На Визерисе были алые шелка, грязные и запачканные в дороге. Плащ и перчатки из черного бархата выцвели на солнце. Пересохшие сапоги его скрипели, серебристые волосы спутались, на поясе в кожаных ножнах висел длинный меч. Дотракийцы заметили оружие, когда он проходил, и Дени услышала их проклятия и угрозы, гневный ропот приливом охватывал ее. Умолкла и музыка, и притих нервный, оступающийся рокот барабанов.
Жуткое предчувствие охватило ее сердце.
– Ступайте к нему, – приказала она сиру Джораху. – Остановите его. Приведите сюда. Скажите ему, что он может получить свои драконьи яйца, если это все, в чем он нуждается.
Рыцарь быстро вскочил на ноги.
– Где моя сестра? – крикнул Визерис голосом, полным вина. – Я пришел пировать. Как ты смела сесть за трапезу без меня? Никто не смеет приступать к еде прежде, чем начнет есть король. Где она? Эта шлюха не может укрыться от дракона!
Он остановился возле самого большого из трех очагов, вглядываясь в лица дотракийцев. В зале собралось тысяч пять человек, но лишь горстка из них знала общий язык. Но даже если слова его оставались непонятными, одного взгляда на Визериса было достаточно, чтобы все понять.
Сир Джорах торопливо подошел к нему, что-то шепнул на ухо и взял за руку, но Визерис вырвался.
– Убери свои руки! Никто не смеет прикасаться к дракону без его разрешения!
Дени тревожно посмотрела вверх на высокую скамью. Кхал Дрого что-то говорил кхалам, сидевшим возле него. Кхал Джоммо ухмылялся, а кхал Ого уже громко хохотал.
Смех заставил Визериса поднять глаза.
– Кхал Дрого, – сказал он заносчиво, – я прибыл на пир! – Он отшатнулся от сира Джораха, пытаясь подняться к трем кхалам на высокой скамье.
Кхал Дрого поднялся, выплюнул дюжину слов на дотракийском быстрее, чем Дени могла понять его, и указал пальцем.
– Кхал Дрого говорит, что место твое не на высокой скамье, – перевел сир Джорах ее брату. – Кхал Дрого говорит, что место твое там.
Визерис поглядел в сторону, в которую указал кхал. В дальней части длинного зала, в уголке у стены, прячась в тени так, чтобы лучшие люди не видели их, сидели нижайшие из нижайших. Юные, еще не побывавшие в стычках юноши, старики с затуманившимися глазами и одеревеневшими суставами. Слабоумные и раненые. Вдали от мяса и еще дальше от чести.
– Это не место для короля, – объявил ее брат.
– Место это, – отвечал кхал Дрого на общем языке, которому научила его Дени, – как раз и подобает королю, стершему ноги. – Он хлопнул в ладоши. – Телегу! Подайте телегу кхалу Рхаггату…
Пять тысяч дотракийцев разразились смехом и воплями. Сир Джорах стоял возле Визериса и кричал ему на ухо, но в зале поднялся столь громогласный рев, что Дени не слышала его слов. Брат ее отвечал криком, и они схватились; наконец Мормонт бросил Визериса на пол.
Брат ее извлек меч.
Нагая сталь мелькнула жутким багрянцем, отражая свет очагов.
– Убирайся от меня! – прошипел Визерис. Сир Джорах отступил на шаг, и брат ее неуверенно поднялся на ноги. Он махнул над головой чужим клинком, который магистр Иллирио дал Визерису, чтобы тот приобрел более царственный вид. Дотракийцы со всех сторон призывали проклятия на его голову.
Дени испустила безмолвный крик ужаса. Она-то знала, что ждет обнажившего меч в Вейес Дотрак, хотя брат не представлял этого.
Визерис повернул голову на ее голос и наконец заметил сестру.
– А, вот и она! – сказал он с улыбкой. И направился к ней, рассекая воздух, словно освобождая дорогу в стане врагов, хотя никто не пытался остановить его.
– Клинок… убери меч, – попросила она его. – Пожалуйста, Визерис. Это запрещено. Опусти меч и садись на подушки. Пей, ешь. Тебе нужны драконьи яйца? Возьми их, только брось меч.
– Делай, как она говорит тебе, дурак, – закричал сир Джорах. – Иначе они убьют всех нас.
Визерис расхохотался.
– Они не посмеют убить нас. Это им запрещено проливать кровь в священном городе… а не мне. – Он приложил острие меча к груди Дейенерис и провел им по ее животу. – Я хочу получить то, зачем прибыл сюда, – сказал он сестре. – Я хочу корону, и он обещал мне ее. Он купил тебя, но не заплатил. Скажи ему, что я хочу получить то, что мне причитается, или я заберу тебя назад… Тебя и драконьи яйца. А он может взять своего паршивого жеребенка. Я вырежу подлеца и подарю ему.
Меч пронзил шелка и кольнул пупок. Визерис плакал, Дейенерис видела это, он плакал и хохотал одновременно, этот человек, который прежде был ее братом. Вдали, словно где-то в другом мире, Дени слышала рыдания Чхику; она не смела переводить, в страхе перед кхалом, который мог привязать ее к собственному коню и протащить до самой Матери гор. Дени положила руки на плечи девушки и сказала:
– Не бойся, я сама скажу ему.
Дени не знала, хватит ли у нее слов, но когда она договорила, кхал Дрого произнес несколько отрывистых предложений на дотракийском, и она увидела, что он понял ее.
Солнце ее жизни спустился вниз с высокой скамьи.
– Что он сказал? – спросил человек, который был ее братом.
В зале стало так тихо, что она слышала колокольчики в волосах кхала Дрого, мягко певшие при каждом его шаге. Кровные всадники следовали за ним, как три медные тени. Дейенерис похолодела.
– Он говорит, что ты получишь великолепную золотую корону, от которой затрепещет любой человек…
Визерис улыбнулся и опустил свой меч. Это было печальнее всего, эта его улыбка так мучила ее потом.
– Только этого я и хотел, он сам обещал мне!
Когда муж, солнце ее жизни, подошел к ней, Дени обняла его за плечи. Кхал произнес слово, и кровные всадники бросились вперед. Квота схватил человека, который был ее братом за руки, Хагго раздробил ему руку резким поворотом огромных ладоней. Кохолло вырвал меч из обмякших пальцев. Но даже теперь Визерис еще ничего не понял.
– Нет, – закричал он, – вы не смеете прикасаться ко мне, я – дракон, я – дракон, и я получу корону!
Кхал Дрого расстегнул пояс, медальоны его были отлиты из чистого золота, массивного и украшенного, каждый был величиной в руку человека. Кхал выкрикнул приказ. Рабы потянули с очага тяжелый кухонный котел, вылили отвар на землю и вернули горшок в огонь. Дрого бросил в него пояс и принялся невозмутимо смотреть на медальоны, покрасневшие и начавшие оплывать. Дени видела, как пламя пляшет в ониксе его глаз. Раб подал кхалу пару толстых перчаток из конского волоса, он натянул их на руки, даже не поглядев на невольника.
Визерис завопил отчаянным тонким голосом труса, увидевшего свою смерть. Он брыкался и вырывался, скулил как пес и рыдал как дитя, но дотракийцы крепко держали его. Сир Джорах пробился к боку Дени, положил руку на ее плечо.
– Отвернитесь, моя принцесса, умоляю вас.
– Нет. – Она сложила свои руки на вздувшемся животе, защищая дитя.
Наконец Визерис поглядел на нее.
– Сестра, прошу… Дени, скажи им… пусть они… милая сестрица…
Когда золото наполовину расплавилось и начало растекаться, Дрого потянулся к пламени и выхватил горшок.
– А вот и корона! – взревел он. – Вот и корона для тележного короля! – Кхал перевернул горшок над головой человека, который был ее братом.
Вопль, который издал Визерис Таргариен, когда жуткий железный шлем прикрыл его лицо, ничуть не напоминал человеческий. Ноги его выбили отчаянную дробь по утоптанной земле, движения их замедлились, остановились. Капли расплавленного золота стекали на его грудь, воспламеняя алый шелк… но ни капли крови не было пролито.
Он не был драконом, подумала Дени, ощутив неожиданное спокойствие. Огонь не может убить дракона.
Но вы не забывайте также, что до идеи освобождения рабов Дени именно что не сразу дозрела, и пока она ещё была с Дрого - это "дозревание" ещё не произошло.
Чем он это заслужил смерть?
