— Сядь, — скомандовал жрец.
Она села.
— Теперь закрой глаза, дитя.
Она закрыла глаза.
— Будет больно, — предупредил он ее. — Но такова плата за могущество. Не шевелись.
Неподвижная, словно камень, думала она. Она сидела, не шевелясь. Надрез был быстрым, лезвие — острым. Прикосновение металла к плоти должно холодить, но вместо этого она ощущала тепло. Она чувствовала, как кровь заливает ей лицо, мягко ниспадая красной завесой по лбу, щекам и подбородку. Она поняла, почему жрец заставил ее закрыть глаза. Кровь дошла до губ и оставила на них соленый медный привкус. Девочка слизнула ее и вздрогнула.
— Принеси лицо, — произнес добрый человек. Призрак не ответила, но послышался шорох ее тапок по каменному полу. Девочке же он сказал: — Выпей это, — и сунул в руку чашку.
Она выпила залпом. Кисло, будто кусаешь лимон. Тысячу лет назад она знавала девочку, любившую лимонные пироги.
Нет, то была не я, это была Арья.
— Лицедеи меняют внешность с помощью уловок, — говорил добрый человек. — Колдуны используют чары, сплетая свет с тенями и желанием, создавая иллюзии, обманывающие глаза. Ты научишься этим искусствам, но то, что делаем мы здесь, — гораздо глубже. Мудрец может видеть сквозь грим, чары развеиваются под проницательным взглядом, но лицо, что ты наденешь, будет таким же истинным и прочным, как то, с которым ты родилась. Не открывай глаза. — Она почувствовала, как его пальцы приглаживают ее волосы. — Спокойно. Будет странное ощущение. Может закружиться голова, но ты не должна шевелиться.
Небольшое усилие — и с тихим шелестом новое лицо было надвинуто на старое. Сухая и жесткая кожа царапала лоб, но пропитываясь кровью, она становилась мягче и эластичней. Ее щеки потеплели и вспыхнули. Сердце затрепетало в груди, и на одно долгое мгновение у нее перехватило дыхание. Руки, твердые как камень, сомкнулись на горле и начали ее душить. Ее собственные ладони взметнулись вверх, чтобы схватить напавшего за руки, но никого не нашли. Ужас переполнил ее.
Послышался шум, жуткий трескающий звук, сопровождаемый вспышкой ослепляющей боли. Лицо плавало перед ней — мясистое, бородатое, жестокое, с искаженным от ярости ртом. Она услышала, как жрец сказал:
— Дыши, дитя. Выдохни страх. Стряхни с себя тени. Он мертв. Она мертва. Ее боль ушла. Дыши.
Девочка сделала глубокий судорожный вдох и поняла, что это правда. Никто не душил ее, никто не бил. Но ее ладони все же дрожали, когда она поднесла их к лицу. На кончиках пальцев запеклась кровь, казавшаяся черной в свете фонаря. Она ощупала свои щеки, коснулась глаз, пробежалась пальцами по линии подбородка.
— Мое лицо осталось таким же.
— Разве? Ты уверена?
Была ли она уверена? Она не ощутила перемен, но, может быть, это нельзя почувствовать. Она махнула перед лицом рукой — сверху вниз, как однажды в Харренхолле при ней сделал Якен Хгар. Тогда все его лицо зарябило и изменилось. Когда так же сделала она, ничего не произошло.
— По ощущениям оно не изменилось.
— Для тебя, — сказал жрец. — Но оно не выглядит таким же.
— Для чужих глаз твой нос и челюсть сломаны, — подала голос призрак. — Там, где раздроблена скула, одна сторона лица впала, и у тебя нет половины зубов.
Она пощупала языком во рту, но не обнаружила ни дырок, ни сломанных зубов.
Колдовство, подумала она.
У меня новое лицо. Уродливое, сломанное лицо.
Он же не магией их оживлял
Командир на Стене (Лёд). А сейчас, если Мелисандра его оживит властью Рглора, то и огонь в нем появится. 
