Я еще чуть-чуть поговорю в этой теме о Бейлише, с той оговоркой, что интересует меня в данном случае не Петир, а Санса, взрослеющая под его ненавязчивой, но бдительной опекой. И для наглядности, пожалуй, разобью их линию на сцены, в каждой из которых есть определенные изюминки, а точнее - практически ведра изюма.
На корабле. Как только дрожащая, измученная Санса поднимается на палубу, выплывающая из тумана фигура накидывает ей на плечи свой плащ. Заметим, что до этого своими плащами ее окутывали двое - Пёс и Тирион, оба из которых на определенных этапах ее жизни являлись для нее защитниками. Тут можно развивать плащевой символизм до отсылки к брачному обряду и потенциальной романтике, а можно и не развивать, воспринимая сей плащ либо как символ простого покровительства, либо и вовсе - как единичный жест учтивости по отношению к замерзшей барышне.
Далее Мизинец убивает Донтоса и в ответ на ее возражения открывает ей сути сразу нескольких вещей - свою собственную роль в ее спасении, перспективы ее вдовства по результатам обвинений Тириона и денежную мотивацию рыцаря-шута. Тут, заставляя ее вспомнить свой самый первый жизненный урок, который он когда-то ей давал, - "Жизнь – не песня, и когда‑нибудь, на свою беду, вы это поймете", он дает ей пару новых, а именно - "Туго набитый кошель может обеспечить молчание на какое‑то время, но хорошо направленная стрела обеспечивает его навеки" и "Врагов всегда следует держать в неведении. Если они не до конца понимают, кто вы и чего хотите, они никогда не угадают, что вы сделаете дальше. Порой лучший способ сбить их с толку – это предпринять нечто бесцельное или даже как будто вредное для вас." Напоследок Бейлиш сулит ей перспективы их взаимодействия - ее вступление в игру престолов и возвращение домой, а так же успокаивает обещанием заботиться о ней со ссылкой на давнишнюю привязанность к Кейт ("Мог ли я отвернуться от ее дочери?").
Ее реакция на доводы Мизинца нам не совсем ясна - с чем она смиряется, с правотой его аргументации или бесполезностью ее оспаривать? - но помощь Бейлиша в итоге принимает - "Назад пути не было – только вперед".
Персты. Тут Петир вновь тактильно на нее воздействует - приобнимает - и мягко ей внушает, что недостойный Тирион не стоит сансиного беспокойства, параллельно заливаясь речью о собственных планах на Лизу с Долиной. Его мотивы тут понятны - он убирает конкурентов в борьбе за сансино сочувствие и всячески пытается заполнить ее мысли собственной персоной. Однако же его персона, судя по ее механической вежливости ("Я... я желаю вам долгих лет и супружеского счастья...") ее не сильно занимает, а попытка опорочить карлика, судя по ее дальнейшим мыслям о его доброте, не достигает поставленной цели. Всё, что беспокоит Сансу в тот момент, - это ее собственная шаткая позиция. Ее пугает мысль о том, что в Винтерфелл она не едет, а жалкие Персты способны оказаться для нее финальной точкой прибывания. Тут Петир снова ей дает урок и успокаивает ясностью своих намерений насчет нее: " Винтерфелл разграблен, сожжен и разрушен, а все, кого вы любили, мертвы. Винтерфелл был домом вашего детства, Санса, но вы уже не ребенок. Вы взрослая женщина, и вам нужен собственный дом. Не бойтесь, мы здесь задержимся всего недели на две". Санса принимает его доводы - "Долина Аррен очень красива, так во всех песнях поется. Пожалуй, не так уж страшно, если они поживут здесь какое‑то время".
Об отношениях Мизинца с ее матерью и браке с Лизой Санса думает в своей уже достаточно типичной смиренно-безыллюзорной
манере - "Ты говорил, что любишь мою мать. Но ведь леди Кейтилин мертва. Даже если она тайно любила Петира и отдала ему свою невинность, это больше ничего не значит". Здесь я оговорюсь, что, имхо, неправильно воспринимать сей сансин комментарий как ее личную оценку романа Кейтилин с Петиром, а именно, как безразличную в связи с ее кончиной. Тут уместнее звучало бы, конечно, "это больше ничего не значит для него", поскольку именно с его позиции она тогда и размышляет - мол, прежний объект его любви мертв, так есть ли смысл хвататься за прошлое, когда жизнь продолжается?", но Мартин любит изъясняться обтекаемо. И еще - его очевидные попытки убедить ее в том, что если Кейт безоговорочно ему симпатизировала и доверяла, то и Сансе - тоже стоит, кажется, так же на нее не действуют. По крайней мере, в таком ключе она о нем не рассуждает.
Что еще здесь интересного?
Распыляясь об убийстве Джоффри, игроках и пешках и своей огро-о-омной власти над фигурами, Бейлиш чрезвычайно распускает перед Сансой хвост - и Серсею-то он может завалить, и вообще, ему моря и океаны - по колено. Тут не ясно, пытается ли он намеренно завоевать ее доверие подобной искренностью или просто заигрывается, стремясь впечатлить ее собственной значимостью, но болтает Петир много и достаточно рискованно. Однако же дает ей новый замечательный урок - "Все люди чего‑нибудь да хотят, Алейна. И зная, чего хочет тот или иной человек, вы получаете понятие, кто он и как им управлять" и вполне успешно тестирует ее соображалку вопросом - "Какой кинжал опаснее, Алейна, – тот, которым грозит вам враг, или тот, который вонзает вам в спину некто, кого вы не видите?". Она проходит тест и внимательно выслушивает очередную порцию его полезных наставлений - "Руки должны быть чистыми, Санса. Что бы вы ни делали, всегда заботьтесь о чистоте своих рук". Тут вообще, должна сказать, он просто сыплет афоризмами, которые ей по-хорошему стоило бы брать на карандаш ("Арфа в нужных руках может быть не менее опасна, чем меч" и проч), но реакция Сансы, опять же, нам не совсем понятна. Совершенно очевидно, что Бейлиш очень резко и стремительно берет ее в оборот как ускоренным курсом прикладной политологии, так и рискованно-избыточным доверием, однако та не демонстрирует ни встречного энтузиазма поскорей вступить в игру, ни ожидаемого Петиром восторга его великим махинаторством. Ее ответная реакция достаточно сдержанна и ограничена житейским выводом о том, что "долгий кошмар Королевской Гавани остался позади, и ее шутовской брак – тоже. Здесь она, как сказал лорд Петир, может обрести новый дом". Насколько щедро посеянные Бейлишем семена нашли благодатную почву - вопрос.
Далее - по время громкой брачной ночи Лизы с Бейлишем Санса подвергается приставаниям Мариллона и спасается вмешательством Лотора Брюна, причем когда тот говорит, что это "Лорд Петир велел мне приглядывать за вами", Санса этим вновь ничуть не впечатляется, и с гораздо большим чувством вспоминает Пса и Леди. Ей снятся тревожные сны, она подавлена, предельно откровенна сама с собой по поводу собственной ценности в чужих глазах - "Лизе нужна не она, а ее наследство. По любви на ней никто не женится" - и с мрачной обреченностью готова играть свою роль, благо - Санса уже приучилась лгать без труда.
Гнездо. В Гнезде она по-прежнему одинока, потеряна, отстранена от окружающих и поглощена воспоминаниями о былых счастливых днях. Мизинец, Лиза и Робин существуют для нее достаточно периферийно, однако краешком сознания Санса, тем не менее, фиксирует политическую обстановку в Долине - "из обрывков подслушанных разговоров Санса знала, что знаменосцы Джона Аррена возмущены браком Лизы и не желают признавать Петира лордом‑протектором Долины", т.е. разговоры всё таки подслушивает.
Спустившись в заснеженный сад, она опускается на колени и начинает лепить снежки, вспоминая, как играла в них с Арьей и Браном в Винтерфелле. Это - важно. Снежки, которыми она бросалась в близких ей людей. Однако же снежки ее разочаровывают - "На что ей снежки теперь? Не в кого их бросать", т.к. нет с ней рядом ни единой близкой ей души. И она принимается за лепку Винтерфелла, не справляясь с возведением мостов. Тут появляется Мизинец и тихо спрашивает Сансу: " Вы разрешите мне войти в ваш замок, миледи?". Та тревожно отвечает - "Но только"... и всё это, конечно, очень символично. Та недоверчиво, но позволяет ему посодействовать ей в созидании чего-то очень личного для Сансы, и совместно они долго и кропотливо лепят ее замок. И путем этой очень символичной, сближающей лепки Бейлиш, как мне видится, находит некий ключ к ее душе, потому что Санса набирает горсть снега и кидает ее в Петира. Как снежок, как некий символ близости и благодарности.
Тут я оговорюсь, что совершенно не склонна трактовать эту сансину горсть снега как нечто большее, чем благодарность и доверие, а тем паче - как флирт и намеренную провокацию к поцелую, но тот факт, что это их совместное строительство растопило между ними некий лёд, который, в свою очередь, мог слегка вскружить Мизинцу голову, я признаю. Т.е. этот бейлишевский поцелуй в своей резкости, конечно, был ужасно не уместен, но на какую-то секунду Санса, тем не менее, перестает ему сопротивляться. Причем не в начале, когда она как-раз таки стремится вырваться, а потом, уже в процессе. Так что, поклонники этого пейринга, наверно, кое-что имеют в качестве задела для своей теории. Хотя потом она, испуганная и раскрасневшаяся, мысленно сравнивает Мизинца аж с потенциальным насильником-Мариллоном, так что - и у противников этого пейринга так же есть не мало оснований для отрицания сего дальнейшего развития сюжета.
И потом случается Лиза. О ней я напишу, наверное, попозже, потому что ужасно устала печатать.