воздух, и видения вдруг пропали, а страстный порыв Дени преобразился в ужас. Бессмертные обступили ее, синие и холодные, — продолжая шептать, они трогали ее своими сухими руками, гладили, хватали за платье, запускали пальцы ей в волосы. Все силы покинули ее, даже сердце перестало биться, и она не могла шевельнуться. Чья-то рука легла ей на голую грудь, стиснула сосок, чьи-то зубы нашарили мягкое горло, чей-то рот лизал ее глаз и покусывал веко…
Но индиговый воздух полыхнул оранжевым, и шепоты превратились в вопли. Сердце Дени бурно забилось, руки и рты исчезли, кожу омыло тепло, и она заморгала от яркого света. Дракон у нее на плече, растопырив крылья, терзал страшное синее сердце, то и дело выбрасывая изо рта огонь, яркий и горячий. Бессмертные, охваченные огнем, выкрикивали тонкими голосами какие-то слова на давно забытых языках. Их плоть пылала, как старый пергамент, кости — как сухие дрова. Они плясали, крутились и корчились, высоко воздевая горящие руки.
Дени вскочила на ноги и ринулись к выходу. Бессмертные, легкие как шелуха, падали от одного прикосновения. Когда она добралась до двери, вся комната была в огне.
— Есть одно заклинание, — шепот ее был тих. — Но злое и черное, госпожа. Некоторые скажут, что смерть чище. Я научилась ему в Асшае и дорого заплатила за урок. Учил меня заклинатель крови из Края Теней.
Цена жизни - чужая смерть. "Магия - меч без рукояти" - плата за чудо великая.— Но это дорого стоит, — предупредила ее божья жена.
— У тебя будет золото, кони; все что захочешь.
— Я говорю не о золоте или конях. Там, где заклинают кровь, госпожа, жизнь можно купить лишь смертью.
Опять бронза, форма листка, опять древние иероглифы.Мирри произнесла несколько слов на языке, которого Дени не знала, и в ее руке появился нож. Дени и не заметила, откуда он взялся. Нож показался ей старинным — из кованой красной бронзы, в форме листка. Клинок его покрывали древние иероглифы.
— Сила коня, перейди во всадника, — пела Мирри, проливая конскую кровь на кхала Дрого. — Сила животного, войди в человека.
Сила "коня", жизнь ребенка Дени, жеребца, что покроет весь мир, служит платой за жизнь кхала Дрого.— Ты говорила мне, что лишь смертью можно выкупить жизнь. Я думала, ты говоришь про коня.
— Нет, — сказала Мирри Маз Дуур. — Эту ложь ты сказала себе сама. Ты знала цену.
«Знала? Неужели? Если я оглянусь, я пропала».
Магия крови, снова тени. И тени пришли, плясали вместе с мейегой.— Ты должна это сделать. Когда я запою, никто не должен входить в шатер. Моя песня пробудит древние и темные силы. Мертвецы будут плясать здесь сегодня ночью. Никто из живых не должен видеть их.
Какая это магия? Скорее всего магия крови, магия теней. Одновременно магия воды/льда и огня. Кровь - это жидкость. А вот тени - уже магия огня. Мелисандра утверждала что они дар Рглора:— Тени, только тени, — буркнул сир Джорах, но Дени слышала сомнение в его голосе. — Я видел, мейега. Ты была одна и плясала с тенями.
— Могила отбрасывает длинные тени, железный лорд, — заметила Мирри, — длинные и темные, и никакой свет не может полностью отразить их.
Тени у Мартина всегда появляются там где творится серьезная, большая магия, часто связанная с жизнью и смертью.Во тьме нет теней. Тени — слуги света, дети солнца. Чем ярче пламя, тем они темнее
Улыбнулся и протянул к ней руку, но когда он открыл рот, между губ хлынул огонь. Она видела, как сгорает его сердце за ребрами, и в одно мгновение он исчез, превратившись в пепел, как мотылек в пламени свечи.
— А кхал Дрого? — с ужасом проговорила Дени, глядя на их лица. — Он уже…
— Кхал живет, — спокойно ответила Ирри… но Дени заметила мрак в ее глазах; едва выговорив два этих слова, служанка бросилась за водой.
Он ел, пил, дышал, но не осознанно, а механически. Рана, стоившая ему жизни, затянулась. Вот только души не было, ее не вернули. Он как живой упырь, только не направляемый ничьей волей. Тепло ему нравится, оно не губительно для Дрого, как было для Бессмертных Кварта.Он лежал на голой ржавой земле, глядя на солнце. Дюжина кровавых мух ползала по его телу, но кхал не замечал их. Дени отогнала насекомых и стала на колени возле мужа. Глаза Дрого были широко открыты, но он не видел ее, и Дени сразу поняла, что кхал слеп. Она прошептала его имя, но он не услышал. Рана на груди зажила, оставив ужасный серо-желтый шрам.
— А что он делает здесь на солнце? — спросила она.
— Похоже, ему нравится тепло, принцесса, — проговорил сир Джорах. — Глаза кхала следуют за солнцем, хотя он его не видит. Он может даже ходить. Он идет туда, куда ты его ведешь, но не дальше. Он ест, если кладешь ему пищу в рот, пьет, если лить ему воду в губы.
Фактически кхал стал тенью себя прежнего. Безучастной, не воспринимающей окружающий мир тенью.— Но это не жизнь для такого человека, как Дрого. Он жил смехом, мясом, жарящимся на костре, и конем между ног своих. Он жил, встречая врага аракхом в руке и колокольчиками, звенящими в волосах. Он жил своими кровными и мной, и сыном, которого я должна была родить ему.
Магия тоже питает его, но за это пришлось заплатить.Лорд Бринден черпает жизнь из дерева, так сказала Листок. Он не ест, не пьет, но спит, грезит и наблюдает.
Эти чаши не только для Дейнерис. Если я раньше думала, что все предсказания Бессмертных объединяет "чаша льда" - предательство/месть, то теперь считаю что и "чаша огня" - почти всегда магия/ритуал.— Я пришла сюда в поисках истины. Истинно или ложно то, что я видела в коридорах? Прошлое это или грядущее? И что означают эти видения?
— Игра теней… дни, еще не осуществленные… испей из чаши льда… испей из чаши огня…
Группа "дочь смерти" - умершие, отданные смерти Визерис, Рейго и Рейгар Таргариен. Дочь смерти - дочь дракона, у венах всех троих была кровь Таргариенов.В синем мраке замелькали картины. Визерис кричал, а расплавленное золото текло по его лицу и заливало рот. Высокий меднокожий лорд с серебристо-золотыми волосами стоял под знаменем с эмблемой огненного коня, а позади него пылал город. Рубины, словно капли крови, брызнули с груди гибнущего принца, и он упал на колени в воду, прошептав напоследок женское имя. Матерь драконов, дочь смерти… Красный меч светился в руке голубоглазого короля, не отбрасывающего тени. Тряпичный дракон раскачивался на шестах над ликующей толпой. С дымящейся башни взлетело крылатое каменное чудище, выдыхая призрачный огонь. Матерь драконов, истребительница лжи… Ее серебристая кобылка трусила по траве к темному ручью под звездным небом. На носу корабля стоял труп с горящими глазами на мертвом лице, с печальной улыбкой на серых губах. На ледовой стене вырос голубой цветок, наполнив воздух своим ароматом. Матерь драконов, невеста огня…
Ее серебристая кобылка трусила по траве к темному ручью под звездным небом. На носу корабля стоял труп с горящими глазами на мертвом лице, с печальной улыбкой на серых губах. На ледовой стене вырос голубой цветок, наполнив воздух своим ароматом. Матерь драконов, невеста огня…
Her silver was trotting through the grass, to a darkling stream beneath a sea of stars. A corpse stood at the prow of a ship, eyes bright in his dead face, grey lips smiling sadly. A blue flower grew from a chink in a wall of ice, and filled the air with sweetness... mother of dragons, bride of fire...
В какой-то момент я засомневалась о Дрого ли она или рассказывает о самой Дейнерис и ее первом костре.Her silver was trotting through the grass, to a darkling stream beneath a sea of stars. A corpse stood at the prow of a ship, eyes bright in his dead face, grey lips smiling sadly.
Они оставили позади кхаласар и травяные жилища, они мчались, и звезды высыпали на небо.
Этот рядок с предсказания может обозначать как Дейнерис, так и Дрого. Они оба испили с чаши льда и чаши огня - пережили предательство и магический ритуал. Оба умерли (кто фигурально, кто буквально). А после действия магии возродились другими: Дейнерис стала Невестой Огня, Матерью Драконов, а Дрого - фактически тенью самого себя.Потом она не могла вспомнить, сколько времени это длилось, но когда они остановились у заросшей травой низинки возле небольшого ручья, совсем стемнело.
На носу корабля стоял труп с горящими глазами на мертвом лице, с печальной улыбкой на серых губах.
Ее стало возможно расшифровать после публикации спойлерной главы "Покинутый" https://7kingdoms.ru/2016/forsaken-excerpt-from-the-winds-of-winter/. Жуткая, мрачная, тревожная глава о двух братьях Грейджоях - Эуроне и Эйроне. Строчка с предсказания о Мокроголовом и о происходящем в этой главе.A corpse stood at the prow of a ship, eyes bright in his dead face, grey lips smiling sadly.
Кстати, среди тел побежденных богов есть не только боги Вестероса, даже сама смерть, но нет Старых Богов.Он засмеялся, и кожа поползла с лица, и жрец увидел, что это не Урри улыбается ему, а глаз Эурона — второй, спрятанный. Вот он, открыл всему миру глаз, налитый кровью, темный и страшный; весь в чешуе с головы до пят, черной, как оникс; восседает на груде обугленных черепов, у ног пляшут карлики, а позади горит лес.
— Кровавая звезда возвещает конец всему, — объявил он Эйрону Мокроголовому. — Наступают последние дни, когда мир будет сокрушен и переделан, и из могил и гробниц родится новый бог.
Затем Эурон поднял большой рог к губам и подул, и драконы, кракены и сфинксы пришли на его зов и склонялись перед ним.
— Склонись передо мной, брат, — велел Вороний Глаз. — Я твой король. Я твой бог. Склонись передо мной, и я подниму тебя и сделаю своим жрецом.
— Никогда. Ни один безбожник не может сидеть на Морском Троне.
— Да зачем мне этот черный булыжник? Приглядись снова, брат, смотри, на чем я сижу.
Эйрон Мокроголовый присмотрелся: груды черепов не стало. Теперь под Вороньим Глазом был металл. Огромное высокое сиденье из бритвенно острых шипов, лезвий, сломанных мечей, со всех капала кровь.
На самые длинные были наколоты трупы богов. Там была Дева, и Отец, и Мать, и Воин, и Старица, и Кузнец, и даже Неведомый. Они висели бок о бок со всевозможными странными, чужими богами: Великим Пастырем и Черным Козлом, трехглавым Триосом и бледным отроком Баккалоном, Владыкой Света и богом бабочек Наата, и среди них — Утонувший Бог, весь распухший, зеленый, наполовину объеденный крабами, гниющий вместе со всеми остальными, и морская вода капала у него с волос.
Потом Эурон Вороний Глаз снова рассмеялся, и жрец с криком проснулся в утробе «Молчаливой», чувствуя, как моча бежит у него по ноге. «Это был всего лишь сон, видение, порожденное гнусным черным вином».
Вот "боги" из соответствующего места и умеют поднимать мертвецов. Но Эурон говорит, что сам станет богом и обещает Мокроголовому не только поднять его, но и сделать своим жрецом, если он признает его. Не простым упырем, а чем-то большим. Иным?— Отчего же ты плачешь?
— Только не из-за страха! — Она яростно топнула по льду каблуком, отколов кусок. — Я плачу потому, что мы так и не нашли Рог Зимы. Мы разрыли с полсотни могил и выпустили всех этих мертвецов на волю, но так и не нашли Рог Джорамуна, чтобы разрушить эту груду льда!
Иной остановился, и Уилл заметил глаза существа: глубокая и густая нечеловеческая синева сверкала, как лед.
В словах "слышалась насмешка", значит у Иных есть эмоции.Иной что-то сказал: языка Уилл не знал, голос чужака трещал словно лед на зимнем озере, но в словах слышалась насмешка.
На ледовой стене вырос голубой цветок, наполнив воздух своим ароматом.
Опять о смерти и предательстве, на этот раз о Джоне Сноу.A blue flower grew from a chink in a wall of ice, and filled the air with sweetness...
"air with sweetness" - запах смерти.
Cмерть в ПЛИО часто имеет сладкий запах или служит предзнаменованием к смерти.
Почему ваша сага называется «Песнь льда и огня» – из-за Стены и драконов, или за этим кроется какой-то больший смысл?
О! Ну, Стена и драконы – это очевидно, но, да, есть и еще кое-что. Многие считают, что я вдохновлялся стихотворением Роберта Фроста – да, отчасти так и было; я хочу сказать… огонь – это любовь, страсть, сексуальность, все в таком духе. Лед – это предательство, месть… ну, знаете, холодная бесчеловечность – это все в книгах много раз обыгрывается.
Если бы она не настаивала на отсылке Джона с Винтерфелла, его никто не отправил бы в 14 лет в НД. Зеленого, летнего мальчишку, толком ничего не знающего, в закрытую, военизированную организацию, служба в которой пожизненная. Нед не мог взять "сына" в КГ, так что пришлось выбирать меньшее с зол.– Он не может оставаться в Винтерфелле, – обрезала его Кейтилин. – Он твой сын, а не мой. Я не потерплю его здесь. – Жестоко, она понимала это, но ничего изменить не могла. Нед не обрадует парня, оставив его в Винтерфелле.
Муж отвечал ей раненым взором.
– Ты знаешь, я не могу взять его на юг. Для него нет места при дворе. Мальчишка – бастард… ты знаешь, что будут о нем говорить. Его заклюют.
Кейтилин решила не уступать мужу, несмотря на его просящий взгляд.
Мысль о Джоне наполнила Неда стыдом и печалью, слишком глубокой для слов. Если бы только увидеть мальчика снова, сесть рядом, поговорить. Боль пронзила сломанную ногу под грязно-серым гипсом лубков. Нед вздрогнул, бессильно разжав и снова сжав пальцы.
В детстве ему казалось что она считает каждый сьеденный им кусок
Санса называла Джона не иначе как "мой сводный брат" с того времени как ей объяснили что такое "бастард".Робб, Бран и Рикон оставались сыновьями его отца, он любил их, но не был одним из них. Кейтилин Старк позаботилась об этом.
Кэт думает что она проиграла, значит Робб сделал как хотел. Скорее всего, в завещани Джон Сноу узаконен как Старк и назван наследником Короля Севера и Трезубца. Считаю, есть загвоздка, что-то о возможном другом наследнике. Например, "если не появится мой наследник". На тот момент Бран, Рикон и Арья считались мертвыми. Младшие братья Старки до сих пор считаются. Лже-Арья позже появилась на Севере, она могла бы быть тем другим "наследником"."Теорию бедер", если не ошибаюсь, Мартин опровергнул - своего ребенка у Робба не будет. Значит, первый Старк, который появится на горизонте, кроме Сансы, будет считаться наследником. То есть Бран, Рикон или Арья. Если это будет Арья, то появится политическое основание для брака, после раскрытия происхождения Джона....Я долго размышлял о том, кого сделать своим наследником, и теперь приказываю вам как моим верным лордам засвидетельствовать вот этот документ, приложив к нему свои печати.
Настоящий король, подумала побежденная Кейтилин.
Весьма непростая корона - копия древней короны Королей Зимы, украшенная рунами Первых Людей:За поставленным на козлы столом сидела женщина в сером плаще с капюшоном. В руках она держала корону, бронзовый обруч в обрамлении железных мечей, и поглаживала лезвия пальцами, словно пробуя, насколько они остры. Под капюшоном поблескивали глаза.
Корону для ее сына только что выковали, и Кейтилин Старк казалось, что этот убор тяжело давит на голову Робба.
Древняя корона Королей Зимы пропала триста лет назад — Торрхен Старк отдал ее Эйегону Завоевателю, когда преклонил перед ним колено. Что сделал с короной Эйегон, не знал никто. Кузнец лорда Хостера хорошо сделал свою работу, и новая корона, если верить сказкам, очень походила на старую. Разомкнутый обруч из кованой бронзы, покрытый рунами Первых Людей, венчали девять черных железных зубцов в форме мечей. О золоте, серебре и драгоценных камнях не было и помину. Бронза и железо — вот металлы зимы, темные и пригодные для борьбы с холодом.
Кэт пожелала Джону оказаться на месте Брана. С одной стороны - плохая мачеха и несчастная мать, но с другой: а что ждет в ближайшем будущем Брана? Ведь мальчик не умирает, а лежит без сознания, не может пользоваться своим телом, но разговаривает с Трехглазым Вороном.— Джон, — сказала она. Он ушел бы, но леди Старк никогда не обращалась к нему по имени. Он обернулся и увидел, что она смотрела на него, словно бы впервые заметив.
— Да? — проговорил он.
— На его месте должен был лежать ты, — сказала она. А потом повернулась назад к Брану и зарыдала, сотрясаясь всем телом. Джон никогда еще не видел, чтобы она так плакала.
Только не "родить" "нового" сына Неду, этого Кейтилин уже никогда не сможет, а вернуть к жизни "старого".Тело ее все еще ныло после его ретивой любви. Добрая боль. Она ощущала в себе его семя. И помолилась, чтобы оно прижилось. Прошло уже три года после рождения Рикона, а она еще не слишком стара и может родить мужу еще одного сына.
Мартин все еще пишет сюжетную линию Бессердечной, у нее большая роль. Поцелуй жизни это конец, окончательная смерть, подведенный итог. Роль выйдет важная, но не большая. Если будет "поцелуй жизни" Кэт не сможет этого сделать, не закончит свои дела, у нее их достаточно чтобы еще жить.По мнению писателя, создателям сериала не хватило времени, чтобы раскрыть роль второстепенных героев в его истории. Будь в сезоне 13 серий, она удалась бы гораздо лучше. Например, в сериале Кейтилин Старк окончательно умирает на Красной свадьбе, но в книгах она воскресает беспощадной и мстительной Бессердечной. Он все еще пишет ее сюжетную линию в «Ветрах зимы», у нее очень большая роль. Из всех изменений сериала больше всего Джордж Мартин сожалеет именно об отсутствии Бессердечной.
«Нет, нет, — подумала она, — не обрезайте мне волосы. Нед так любит их». Сталь впилась ей в горло красным холодным поцелуем.
Послелняя мысль Кейтилин о Неде, Джона - о Арье.– Призрак, – прошептал он, мучимый болью. Коли острым концом.Третий кинжал вошел в спину между лопаток, и Джон ничком повалился на снег. Четвертого кинжала он не ощутил – только холод.
можно расценить как предзнаменование встречи Арьи с матерью:чем дольше ты будешь прятаться, тем суровее окажется наказание.
Арья должна увидеть к чему может привести следование дорогой мести, что бы полностью отказаться от своей.Действительно, чем дольше дистанцироваться, тем труднее будет наконец вернуться на верный путь. Принять и пережить всю ту боль и ужас в своем прошлом, отказаться от масок. Вновь стать собой, принять свое наследие и будущие обязанности. Это намного труднее, требует несравнимо больше мужества и силы воли, чем становление Никем. А еще ей придется увидеть чем стала ее мать и куда ведет Кейтилин ее собственный путь Льда (Мести), что так же вызовет немалые душевные волнение. Вот что значит "худшая участь", которая ждет Арью.
Сны, где она, сильная и быстрая, бегала за добычей со своей стаей, нравились ей — но другие, где у нее были не четыре ноги, а две, Кет ненавидела. В них она каждый раз искала мать, бродя среди пожаров по земле, залитой грязью и кровью. В них неизменно шел дождь, и она слышала, как кричит ее мать, но чудовище с песьей головой не пускало Кет к ней. В них она всегда плакала, как испуганный малый ребенок. Кошки не плачут, говорила она себе, и волки тоже. Это просто дурацкий сон.
Но, возможно цитата выстрелит еще раз: Арье предстоит отправить свою матерь в ее последний путь, похоронить по обычаю Талли:Джон усмехнулся:
- Неужели и ты сделала бы то же самое, маленькая сестрица? Объединила Талли со Старками в своем гербе?
- Волк с рыбой в зубах! - Она расхохоталась. - Это было бы глупо. К тому же, если девочка не может сражаться, зачем нужен ей герб?
Лорда Хостера, одетого в серебристые доспехи, уложили в узкий челн. Он лежал на плаще, где голубое сочеталось с красным, и те же цвета повторял его камзол. У его головы стоял высокий шлем, который венчала форель с чешуей из серебра и бронзы. На грудь ему положили раскрашенный деревянный меч и сомкнули его пальцы вокруг рукояти. В кольчужных перчатках его истаявшие руки казались по-прежнему сильными. Массивный, дубовый с железом щит поместили слева, охотничий рог — справа. Оставшееся свободным пространство лодки наполнили стружкой, щепой и клочками пергамента, а дно загрузили камнями. На носу развевалось знамя — скачущая форель Риверрана. Погребальный челн спускали на воду семь человек, представляющие семь ликов бога.»...
«Пора, — сказал дядя, и Эдмар — теперь он лорд Эдмар, и к этому еще предстоит привыкнуть — поднял свой лук. Его оруженосец поднес к стреле головню. Эдмар дождался, когда огонь займется, натянул тетиву и выстрелил.
Голос Хаггона отдавался в голове эхом. Ты переживешь дюжину смертей, мальчик, и каждая причинит тебе боль… Но после истинной смерти настанет новая жизнь, вторая. Говорят, она милее и проще первой.
Варга ждет вторая жизнь в шкуре его зверя. У Джона Сноу только один зверь, так что гадать не надо, куда его душа перенесется после смерти.Снежинки таяли у него на лбу. Замерзнуть — совсем не так худо, как сгореть заживо. Он уснет и пробудится к своей второй жизни. Его волки уже близко, он чувствует. Скоро он, покинув эту бренную плоть, будет охотиться по ночам и выть на луну. Варг станет настоящим волком — вот только которым из них?
Мартин и тут не удержался от спойлера. Жизнь варга в лютоволке - достойная короля, вторая жизнь - жизнь короля. И в Джона она будет.«Говорят, ты все забываешь, — сказал Хаггон за несколько недель до собственной смерти. — Когда плоть умирает, твой дух живет в оболочке зверя, но память с каждым днем угасает. Все меньше от варга, все больше от волка. В конце концов человек уходит, и остается один только зверь».
Варамир знал: это правда. Захватив Ореллова орла, он почувствовал, как разозлился другой перевертыш. Орелла убил перелетная ворона Джон Сноу, и ненависть к убийце была так сильна, что Варамир сам возненавидел мальчишку. Сразу понял, кто он такой, увидев его белого лютоволка. Оборотень оборотня сразу узнает. Манс должен был отдать лютоволка ему, Варамиру — вот была бы вторая жизнь, королю впору. У Сноу дар сильный, но юнец необучен и продолжает бороться с тем, чем следовало бы гордиться.
– Призрак, – прошептал он, мучимый болью. Коли острым концом. Третий кинжал вошел в спину между лопаток, и Джон ничком повалился на снег. Четвертого кинжала он не ощутил – только холод.
Последнее ощущение в обоих "холод", дальше варг оказывается в своем звере. Душа Варамира переселилась в Одноглазого, а Джона должна уйти в Призрака.Истинная смерть пришла внезапно — его будто окунули под лед замерзшего озера, и он — Одноглазый — понесся по лунным снегам с двумя другими волками. Они эхом откликнулись на его вой.
Призрак - альбинос. Ворона-Джон после смерти ("на дне морском") станет белоснежным лютоволком.– "Ворона, ворона! – закричал Пестряк, увидев Джона. – На дне морском вороны белы, как снег, я знаю, знаю, о-хо-хо."
Красная жрица, помолившись, в который раз повернулась к огню. Она должна быть уверена. Ложные видения обманывали многих жрецов и жриц — они видели то, что хотели увидеть, не то, что посылал им Владыка Света. Станнис, возрожденный Азор Ахай, несущий на своих плечах судьбы мира, идет на юг, навстречу опасности. Рглор непременно должен показать, что его ожидает. «Покажи мне Станниса, Владыка, — молилась она. — Покажи мне своего короля, свое орудие».
Человек - волк - опять человек. Нет-нет, совсем не спойлерно.Пламя потрескивало, шепча: «Джон Сноу». Его продолговатое лицо в оранжево-красной раме то возникало, то исчезало — тень, едва различимая за струящимся занавесом. То он человек, то волк, то опять человек. Черепа, не желавшие уходить, тесно обступали его. Мелисандра и раньше видела, что он в опасности, пыталась предостеречь его от врагов, от кинжалов во мраке. Но он не слушал.
— Что вы видите, миледи? — тихо спросил мальчик.
«Черепа. Тысячу черепов и бастарда, в который уж раз».
Значит Джон станет одним целым с Призраком и каждый день в нем "будет все меньше от человека, больше от зверя". Время будет играть против него. Он даже может начать забывать кто он. Значит ему надо будет напомнить.— Ваш огонь никогда не ошибается?
— Никогда. Но мы, жрецы, всего лишь смертные и порой путаем неизбежное будущее с возможным.
Бран "открыл глаза" Джону, как и ему самому когда-то Трехглазый Ворон. После этого варговские способности Сноу усилились и ему приснилось несколько весьма интересных снов, один с которых о одиноком воине на Стене в "доспехах с черного льда" и с "пламенным мечем".Джон… донеслось откуда-то сзади легче шепота, но внятно. Может ли крик быть беззвучным? Он повернул голову, ища своего брата, поджарую серую тень между стволами, но позади не было ничего, кроме… чардрева.
Оно росло на голом камне, вцепившись бледными корнями в едва заметные трещины, совсем тонкое по сравнению с другими известными ему чардревами, — но оно крепло у него на глазах, ветви утолщались и тянулись к небу. Он с опаской обошел гладкий белый ствол, чтобы увидеть лицо. Глаза, красные и свирепые, обрадовались ему. У дерева лицо его брата — но разве у брата три глаза?
«Не всегда было три, — произнес беззвучный голос. — Так стало после вороны».
Он обнюхал кору, пахнущую волком, деревом и мальчиком, но за этими запахами скрывались другие: густой бурый дух теплой земли, резкий серый — камней и еще что-то, страшное. Он знал: так пахнет смерть. Он отпрянул, ощетинившись, и оскалил клыки.
«Не бойся! Я люблю, когда темно. Они тебя не видят, а ты их — да. Но сначала надо открыть глаза. Вот так, смотри», — и дерево, склонившись, коснулось его.
Белый волк мчался по черному лесу, вдоль утеса вышиной до самого неба. Луна, продираясь сквозь голые ветки, бежала среди звезд вместе с ним.
— Сноу, — прошептала она.
Волк не ответил. Снег хрустел у него под лапами, ветер вздыхал в деревьях.
Откуда-то издалека его звала стая, брат и сестра. Они тоже охотились. Черного брата поливал дождь, смывая кровь на боку — он завалил громадного козла, и тот пырнул его рогом. Сестра, запрокинув голову, пела песню луне. Ей подпевали мелкие серые родичи — много, не меньше сотни. Там, в далеких холмах теплее и больше дичи. Сестрина стая охотится на коров, овец, лошадей — человеческую добычу, — а порой и на самого человека.
— Сноу, — каркнула луна.
Белый волк бежал по человечьей тропе. Вкус крови на языке, в ушах многоголосая волчья песнь. Когда-то их, братьев и сестер, было шестеро; пять слепых щенят скулили в снегу около мертвой матери, выдаивая молоко из затвердевших сосков, только он отполз в сторону. Теперь их четверо живых, и одного белый больше не чует.
— Сноу, — не унималась луна.
Белый волк бежал от нее, стремясь к пещере ночи, где прячется солнце. Его дыхание стыло в воздухе. В ненастные ночи утес черен как камень и грозно нависает над миром, в лунные мерцает льдом, как замерзший ручей. От ветра, дующего с него, не спасает даже косматая шкура, а по ту сторону, где живет серый, пахнущий летом брат, еще холоднее.
— Сноу. — Белый волк оскалился на упавшую с ветки сосульку и ощетинился, видя, как тает вокруг него лес. — Сноу, Сноу, Сноу! — Из мрака, хлопая крыльями, вылетел ворон.
Он сел на грудь Джона Сноу, вцепился в нее когтями и заорал прямо в лицо:
— СНОУ!
В видении Брана тело Джона коченеет в "холодной постели", предположительно в ледяной камере Стены.Потом Бран поглядел на север. Стена сверкала, как синий кристалл, и его незаконнорожденный брат Джон спал возле нее в холодной постели; кожа его бледнела и становилась жесткой, утрачивая даже память о тепле.
- Ров Кейлин взят. С Железных Людей сняли кожу и прибили их тела к столбам вдоль дороги. Русе Болтон созывает всех верных лордов в Барроутон - подтвердить свою верность Железному Трону и отпраздновать свадьбу его сына с... - Сердце Джона остановилось на миг. «Нет. Быть не может. Она погибла в Королевской Гавани вместе с отцом».
Сердце Джона "остановилось" из-за Арьи, слова были "как ножи". Так и случилось: были ножи предателей, а потом сердце Джона остановилось из-за его желания спасти Арью от навязанного ей брака.- Только сердце что-нибудь значит. Не отчаивайтесь, лорд Сноу: отчаянием пользуется враг, чье имя нельзя произносить вслух. Ваша сестра еще не потеряна.
- У меня нет сестры. - Слова как ножи. «Что знаешь ты о моем сердце, жрица? И о моей сестре?»
- Как зовут эту девочку... ту, кого у вас нет?
- Арья, - хрипло выговорил Джон. - Она мне сестра только наполовину.
- Я помню. Вашу сестру я видела в пламени. Она бежит от навязанного ей брака - бежит сюда, к вам. Девочка в сером на умирающей лошади. Этого не случилось пока, но случится.
— Ничего ты не знаешь, Джон Сноу. Крадут только дочерей, а не жен.
Джон захотел украсть жену, а не дочь. И вместо женщины получил ножи.— Либо женщина, либо нож — и то и другое мужчина иметь не может.
Как заметила наша леди Rizhiknay, Селиса приняла такое же решения как Дейнерис с беженцами. Джон принимает противоположное на счет людей с Сурового Дома. Хотя, в отличии от Дени, не он своими действиями привел людей в такое положение, не нес ответственность за их бедствие. Они бежали подальше от Стены, а не пришли за помощью под стены его города. Мог и не спасать, но пытается. Даже когда его планы резко изменятся, Сноу не забудет о них.– Пусть умирают, - сказала королева Селиса.
Такого ответа Джон Сноу не ожидал. Эта королева никогда не перестает разочаровывать. Но удар все равно был сильным.
Джон больше не верит Мелисандре. Перечисляя ее ошибки, сначала вспоминает о связанном с Арьей, потом о ее предсказании опасности для него. Первым делом всегда говорят о самом важном. Дальше придут вести связанные с Арьей и "кинжалы во тьме". Совпадение у Мартина? Вряд ли.– Ваш огонь зачастую лжет.
– Да, порой я могу ошибиться, однако…
– Девочка в сером на умирающей лошади. Кинжалы во тьме. Принц, рожденный среди дыма и соли. По мне, вы только и делаете, что ошибаетесь. Где Станнис, где моя сестра? Что случилось с Гремучей Рубашкой и его копьеносицами?
– Посмотрите на небо, лорд Сноу. Ответ придет оттуда. Как получите его, пошлите за мной. Зима почти настала, и я единственная ваша надежда.
– Надежда – для дураков.
Джон знает своих людей. Но, все таки судит по себе. На их месте он подчинялся бы своему руководителю, просто не допускает мысли что они могут сделать по-другому. Джон обговаривал с своими офицерами все свои решения, хотя знал что толку мало, они не могли преодолеть своих предрассудков против вольного народа.Лорд должен быть уверен, что советники говорят ему правду. Мурш и Ярвик, надо отдать им должное, лгать и пресмыкаться не станут, но и помощи от них мало. Джон заранее знал, что они ему скажут.
Особенно когда дело касается вольного народа, неприязнь к которому въелась в их плоть и кровь.
Или Боррока взять: в лесу у Каменной Двери полным-полно диких свиней – что, если оборотень соберет из них войско?
Намек на Нимерию и ее стаю? Ждем в книгах и в последнем сезоне.«Никому, – отрезал Мурш. – Дела этих вожаков мне хорошо известны – петлю им на шею пожаловать, а не замок».
«Верно, – поддержал его Ярвик. – Один другого хуже. Вы бы еще стаю волков привели, милорд, и спросили нас, которому горло подставить».
– Сколько у нас человек в ледовых камерах? – спросил Джон.
– Четверо живых, двое мертвых, – ответил Мурш.
Джон совсем забыл про трупы, привезенные из рощи чардрев. Он надеялся узнать что-то новое об упырях, но мертвецы упорно не оживали.
– Надо их откопать.
– Сейчас пришлю десяток стюардов с лопатами.
– И Вун-Вуна позовите.
– Как скажете.
Десять стюардов и один великан быстро разгребли снег, но Джон опасался, что к утру двери опять занесет.
– Надо перевести узников в другое место.
– Карстарка тоже, милорд? – спросил Фульк-Блоха. – Не оставить ли его там до весны?
– Хорошо бы, но нет. – Криган Карстарк в последние дни выл по-волчьи и кидал в стражников, приносивших ему еду, замерзшими нечистотами – любить его сильнее за это не стали. – Посадите его в склеп под башней лорда-командующего. – Подвалы разрушенной башни остались нетронутыми, и там было все-таки теплей, чем в ледовой камере.
Криган лягался и пытался кусаться, но его все-таки одолели и потащили по глубокому снегу к новой тюрьме.
– Как быть с трупами? – осведомился Мурш после перевода живых.
– Пусть остаются во льду. – Завалит мертвецов снегом, и ладно. Когда-нибудь их придется сжечь, но пока они надежно закованы в железные цепи и притом мертвы, авось обойдется.
И еще раз о том, что Мелисандре огонь давно показывает Джона Сноу.— Видения мне посылает Рглор, но я поищу в огне вашего Тормунда. — Красные губы искривились в улыбке. — Я и вас видела там, Джон Сноу.
— Это что, угроза? Вы и меня сжечь хотите?
— Вы превратно истолковали мои слова. Я вижу, вам неловко рядом со мной, Джон Сноу?
Он не стал этого отрицать.
Кажется, что птица просто повторяет за людьми. Но, ворон Мормонта просто так ничего не говорит. Подозрительный уж он очень (через него говорит Бринден Риверс?). А потом приходит письмо. В том числе с новостями о "девчонке". Роковое для Джона.– Хрен рыжий. Реймун Рыжебородый и его сыновья полегли на Длинном озере стараниями твоих проклятущих Старков и Пьяного Гиганта, только младший братец остался жив. За что его прозвали Красным Усом, по-твоему? В бой-то он летел первым, а потом барду, слагавшему песню об этой битве, понадобилась рифма для «труса». Но раз рыцарям королевы так понадобились Герриковы девчонки, то на здоровье.
– Девчонки, – крикнул ворон. – Девчонки.
– Умная птица, – расхохотался Тормунд. – Что возьмешь за него, Сноу? Я тебе сына отдал – мог бы и подарить.
Они вдвоем с Призраком били на тревогу. Последнее предупреждение Джону от Старых Богов, которое он проигнорировал.Часовые сказали правду: лютоволк метался из одного конца оружейной в другой.
– Тихо, Призрак. Сидеть. Тихо. – Джон протянул руку, и волк оскалился, вздыбив шерсть. Все из-за проклятого кабана – Призрак и здесь его чует.
– Сноу, Сноу, снег, снег! – орал ворон Мормонта, не менее взбудораженный.
Как тут не вспомнить разбор песни "Дорнийская жена".– Да, милорд, только он сам не свой, Клидас-то… белый весь и трясется.
– Черные крылья, черные вести, – пробормотал Тормунд. – Так ведь у вас, поклонщиков, говорится?
– У нас много чего говорится. «Вылечишь простуду – наживешь лихорадку». Или, скажем, «не пей с дорнийцами в полнолуние».
Опять алкоголь. Если дорнийцы равно северянам, а вольный народ тоже самые настоящие северяне, то выходит Джон собирается пить с "дорнийцами" и накликает на себя беду. Дальше с "бедой" (неразберихой) будет разбираться Тормунд.Тормунд стукнул его по спине, ухмыляясь щербатым ртом от уха до уха.
– Хорошо сказано, ворона, а теперь подавай мед! Своих воинов полагается поить допьяна. Мы еще сделаем из тебя одичалого, хар-р!
– Сейчас велю подать эля, – рассеянно сказал Джон. Мелисандра тоже ушла, и рыцари королевы исчезли. Надо было сначала зайти к Селисе, сказать, что ее короля нет в живых. – Прошу меня извинить – напои их сам.
Джон с принимает решение и обсуждает его с Тормуном два часа.«Бастарду», – значилось с внешней стороны свитка. Не «лорду Сноу», не «Джону Сноу», не «лорду-командующему» – просто «бастарду». Запечатывал письмо твердый розовый воск.
– Ты правильно сделал, что пришел сразу, Клидас. – «И боишься не зря». Джон взломал печать и прочел:
Твой лжекороль мертв, бастард. Его войско разбито после семи дней сражения. Его волшебный меч перешел ко мне. Скажи это его красной шлюхе.
Головы его друзей украсили стены Винтерфелла. Приезжай, бастард, и посмотри сам. Твой лжекороль лгал – лжешь и ты. Объявив всему миру, что сжег Короля за Стеной, ты послал его в Винтерфелл, чтобы украсть у меня жену.
Когда вернешь ее мне, сможешь его забрать. Я выставил Манса-Разбойника в клетке напоказ всему Северу. Для тепла ему сшили плащ из шкур шести баб, которые были с ним.
Вместе с моей женой ты пришлешь мне лжекоролеву, ее дочку, красную ведьму и принцессу одичалых. А еще маленького одичалого принца и моего Вонючку. Сделаешь это – не трону ни тебя, ни твоих ворон. Не сделаешь – съем твое бастардово сердце.
Рамси Болтон, законный лорд Винтерфелла.
Тут другой перевод, не Виленской, а более полный - от Постероса.Джон сжал пальцы правой руки. Ночной Дозор не принимает ничью сторону. Он сжал кулак и разжал его снова. То, что вы предлагаете, зовется изменой. Он думал о Роббе и о снежинках, тающих в его волосах. Убей мальчика и дай родиться мужчине. Он думал о Бране, взбирающемся по стене башни, проворном, как обезьянка. О задыхающемся от смеха Риконе. О Сансе, расчесывающей шерсть Леди и напевающей себе под нос. Ты ничего не знаешь, Джон Сноу. Он думал о Арье с ее спутанными, как птичье гнездо, волосами. Я сделал ему теплый плащ из кожи шести шлюх, что пришли вместе с ним в Винтерфелл... Я хочу получить назад свою жену… Я хочу получить назад свою жену… Я хочу получить назад свою жену.
— Джон, ты никогда не думал, почему братья Ночного Дозора не вправе заводить жен и детей? — спросил мейстер Эйемон.
Джон пожал плечами.
— Нет, — ответил он, разбрасывая мясо. Пальцы его левой руки стали липкими от крови, правую пронизывала пульсирующая боль от тяжести ведра.
— Это для того, чтобы они не могли любить, — ответил старик. — Потому что любовь способна погубить честь, убить чувство долга.
На взгляд Джона, в этих словах не было правды, однако он промолчал. Мейстеру перевалило за сотню лет, он — один из старших офицеров в Ночном Дозоре, и не его дело противоречить старику.
Тот как будто бы ощутил сомнения юноши.
— Скажи мне, Джон, если случится такое, что твоему лорду-отцу придется выбирать между честью и теми, кого он любит, что предпочтет лорд Эддард?
Джон медлил. Он хотел было сказать, что лорд Эддард никогда не обесчестит себя даже ради любви, но тихий лукавый голос шептал: «Он родил бастарда, какая же в этом честь? Потом, твоя мать, как насчет его долга перед ней, почему он так никогда и не назвал тебе ее имя?»
— Он сделает то, что сочтет справедливым, — сказал Джон… звонко, чтобы скрыть колебания. — Не считаясь ни с чем.
— Тогда второго такого, как лорд Эддард, не найдешь и среди десяти тысяч. В основном люди не столь сильны. Разве честь можно сравнить с женской любовью? И как чувство долга может превысить ту радость, с которой ты берешь на руки новорожденного сына… Ветер и слова. Ветер и слова. Мы всего только люди, и боги создали нас для любви. В ней и наше величие, и наша трагедия.
Люди, создавшие Ночной Дозор, знали, что бывают минуты, когда лишь их отвага сможет защитить страну от наползающей с севера тьмы. Они понимали, что не должны заводить связей, способных ослабить их решимость. Поэтому они поклялись не иметь ни жен, ни детей.
Но у них были братья и сестры. И матери, которые родили их, и отцы, которые дали им имена. Эти мужи приходили сюда из сотни задиристых королевств; они знали, что времена могут перемениться, но люди останутся прежними. Поэтому они поклялись, что Ночной Дозор никогда не примет участия в битвах тех земель, которые они охраняют.
Они выполнили свое обещание. Когда Эйегон убил Черного Харрена и объявил себя королем, брат Харрена был лордом-командующим на Стене и имел под рукой десять тысяч мечей, но он не выступил. В те времена, когда Семь Королевств воистину были семью королевствами, не проходило и поколения, чтобы три или четыре из них не схватились в войне. Черные Братья не принимали в них участия. Когда андалы переплыли Узкое море и смели королевства Первых Людей, верные своим обетам сыновья павших королей остались на своем посту. Так было все эти несчетные годы. Такова цена чести!
Трус может обнаружить истинную отвагу, когда ему нечего опасаться. Все мы выполняем свой долг, когда это ничего нам не стоит. Как легко кажется тогда следовать тропою чести! Однако рано или поздно в жизни каждого человека наступает день, когда не знаешь, как поступить, когда приходится выбирать.
Некоторые из воронов все еще клевали, вырывая у своих собратьев мясо из клюва. Остальные наблюдали за ними. Джон ощущал на себе тяжесть этих крошечных черных глаз.
— Значит, пришел мой день… вы это хотите сказать?
Мейстер повернул голову и поглядел на него мертвыми белыми глазами. Он словно бы видел его насквозь, заглядывал в самое его сердце, Джон казался себе нагим и беспомощным. Он взял ведерко обеими руками и перебросил через решетку оставшееся мясо. Куски разлетелись, забрызгав кровью птиц. Закричав, они взлетели, самые ловкие хватали мясо на лету и глотали его. Пустое ведерко звякнуло о пол.
Старик положил сморщенную пятнистую руку на его плечо.
— Тебе больно, мальчик, — сказал он. — Конечно. Выбирать… выбирать всегда больно. И всегда будет больно.
Я знаю.
— Нет, не знаете, — с горечью сказал Джон. — И никто не знает. Пусть я только бастард, но он все-таки мой отец!
Мейстер Эйемон вздохнул:
— Неужели ты не услышал моих слов? Почему это ты считаешь себя первым? — Он качнул древней головой с невыразимой усталостью. — Три раза боги испытывали мой обет. Однажды, когда я был мальчишкой, однажды во всей полноте мужественности, и еще раз, когда я состарился. К тому времени сила оставила меня, глаза потускнели, но последний выбор был столь же жесток, как и первый. Вороны приносили мне с юга слова еще более черные, чем их крылья: вести о гибели моего дома, о смерти моих родичей, о позоре и истреблении. Но что я мог сделать, старый, слепой и бессильный? Я был беспомощен как младенец, но сколь горько мне было сидеть здесь, в забвении, когда зарубили бедного внука моего брата, его сына и даже его малых детей…
Потрясенный Джон увидел слезы, блеснувшие на глазах старика.
— Кто вы? — спросил он, едва ли не в тихом ужасе. Беззубая улыбка дрогнула на древних губах.
— Я только мейстер цитадели, обязанный служить Черному замку и Ночному Дозору. В нашем ордене принято забывать свой род, давая обет и надевая оплечье.
Старик прикоснулся к цепи мейстера, свободно свисавшей с его тонкой бесплотной шеи.
— Отцом моим был Мейекар, он первый носил это имя, и брат мой Эйегон наследовал ему вместо меня. Дед мой назвал меня в честь принца Эйемона, Рыцаря-дракона, бывшего ему дядей — или отцом, в зависимости от того, кому верить. Меня он назвал Эйемоном…
— Эйемон… вы Таргариен? — Джон не мог поверить своим ушам.
— Некогда был им, — отвечал старик. — Некогда. Словом, теперь ты понял, Джон, что я знаю, о чем говорю… но зная, не скажу тебе, как следует поступить. Ты должен совершить свой выбор самостоятельно и весь остаток своей жизни прожить, зная это. Как пришлось сделать мне. — Голос его превратился в шепот. — Как пришлось сделать мне…
Клятвы НД оказались не так важны, как маленькая девочка с спутанными волосами. Любовь убила долг.Никто не сможет сказать, что он заставил своих братьев нарушить присягу: клятвопреступление он совершит один.
А теперь вспоминаем слова Джона: "Надежда для дураков". Действительно: "Все мужчины и дураки, и рыцари, когда дело касается женщин".— Ночной Дозор не принимает участия в войнах Семи Королевств, — напомнил всем Джон, когда гам наполовину утих. — Не нам противостоять бастарду Болтона, мстить за Станниса Баратеона, защищать его вдову и дочь. Это существо, которое делает плащи из кожи женщин, поклялось вырезать мое сердце, и я намерен заставить его ответить за свои слова… но я не попрошу моих братьев отказаться от их клятв. Ночной Дозор поможет Суровому Дому. Я же поеду в Винтерфелл один, если только… — Джон помедлил, — …есть ли здесь кто-нибудь, кто поддержит меня?
Рев был именно тем, на что он надеялся — шум такой громкий, что со стены слетели два старых щита. Сорен Щитолом вскочил на ноги, Скиталец тоже. Торегг Высокий, Брогг, Харл Охотник и Харл Красавец, Игон Старый Отец, Слепой Досс, даже Большой Морж. У меня есть мечи, подумал Джон Сноу, и мы идем за тобой, Бастард.
Арья шлепнула его плоской стороной меча по руке. Удар оказался болезненным, но Джон обнаружил, что ухмыляется как идиот.
У бастардов - черная кровь и черное сердце.Вместе с моей женой ты пришлешь мне лжекоролеву, ее дочку, красную ведьму и принцессу одичалых. А еще маленького одичалого принца и моего Вонючку. Сделаешь это – не трону ни тебя, ни твоих ворон. Не сделаешь – съем твое бастардово сердце.
- Только сердце что-нибудь значит. Не отчаивайтесь, лорд Сноу: отчаянием пользуется враг, чье имя нельзя произносить вслух. Ваша сестра еще не потеряна.
- У меня нет сестры. - Слова как ножи. «Что знаешь ты о моем сердце, жрица? И о моей сестре?»
Джон чувствовал себя как шестидесятилетний старик. Это всё сны... сны и совесть. Арья не выходила у него из головы, но разве он мог помочь ей? Произнеся слова клятвы, он отказался от своих близких. Скажи ему кто-то из братьев Дозора о своей попавшей в беду сестре, Джон ответил бы, что это не должно его волновать. Когда человек произносит клятву, его кровь становится черной, как сердце бастарда. Когда-то Джон попросил Миккена сковать меч для Арьи. Меч брави, маленький, ей по руке. Сохранился ли он у нее? «Коли острым концом», - учил Джон сестренку... Но если она попробует заколоть Бастарда Болтонского, это может стоить ей жизни.
Выстраивается цепочка:— Я вижу тебя, — прошептала она. — Вижу тебя, волчонок. Кровавое дитя. Я думала, это от лорда пахнет смертью… — И старушка вдруг разрыдалась, сотрясаясь всем своим маленьким телом. — Жестоко было приходить на мой холм, жестоко! Я сыта горем Летнего Замка, твоего мне не надо. Прочь, тёмное сердце. Прочь!
– Я созвал вас, чтобы поговорить о спасении вольных людей из Сурового Дома, – начал Джон. – Они голодают и не могут уйти: в лесу, как нам пишут, бродит множество упырей. – Мурш и Ярвик сидели слева, Отелл со своими строителями, Боуэн с Виком-Строгалем, Лью-Левшой и Альфом из Грязей.
Он видел, как Ярвик и Марш выскользнули наружу, а за ними и все их люди. Это не имело значения. Больше он в них не нуждался. Он не хотелих. Никто не скажет, что я заставил своих братьев нарушить их клятвы. Если это клятвопреступление, оно мое и только мое.
Крик прекратился к тому времени, как они добрались до Башни Хардина, но Вун Вег Вун Дар Вун все еще ревел. Великан размахивал окровавленным телом, держа его за ногу, как когда-то в детстве Арья размахивала куклой, словно дубинкой, когда ее пытались накормить овощами. Но Арья никогда не разрывала свои куклы на куски. Правая рука мертвеца валялась за много ярдов от него, и снег под ней становился красным.
Великан, сам с ранами от меча на животе и руке, то ли не слышал, то ли не понимал. Он бил мертвым рыцарем о башню, пока не размозжил ему голову. Белый шерстяной плащ рыцаря был оторочен серебряной парчой и усеян синими звездами.
«когда звёзды прольют кровь, принц родится среди соли и дыма»
Джон, упав на колени, выдернул нож. Рана дымилась на холоде.
– Призрак, – прошептал он, мучимый болью. Коли острым концом.Третий кинжал вошел в спину между лопаток, и Джон ничком повалился на снег. Четвертого кинжала он не ощутил – только холод.
Джон желал переступить свои клятвы и умер из-за голубого цветка (не розы, так как Арья поддельная), будучи преданным своими подчиненными.A blue flower grew from a chink in a wall of ice, and filled the air with sweetness...
Допущу, что бы дать настоящую жизнь и чтобы душа была на месте и целой, ритуал должен быть проведен с помощью обеих магий в равных пропорциях. И тот, кого возвращают, должен хотеть вернуться к жизни.
....................
Чтобы Джон Сноу вернули по-настоящему живым надо абы до этого приложились обе магии (воды/льда и огня) и чтобы он сам хотел этого. Будет жертва: за возвращение Джона Сноу будет оплачено соответственно - чей-то жизнью или жизнями. Вероятно заговорщиков, возможно кого-то другого.
Видение Дени в Доме Бессмертных нам говорит не только о смерти Лорда Сноу, а еще дает понять что точно будет проведен ритуал и за ним последует воскрешение. Джон вернется и уже не таким как был.
Кейтилин в возвращении Джона Сноу я могу только предполагать. Сначала я грешила на корону Робба - она копия древней короны Королей Зимы, украшенная древними рунами Первых Людей. Но, теперь сомневаюсь.
.................
Возможно, Кейтилин положит корону в погребальный костер Джона Сноу и магия сработает. Может ее роль будет в чем-то другом. Дедушка оставил слишком много возможных вариантов событий, поди угадай как будет дальше. Я почти уверена, что без участия Бессердечной не обойдется.
Подытожу:
- после смерти Джон Сноу окажется в шкуре своего Призрака,
- он начнет забывать кто он, но ему напомнят Арья с Браном, Сноу захочет вернуться к жизни. И Бран приведет Джона-Призрака на место проведения ритуала,
- тело Джона окажется в погребальном/ритуальном костре, после этого он вернется к жизни.
Коротко о предположениях:
1) заговор против Джона существовал уже некоторое время, лихорадочные действия просто ускорили события;
2) с Криганом Карстарком что-то случится - с высокой вероятностью он умрет или убежит;
3) тело Джона сначала окажется в ледяных камерах, потом его попытаются сжечь.
Тормунд согласится с предложением. Мелисандра не захочет упускать королевскую кровь и решит тело Джона использовать для жертвоприношения Рглору, чтобы помочь своему, как она считает, ОП и АА - Станнису Баратеону, поспособствовать его удаче в битвах и возвращению. Так что Красная Женщина вызовется проводить обряд похорон. Пытаясь помочь ОП, она ему и поможет, только не Станнису, а поспособствует возвращению к жизни настоящего ОП - Джона.Баннена сожгли на закате, на том самом костре, который поддерживал Гренн. Тим Камень и Гарт из Старгорода вынесли голый труп, раскачали и бросили в огонь. Его одежду, оружие, доспехи и прочие пожитки братья поделили между собой. В Черном Замке братьев хоронят со всеми подобающими обрядами — но здесь не Черный Замок, и сожженный не вернется к ним упырем.
— Его звали Баннен, — произнес лорд-командующий, когда пламя охватило покойника. — Он был храбрым человеком и хорошим разведчиком. Он пришел к нам... откуда он пришел?
— Откуда-то из-под Белой Гавани, — подсказал кто-то.
— Он пришел к нам из Белой Гавани и всегда исполнял свой долг на совесть. Он соблюдал свои обеты, как мог, ездил далеко, сражался отважно. Таких, как он, у нас больше не будет.
— Теперь его дозор окончен, — хором пропели черные братья.
— Теперь его дозор окончен, — повторил Мормонт.
— Окончен, — подтвердил его ворон. — Окончен.
Через Вель Дедушка нам показывает отношение всего вольного народа к больным серой хворью.– Насчет бороды ты соврал, – заявила Вель, когда они отошли от башни. – Волос у нее на подбородке больше, чем у меня между ног. А на лице ее дочки…
– Серая хворь.
– У нас это называется серой смертью.
– Дети от нее не всегда умирают.
– К северу от Стены – всегда. Им дают болиголов, а нож и подушка еще надежнее. На месте матери я давно бы даровала бедной девочке последнее милосердие.
Такую Вель Джон видел впервые.
– Принцесса Ширен – единственное дитя королевы.
– Остается лишь пожалеть их обеих. Дитя отмечено скверной.
– Если Станнис выиграет войну, Ширен станет наследницей Железного Трона.
– Мне жаль ваши Семь Королевств.
– Мейстеры говорят, что серая хворь не…
– Мало ли что они говорят. Спроси лесную ведьму, если хочешь знать правду. Серая смерть засыпает, но потом просыпается. Это дитя отмечено!
– По-моему, она славная девочка. Откуда ты можешь знать…
– Оттуда. Это ты ничего не знаешь, Джон Сноу. Надо убрать из башни уродца вместе с кормилицами! Нельзя оставлять его рядом с мертвой.
– Она живая.
– Мертвая! Ее мать не видит этого, и ты тоже, но это так. – Вель ушла вперед и вернулась обратно. – Я привела тебе Тормунда – отдай мне уродца.
– Ладно, попробую.
– Уж постарайся. Ты мой должник, Джон Сноу.
«Да нет же, – думал он, глядя вслед уходящей Вель. – Она ошибается. Серая хворь не всегда убивает детей».
Девочке приснился что ее съел дракон.— Посиди со мной, дитя. — Крессен поманил Ширен к себе. — Сейчас совсем еще рано, едва рассвело. Тебе следовало бы сладко спать в своей постельке.
— Мне приснился страшный сон про драконов. Они хотели меня съесть.
Девочка мучилась кошмарами, сколько мейстер ее помнил.
— Мы ведь с тобой уже говорили об этом, — сказал он ласково. — Драконы ожить не могут. Они высечены из камня, дитя. В старину наш остров был крайней западной оконечностью владений великой Валирии. Валирийцы возвели эту крепость и создали каменные изваяния с искусством, которое мы давно утратили. Замок, чтобы обороняться, должен иметь башни повсюду, где сходятся под углом две стены. Валирийцы придали башням форму драконов, чтобы сделать крепость более устрашающей, и с той же целью увенчали их тысячью горгулий вместо простых зубцов. — Он взял ее розовую ладошку в свои покрытые старческими пятнами руки и. легонько пожал. — Ты сама видишь — бояться нечего.
Но Ширен это не убедило.
— А эта штука на небе? Далла и Матрис разговаривали у колодца, и Далла сказала, что слышала, как красная женщина говорила матушке, что это дракон выдыхает огонь. А если драконы дышат, разве они не могут ожить?
«Уж эта красная женщина, — уныло подумал мейстер. — Мало ей забивать своими бреднями голову матери, она еще и сны дочери должна отравлять. Надо будет поговорить с Даллой построже, внушить ей, чтобы не повторяла подобных историй».
— Огонь на небе — это комета, дитя мое, хвостатая звезда. Скоро она уйдет, и мы больше никогда в жизни ее не увидим. Вот посмотришь.
Сноу умер, значит теперь он свободен от своих клятв НД. Его дозор действительно окончен.Слушайте мою клятву и будьте свидетелями моего обета! Ночь собирается, и начинается мой дозор. Он не окончится до самой моей смерти. Я не возьму себе ни жены, ни земель, не буду отцом детям. Я не надену корону и не буду добиваться славы. Я буду жить и умру на своём посту. Я — меч во тьме; я — дозорный на Стене; я — огонь, который разгоняет холод; я — свет, который приносит рассвет; я — рог, который будит спящих; я — щит, который охраняет царство людей. Я отдаю свою жизнь и честь Ночному Дозору среди этой ночи и всех, которые грядут после неё.
1) Основные потери понесли Королевская Гавань, Ланниспорт и Старомест (крупнейшие порты);
2) Организовать карантин в Староместе вполне реально (см. эпидемия серой чумы при Мейкаре). Но Весной этого сделано не было или было сделано слишком поздно.
3) Раз можно закрыть на карантин Старомест, то можно было закрыть и Королевскую Гавань. Не сделано или сделано слишком поздно.
4) Эпидемия не затронула два региона - Дорн и Долину. Объединяет их то, что они окружены естественными препятствиями (горными хребтами)... и тем, что их грандлорды были связаны родством с Таргариенами.Принц Рейгель был женат на Алис Аррен (и во время Поветрия вполне мог находиться в ОГ, почему и выжил несмотря на слабое здоровье), в Дорне жила принцесса Дейнерис.
5) Скорее всего, такой расклад был выгоден врагам Таргариенов для поднятия шухера (что и произошло);
6) Если кто-то рассчитывал именно на такой эффект, то во-первых, он точно не мог находиться в Цитадели (которая представляет собой один из кварталов Староместа), а во-вторых, ему нужно было обеспечить секретность. Мишени не должны был узнать об эпидемии раньше, чем она поразит их. Поэтому наиболее вероятным вариант - одновременное начало эпидемии в Староместе, Ланниспорте и КГ. А устроить такое можно очень легко - одновременно отгрузив зараженный груз во все три порта.
Вывод: где-то за пределами Вестероса появился источник заразы, который был использован врагами Таргариенов для раскачивания лодки в 7К после гибели Бейлора. Кто у нас внешние враги Таргариенов? Блэкфайры.
Ау! Второй том ПЛиКра, мы заждались!Пы.Сы: Вот это я понимаю, игра престолов. А то Красная Свадьба, Пурпурная свадьба...
Не знаю, достаточно ли эта теория дикая для данной темы, но все же напишу её здесь. Бран по итогам всей этой истории станет не кем иным, как Брандоном Строителем. Такая вот временная петля: конец и вновь начало.
То есть, был бы мальчик - я бы поверил. А в убитую племянницу - неа...