Илларион
Знаменосец
там ещё от перевода много зависит.Книга необыкновенно яркая.
На форуме «7Королевств» обсуждаем книги серии «Песнь Льда и Пламени», ждем «Ветра зимы», смотрим вместе сериал «Игра престолов» и «Дом драконов», делимся фанатским творчеством, организуем переводы, работу над энциклопедией и другие начинания фанатов. Строго для фанатов!
Вход Регистрациятам ещё от перевода много зависит.Книга необыкновенно яркая.
Во второй части есть, но она откровенно слабее, а франшиза вообще так себе. В лучшем случае боевички средней руки, ну и интересно почитать фантастику на тему городов России.И по прежнему недоумеваю от полного отсутствия женщин в книге,
но Метро2033 вполне зашло, просто я его буду считать законченным произведением.она откровенно слабее
В 1950-1951 годах на строительстве Трансполярной магистрали работали вместе заключенные - местный криминальный авторитет старший нарядчик Василевский и обвиненный за "контрреволюционную агитацию" Роберт Штильмарк (он был полностью реабилитирован в 1955 году).
Василевский был одержим мыслью о книге, которую под своей фамилией он бы послал Сталину и получил бы за это амнистию (вот же фантазия у человека!). И вот по его заказу и в обмен на освобождение от общих работ Штильмарк начал писать эту книгу. Роман приобрел огромную популярность среди заключенных, которые с нетерпением ждали каждой новой главы, и этот интерес фактически спас жизнь Штильмарку:
Одного только не учел Василевский, когда задумал после окончания книги убить Штильмарка руками блатных, что слушали они каждую главу сочинения и ждали с нетерпением продолжения. Они-то позже и помогли в суде доказать авторство Штильмарка.
В 1958 году роман был наконец опубликован, приобрел большой успех, получил несколько переизданий и восторженные отзывы нескольких известных писателей. Но поскольку Василевский отослал рукопись под двумя фамилиями, после освобождения он попытался отсудить себе половину гонораров.
Оказалось, что Штильмарк предусмотрительно встроил в одну из глав романа шифрованный текст, доказывающий его авторство.
Вот этот текст:
Листья быстро желтели. Лес, еще недавно полный жизни и летней свежести, теперь алел багряными тонами осени. Едва приметные льняные кудельки вянущего мха, отцветший вереск, рыжие, высохшие полоски нескошенных луговин придавали августовскому пейзажу грустный, нежный и чисто английский оттенок. Тихие, словно отгоревшие в розовом пламени утренние облака на востоке, летающая в воздухе паутина, похолодевшая голубизна озерных вод предвещали скорое наступление ненастья и заморозков.
И каким же образом можно было доказать авторство через поэтическое описание пейзажа?
Из первых букв каждого второго слова из абзаца складывается фраза «лжеписатель, вор, плагиатор». 1,3,5 слово итд
«…И пьеса меня отнюдь не разочаровала. Она была написана превосходными стихами, живыми, разговорными, афористичными, смешными, патетическими. Тут я понял, что вещь создана в первую очередь крупным поэтом. От пьесы возникало ощущение легкости и серьезности, веселья и значительности. И драматургически она была слеплена очень умело и ловко. Конечно, для перевода ее на экран она казалась слишком многословной, но этим грешат почти все произведения, сочиненные для театра.
Итак, я принял решение: буду ставить «Давным-давно». Пырьев, художественный руководитель творческого объединения, отнесся к этой затее с воодушевлением, тогдашний генеральный директор «Мосфильма» тоже не возражал. Директор нашего объединения, мой друг Юрий Александрович Шевкуненко (его пьеса «Сережка с Малой Бронной» была широко известна в начале шестидесятых годов), был, как оказалось, участником постановки пьесы в Театре Красной Армии в 1942 году. Будучи молодым артистом, он играл в постановке роль благородного испанца Винценто Сальгари. Так что вещь для него была близкой, родной. Он был влюблен в пьесу, и поэтому его позиция была однозначной — ставить!
И тут я впервые услышал от него информацию, которой сначала не придал большого значения.
— Договор с Гладковым будем заключать не на самую большую сумму, которая положена, — сказал вдруг Юрий Александрович.
Я удивился, так как он не был прижимистым директором и никогда не обижал авторов.
— Почему?
— У нас в театре, тогда в Свердловске, в 1942 году, во время репетиций, у всех сложилось мнение, что пьесу написал не Гладков.
— Как? — воскликнул я. — А кто же?
— Когда надо было что-то переделать в тексте или написать несколько новых строк, он не мог. Врал что-то. Скрывался куда-то. Так Алексей Дмитриевич и не сумел из него ничего выжать, ни одной строчки, ни одной строфы. У нас никто не сомневался, что «Давным-давно» не его пьеса. Он ее откуда-то раздобыл. Я уверен, он не напишет сценария и нам придется брать доработчика, который и сделает инсценировку. А доработчику надо будет заплатить. А из каких денег? Поэтому я и хочу оставить резерв, не заключать договор на полную сумму.
— Откуда же могла появиться пьеса? Нет, невозможно! Тогда подлинный автор, если только это правда, объявился бы, предъявил претензии. А, по-моему, ничего подобного не происходило...
— Верно. Никто не предъявлял авторства на «Давным-давно».
— Сам видишь! Твоя гипотеза не выдерживает критики, — сказал я. — Это какие-то сплетни.
— Как сказать, — усмехнулся Шевкуненко. — В 1940 году Гладков сидел в тюрьме.
— За что? По политическому делу?
— По уголовному. Он ведь сумасшедший книжник, страстный библиофил. В научном читальном зале Библиотеки имени Ленина заметили, что стали пропадать ценные, редкие книги. Тогда в зал подсадили сыщика, и он «застукал» Александра Константиновича, когда тот засовывал за пазуху какую-то библиографическую редкость. Гладков получил год тюрьмы. Осенью сорокового года он, отбыв срок, вышел из нее, а через короткое время после этого и появилась пьеса «Давным-давно».
— Ты думаешь, он ее вынес из тюрьмы? — спросил я.
— Ничего другого не остается. Обрати внимание — ни до этой пьесы, ни после нее он не написал ни одного стихотворения, ни одной поэтической строфы и вообще ничего в рифму. Во всяком случае, нигде не опубликовал. А человек, который так изъясняется стихами, как автор «Давным-давно», — первоклассный поэт. На голом месте, без большой поэтической работы такого не сочинить.
— И ты полагаешь, что человек, который написал пьесу, не вышел из тюрьмы?!
— Не знаю. Тогда многие не выходили из тюрем, не возвращались из лагерей. История темная...
Я передаю наш разговор, конечно, не дословно, но смысл его я запомнил очень хорошо. И, тем не менее, я не очень-то поверил в эту зловещую монтекристовскую историю и отправился знакомиться с Александром Константиновичем Гладковым. Он жил во дворике, который размещался между Гоголевским бульваром и тылом Пушкинского музея изобразительных искусств. Где-то в углу двора притулился старый двухэтажный домик. В квартиру Гладкова, на второй этаж, вела со двора деревянная лестница. Александр Константинович произвел на меня замечательное впечатление. Добродушная, застенчивая улыбка на немного одутловатом лице и добрые глаза опровергали любые нехорошие домыслы в его адрес. Полноватая фигура, сидевший мешком немодный, дешевый костюм, пузыри от колен на брюках и неизменная трубка в руках, — во всем облике чувствовалась неторопливость, спокойствие, обстоятельность. Помню, что в квартирке было действительно очень много книг и какая-то немудреная мебелишка.
Гладков очень обрадовался моему намерению, поставить фильм. Человек он был мало пишущий, очень небогатый (чтобы не сказать, бедный), и это предложение было ему выгодно со всех точек зрения. Его пригласили на студию, где с ним и был заключен договор на написание сценария. Случилось это в апреле 1961 года. Руководство объединения оговорило с автором сроки. Чтобы я не опоздал снять зимнюю натуру, — а до этого требовалось выбрать места съемок, найти исполнителей, создать эскизы декораций и костюмов и, главное, сшить эти сложные костюмы, — я обязан был запуститься в производство не позже сентября. Срок сдачи сценария пришелся на середину июля. У Гладкова имелось три месяца. Учитывая, что сюжет и фабула, образы и характеры, диалоги и песни, в общем, существовали, этого времени было вполне достаточно для писателя, который в данном случае работал не с нуля, а делал своеобразную кинокоррекцию своего готового произведения. Я подробно рассказал ему о своих режиссерских пожеланиях. Я твердо знал, какие новые сцены, о чем, в каких именно местах пьесы понадобится ввести.
Гладков все записал себе на листочках, сказал, что ему все ясно, что максимум через месяц сценарий будет у меня в руках. И мы расстались. Я как-то легкомысленно не спросил Александра Константиновича, где именно он будет трудиться над сценарием. Когда недели через две или три я позвонил Гладкову узнать, как движется работа, телефон не отвечал. Никто не брал трубку ни утром, ни днем, ни вечером, ни ночью. Я поехал в знакомый дворик, звонил и стучал в дверь. Напрасно. Тогда я оставил записку, чтобы Гладков мне отзвонил. Звонка не последовало. Когда я через неделю снова появился у гладковских дверей, моя пожелтевшая записка оставалась на том же месте. Я начал беспокоиться (честно признаюсь, не за судьбу автора — за судьбу сценария), стал узнавать подробности его личной жизни. Выяснилось, что у Александра Константиновича был многолетний роман с ленинградской актрисой Большого драматического театра Эммой Поповой. Я набрался нахальства и позвонил ей, незнакомой мне женщине. Я долго извинялся, прежде чем объяснил цель моего телефонного разговора. Однако в Ленинграде Гладкова не оказалось.
Шевкуненко не злорадствовал. Он только грустно качал головой: я, мол, предупреждал. Потом он сказал:
— Думаю, Гладков в течение нескольких месяцев не покажется. Если ты действительно хочешь ставить «Давным-давно», садись за сценарий сам.
Я еще предпринял кое-какие поисковые мероприятия, но Гладков исчез, растворился, как сквозь землю провалился».
Я тоже об этом читала, да. Рязанов все так обтекаемо написал - вроде как и не обвинил, а только слухи передал, но картина и правда получается однозначной, тем более, что остальные немногочисленные пьесы Гладкова явно в другом стиле.У Эльдара Рязанова в воспоминаниях "Неподвиденные итоги" есть похожая история об авторстве пьесы "Давным давно", по которой он поставил кинофильм "Гусарская баллада"
После счастливого бегства от членов шахматного кружка Бендер шутливо воспроизводит свой некролог:
«Обо мне написали бы так: "Труп второй принадлежит мужчине двадцати семи лет. Он любил и страдал. Он любил деньги и страдал от их недостатка. Голова его с высоким лбом, обрамленным иссиня-черными кудрями, обращена к солнцу. Его изящные ноги, сорок второй номер ботинок, направлены к северному сиянию. Тело облачено в незапятнанные белые одежды, на груди золотая арфа с инкрустацией из перламутра и ноты романса "Прощай, ты, Новая Деревня". Покойный юноша занимался выжиганием по дереву, что видно из обнаруженного в кармане фрака удостоверения, выданного 23/VIII-24 г. кустарной артелью "Пегас и Парнас" за № 86/1562».
Непонятно, зачем здесь приводится дата. Номер ещё туда-сюда, это может быть бессмысленный набор цифр, иллюстрирующий «документальность», но точная дата всегда конкретна. Очевидно, автор что-то хочет этой датой сказать.
23 августа 1924 года в «Гудке» вышла заметка Булгакова «Брачная катастрофа». Это обычное гудковское зубоскальство ради денег. Начинается статья так:
«Следующие договоры признаются обеими сторонами, как потерявшие силу: 1) договор: бракосочетание Е. К. В. герцога Эдинбургского. С.-Петербург, 22 января 1874 г. (Выдержка из англо-советского договора)
Новость произвела впечатление разорвавшейся бомбы. Через три дня по опубликовании в газете «Руль» (эмигрантской) появилось сообщение:
«Нам сообщают из Москвы, что расторжение договора о браке его королевского высочества вызвало грандиозное возмущение среди московских рабочих и в особенности транспортников. Последние всецело на стороне симпатичного молодожена. Они проклинают Раковского, лишившего герцога Эдинбургского возможности продолжать нести сладкие цепи Гименея, возложенные на его высочество в г. С.-Петербурге 50 лет тому назад. По слухам, в Москве произошли беспорядки, во время которых убито 7000 человек, в том числе редактор газеты „Гудок" и фельетонист, автор фельетона „Брачная катастрофа", напечатанного в № 1277 „Гудка"».
Речь идёт о браке герцога Эдинбургского с дочерью Александра II, накладывающего на Великобританию и Россию некоторые взаимные обязательства. Но дело не в этом.
Псевдонекролог Остапа Бендера содержит точную отсылку к псевдонекрологу Михаила Булгакова, причём эту отсылку можно подтвердить документально: предъявив (например суду) текст романа и номер «Гудка» с точной датой.
Ты еще скажи, что Пушкин выжил, уехал во Францию и продолжил писать по псевдонимом Дюмаесть теория, что настоящим автором дилогии про Остапа Бендера является Булгаков
Его и не собирались убивать. Это изначально была спецоперация чтобы вырвать его из лап кровавой охранки.Ты еще скажи, что Пушкин выжил, уехал во Францию и продолжил писать по псевдонимом Дюма
Инопланетянская? Пришельцы ведь собирают великих землян к себе: Гагарин, Пушкин, Гленн Миллер, Экзюпери. Это еще бабка Ванга говорила.Это изначально была спецоперация чтобы вырвать его из лап кровавой охранки.
Так Ильф с Петровым тоже работали в "Гудке". Я не знаю, были ли они знакомы с Булгаковым, но, скорее всего, были, раз работали в одном месте примерно в одно время. Так что этот прикол, возможно, использовался разными авторами "Гудка", как некая шутка, известная определённым авторам. Типа как в российской фантастике 90-00-х было модно в каждом романе убивать Юрия СемецкогоК слову, есть теория, что настоящим автором дилогии про Остапа Бендера является Булгаков. Один из аргументов там такой: