Дэвид Кроненберг образца 90-х - один из немногих исследователей девиаций, патологий и всяческих гадостей, стабильно вызывающих у меня два сильнейших ощущения - первичное любопытство и последующее омерзение, от которого я всегда стремлюсь отмыться чем-то светлым и белопушистым, вроде Коламбуса или Диснея. Смотря
старого Кроненберга (как и Дэвида Линча) - "Автокатастрофу, "Муху", "Связанных насмерть"... - я традиционно думаю о том, что кровоточащая физиология, эпатажно распахнутая и вывернутая на изнанку режиссером, всегда является для Кроненберга вспомогательным инструментом воздействия на психику зрителя, иллюстрируя куда более уродливые мучения больной души, которые на самом деле и рождают во мне дискомфорт, заставляя концентрироваться на более щадящем физиологическом аспекте. Поэтому я даже радуюсь порой его анатомическим забавам, гораздо более безвредно-бесшабашным, чем демонстрация бескровного гниения рассудка. Но любопытство - первый шаг к пороку, и моя слегка порочная натура, в которой смелости и собственно
порока хватает исключительно на два часа кино-вуайеризма, сегодня тянется к чему-то старенькому
и скабрезному от одаренного канадского извращенца эпохи до его стерилизованных "Опасных методов" и "Космополисов", дабы разбавить приторную сахарность рождественских каникул. И я включаю "М. Баттерфляй", которую на самом деле не смотрела, хотя способна рассуждать о ней часами, дотошно разбирая тот самый ключевой и "шоковый", заранее известный мне вопрос с расшифровкой пресловутой буквы "м". И я смотрю. И мне при этом интересно.
Я не скажу, что фильм особенно хорош, но есть в нем два особо впечатляющих момента: механизм отрицания (скорее даже подавления) главным героем реальности в угоду собственной "великой иллюзии" и специфичность этой самой иллюзии в разрезе частных отношений мужчина/женщина и в более широком смысле - Запад/Восток. В первом случае меня не покидает твердая уверенность, что Галлимар прекрасно знал и отдавал себе отчет, какого пола Сон Лилин, и форма этих взаимоотношений была вполне жизнеспособной и приемлемой для него в условиях режима полусвета и прочих атрибутов театральности, пока "мадам" играла заданную роль в его любимой опере. И не был для Рене открытием и потрясением вид стриженного Сон Лилин в мужском костюме, а значит драмой были только обстоятельства суда, предательства и внешние, технические, "декорационные" препятствия. С сущностью проблем не возникало. Уродство и неправильность легко гримировалось краской и костюмами и воплощали идеал. И снова воплотили бы, имей на то возможность.
А что до специфичности сюжета ролевухи - то французский дипломат, опрометчиво не пожелавший разобраться в своей восточной,
идеальной женщине-рабыне, допустил, конечно, классический просчет самодовольного Запада, наивно ожидающего, что коварный Восток со своей многовековой историей покорно ляжет под него, раздвинув ноги и умоляя о любви. За что и поплатился. Хорошая аллюзия. Красивая метафора. Стильная ее реализация и дорогая постановка. Один театр. Сплошной театр внутри и за его пределами.
Но душевно откликнуться на трагизм ситуации
самообманутого Галлимара я, к сожалению, не в состоянии. Во-первых, потому что все персонажи Айронса в моем восприятии - бабы. Безвольные, податливые, слабые, не способные к самоконтролю и обузданию своих по больше части низменных страстишек. И я, конечно, их по-человечески жалею, но к этой жалости всегда примешана брезгливость. Брезгливость к слабым и порочным существам, повинным в собственных проблемах. Что в "Лолите", что в "Ущербе", что здесь, в "Баттерфляе" -
ну если чувствуешь, что хочешь что-то нехорошее, пройди ты мимо. Не расстегивай ширинку. Перебори себя. Но нееееет..... При этом Айронс - замечательный актер, сыгравший кучу сильных, положительных героев, как например в "Миссии" Роланда Жоффе, но для меня он всё равно - трусливый, развращенный и бесхарактерный интеллигент, заслуженно в финале смотрящий в дуло охотничьей винтовки глазами оленёнка Бэмби. И да, вторая причина моей эмоциональной к нему глухоты - такой мужчина (Галлимар) в своей фантазии вдруг возжелал неограниченной власти над женщиной. Оппа. С безнаказанными унижениями и изменами. Что он сказал ей? Не "позволь мне любить тебя", а "признай меня своим владыкой и хозяином", на мне тут же за захотелось вскинуть бровь и, скрестив руки на груди, вопросить: "Не много ли ты хочешь?". Что дозволено Юпитеру, не дозволено быку, хотя при такой оскорбительной формулировке запроса мне в голову вообще не приходит ни один Юпитер... Но вспоминается герой моей любимой детской сказки "Лабиринт" в исполнении Дэвида Боуи, который тоже обратился к главной героине с похожим вопросом. Однако разница принципиальна - во-первых, то был милый, обаятельный король гоблинов (справедливости ради, такой же педирастичный, как и Айронс, но слава Богу, только внешне), а во-вторых, он так страдальчески хрипел в конце о том, как Сара перевернула весь его мир, что, ясное дело, разговоры о господстве являлись исключительно понтами
...