Покрыв рану, оставленную стрелой, пластырем из влажных листьев, она занялась разрезом на груди, намазав его бледно-зеленой пастой, прежде чем вернуть полоску кожи на место. Лишь сомкнув зубы, кхал сумел подавить крик. Достав серебряную иголку и катушку шелковых ниток, божья жена начала сшивать плоть. Покончив с этим делом, она провела по шву красной мазью и, покрыв его листьями, обвязала грудь кхала куском овечьей шкуры.
— А теперь ты будешь произносить молитвы, которым я научу тебя, а овечья шкура пусть остается на месте. Тебя будет лихорадить, кожа будет чесаться, а когда исцеление совершится, останется огромный шрам.
Кхал Дрого сел, зазвенев колокольчиками.
— Я пою о моих шрамах, ягнячья женщина. — Кхал согнул руку и нахмурился.
— Не пей ни вина, ни макового молока, — предостерегла она. — Тебе будет больно, но тело твое должно быть сильным, чтобы одолеть ядовитых духов.
— Я кхал, — сказал Дрого. — Я плюю на боль и пью что хочу.
...
Под расписным жилетом пластырь из фиговых листьев и запекшейся синей глины укрывал рану на груди. Его сделала знахарка. Повязка Мирри Маз Дуур чесалась и жгла, и Дрого сорвал ее шесть дней назад, обругав лхазарянку мейегой. Глиняный пластырь не так раздражал; знахарка сделала ему макового вина. Все эти три дня Дрого налегал на дурманящие напитки, если не на маковое вино, то на перебродившее кобылье молоко или перечное пиво. Тем не менее он едва прикасался к еде, а по ночам стонал и метался.
...
Она подошла к Дрого, горевшему в жару на циновке, и внимательно поглядела на его рану. — Проси или приказывай, безразлично. Он уже неподвластен искусству целителя. — Глаза кхала были закрыты. Она открыла двумя пальцами один из них. — Он притуплял боль маковым молоком?
— Да, — проговорила Дени.
— Я сделала ему пластырь из огненного стручка и не-коли-меня и завернула в овечью шкуру.
— Он сказал, что пластырь жжет, и сорвал его. Знахарка сделала ему новый. Влажный и успокаивающий.
— Он жег, правильно. Огонь — великий исцелитель, это знают даже твои безволосые люди.
— Сделай ему другой компресс, — умоляла Дени. — На этот раз я пригляжу, чтобы он не сорвал его.
— Время для лечения прошло, моя госпожа, — проговорила Мирри. — Теперь я могу только облегчить ему спуск по темной дороге, чтобы он мог безболезненно сойти в ночные земли. Его не станет к утру.