Отпишусь по игре, а то уже неприлично молча лайкать. Да, вероятно, было бы лучше, чтобы архимага играл сторонний игрок, тот же БЯ, как мне кажется, мог бы жахнуть на всю катушку, но что делать, если не нашлось игроков, желающих взять на себя роль. Настоящих буйных мало… В прошлом, кстати, уже не раз случалось в играх, что персонаж мастера оказывался сюжетообразующим. И соглашусь с уже высказанным мнением, что история во многом пострадала из-за недобора персонажей и недостаточной вовлеченности в сюжет части персонажей, обычно отсутствие одного-двух игроков незаметно, а тут сразу рушило планы. Мне еще мешало отсутствие общего видения игрового мира, я кажется только на второй день разобралась, что из себя представляют неопалимые (ну, что они не жрецы, не приносят обетов целибата и что у них нет никакого НИИЧАВО в здании Ареопага).
Что до своего персонажа, я резервировала роль лидера оппозиции, политика, честолюбивого, властного, но достаточно изворотливого, который мог бы подстраиваться под обстоятельства, но в самой игре меня порядком метало от сословного снобизма до заигрываний с народом.
Если бы знала, что второй Рок Валирии станет так близко к Лису, наверное, выбрала что-то другое, менее ответственное, в рабочие дни совмещать игру с реалом было.. жестко.
Впрочем, в первый вечер обозрев наши поредевшие ряды, стало ясно, что выступить против магов единым фронтом не удастся. Мелтарис всю игру казался аутистом, (в нем я, признаться, сразу угадала Химичку, но от того не легче. Обычно игроки взаимодействуют с другими персонажами, а не уходят в самосозерцание), с сестричкой нам удалось поговорить только вечером в субботу, и, то, как оказалось, политика ей была неинтересна. Что до ее брачных перспектив, понимания у меня, как у игрока, они не вызвали: как аристократка она вроде бы должна была понимать свой долг: выходить замуж с пользой для рода и рожать чистокровных детей, а не как получится. Впрочем, Дагон из любви к сестре был готов поступиться принципами и дал согласие на мезальянс. А тетушка была вся в театре... Судя по перепискам, общение с ней могло выйти интересным, но после каждой игры оказывается, что упущена куча возможностей.
В итоге на роль вероятных соратников подходили только двое: радикально настроенный полемарх (с которым мы как-то сразу нашли общий язык, и да, Эйгор был настоящий бро, который не ударит в спину) и темная лошадка Далареон, амбиции которого мне были близки, пусть не на 100% (ну нельзя политику быть таким робким, иначе тебя проглотят и не подавятся), но, в принципе, мы с Гаэнаром смотрели в одном направлении: высокородным было выгодно не убрать с игрового поля магию, а объединиться с неопалимыми, сделавшись их равноправными партнерами в игре.
Ну штош. Как человек, который уже собирался передрать обличительную речь против Каталины, я решила, что из нас может выйти неплохой триумвират с поддержкой армии, старой аристократии и административного ресурса, по крайней мере, на какое-то время. Для дипломатических переговоров с капитулом мы с Оробасом не годились, у Гаэнара вроде бы выходило несколько лучше, но наши небожители кмк и с ним не были до конца откровенны. Они-то считали себя выше обычных смертных. По крайней мере, такое впечатление у меня осталось от общения с магами: почему-то до явления Агеноры никто и не пытался мне (главе светской власти на минуточку) внятно и доходчиво объяснить реальное положение дел, без аргументации в духе "вы нам и так по гроб жизни обязаны".
Возможно, у нас мог бы получиться нормальный диалог с Ваэлором, как наиболее договороспособным в троице магов, но проблема в том, что Дагону было непонятно, чего от него хотят - на самом деле, а не то, о чем говорят вслух. Любым человеком у власти кто-то пытается управлять, а тут вышел на связь не знакомый ему маг и заливается соловьем. Еще и упоминание сына показалось попыткой оказать давление. Жаль, что не вышло переговорить уже в игре, но так тоже бывает.
В угрозы взорвать шахты или сделать неуправляемыми драконов не очень-то верилось (маги были все же слишком рациональны для сознательного вредительства), но и развязывать гражданскую войну ну такое себе. Хотя, если бы кровавая баня в лаборатории не началась с опережением графика, нам с полемархом пришлось бы брать дворец Филидора штурмом и протаскивать на народном собрании чрезвычайные полномочия. А после выбытия всех игровых магов у моего персонажа алчно загорелись глаза: самые непримиримые члены ареопага мертвы, на лабораторию и червя в ней только ленивый не сходил поглазеть, и у меня наконец-то появились искомые рычаги давления на ареопаг. Совещание с Агенорой, кстати, мне зашло, общение было конструктивным, хоть и коротким. Было как-то сразу ясно и про ее второе дно, и что палец ей в рот не клади, но в то же время, кмк, мой персонаж залип на нее. И плевать уже было, что брюнетка.
В том, что учудил Оробас, кстати, есть и моя вина. В свете открывшихся перспектив Дагон как-то забыл, что полемарх, в отличие от них с Далареоном, живет только прошлым и жаждой мести. Да, что если бы сестрички было больше в игре, она бы его немного расшевелила, но вышло так, как вышло: бессмысленная, самоубийственная месть. Вообще-то, свою задачу пугала для ареопага он уже выполнил, и рано или поздно сделался бы неудобен в силу своей негибкости и неспособности лавировать в изменившихся обстоятельствах, но в планах Дагона было оттеснить его от реальной власти и отослать во главе войск на завоевание Вестероса.
Конечно, республика заплатит за них кровью, и немалой, но по-другому и не бывает. В общем, финал вышел многообещающим. Мне кажется, скорое падение Таргариенов было обусловлено тем, что они перестали быть для Вестероса богами, оказались такими же, как и все смертные. Удержать власть империи, сохранившей свои магические технологии, боеспособное войско, драконов и устоявшийся государственный аппарат, будет проще.
отец выгнал из дома, родни нет, друзей нет, есть только желание не помереть с голоду
А что там за история в прошлом? Я не совсем поняла, из-за чего тетка отказалась стать драконьей всадницей. И замуж так и не вышла, хотя красавица ведь)) Родня, кстати, была совсем не против общения, но племянник в театре понимал примерно как свинья в апельсинах.