Ланнистер сидит в углу с сильно початой бутылкой лафроага и напевает что-то, подыгрывая себе на гитаре. Можно разобрать слова "тридцать восьмой" и "середине апреля". В какой-то момент до него доходит, что все присутствующие, до того оравшие друг другу какую-то невообразимую хрень, вдруг примолкли и уставились в пустоту, он улыбается, откладывает в сторону гитару, достаёт довольно большой газетный кулёк и маленькую золотую трубочку в форме львиной головы, колдует над ними, потом делает Зяблику приглашающий жест. Зяблик подходит, в глазах его слёзы, он сбивчиво говорит, - Какой впифхфхфхзду хомячок? Одиннадцать лет до этого не было хомячка, а теперь хомячок. И колесо это. И трубки. Оказывается, я не человек, я андроид. Могу работать в Государственной думе. Мои трубки уходят далеко за стены Харренхола, посмотри. Они прорастают через потолок и тянутся к солнцу, зима ещё далеко, и скоро на них распустятся удивительные цветы. Посмотри, Джейме, я - цветок, - Зяблик трясёт перед Ланнистером своими тонкими пальцами. Джейме протягивает ему трубочку, Зяблик присаживается на диван, глубоко затягивается, некоторое время кашляет, потом умолкает. - Я вас предупреждал, что ЛСД - вещь специфическая, - укоризненно качает головой Ланнистер и идёт в другой угол комнаты, где стоит Ходор со спущенными штанами, почему-то зажимающий руками свои причиндалы, и заунывно повторяет "Ходор" на одной ноте.