Совет, однако, остался глух к этим доводам старика. Королева Алисента ранее дала неохотное согласие на брак ее внучки с сыном Рейниры, но это было сделано без согласия короля. У Эйгона II были другие замыслы. Сам он желал без промедления жениться на Кассандре Баратеон, ибо «она подарит мне крепких сыновей, достойных Железного трона». Король не собирался отдавать свою дочь принцу Эйгону — в таком браке также могли бы появиться сыновья, которые стали бы баламутить строгий порядок наследования.
— Пусть наденет черное и проведет остаток дней на Стене, — повелел его милость, — или же откажется от мужского естества и служит мне евнухом. Выбор за ним самим, но детей у него быть не должно. Род моей сестры должен быть прерван.
Сир Тайленд Ланнистер считал такое решение даже чересчур великодушным и настаивал на том, чтобы казнить принца Эйгона-младшего без всякого промедления.
— Пока этот мальчик жив, он остается для нас угрозой, — говорил Ланнистер. — Снимите голову ему с плеч — и у предателей не останется ни королевы, ни короля, ни принца. Чем скорее он умрет, тем скорее закончится этот мятеж.
Как его речи, так и речи короля ужаснули лорда Велариона. Престарелый Морской Змей, «метая громы и молнии», назвал короля и его совет «глупцами, лжецами и клятвопреступниками» и в гневе покинул покои совета.
Борос Баратеон предложил принести королю голову Велариона, и Эйгон II чуть было не дал на это согласия, но вмешался лорд Ларис Стронг: он напомнил присутствующим, что юный Алин Веларион, наследник Морского Змея, находится на Дрифтмарке, вне их досягаемости.
— Убьем старого змея — потеряем и молодого, — сказал Колченогий, — а вместе с ним и все эти прекрасные быстрые корабли.
Вместо этого он предложил без промедления помириться с лордом Корлисом, чтобы удержать дом Веларионов на их стороне.
— Согласимся на помолвку, как он предлагает, — убеждал он короля. — Помолвка — это еще не брак. Назовите Эйгона-младшего своим наследником. Принц — это еще не король. Взгляните на историю прошедших веков — сколько наследников так и не дожили до права воссесть на трон? Сначала разберемся с Дрифтмарком, устраним всех врагов, дождемся наивыгоднейшего для вас положения дел. Это время еще наступит. Пока что следует повременить, а до той поры разговаривать с Веларионом полюбезнее.
Так, во всяком случае, его слова запомнил Орвиль, а передал нам Манкан. Ни септон Юстас, ни Грибок на этот совет допущены не были. Впрочем, Грибок все равно об этом рассказывает: «Был ли на свете хоть один человек хитроумнее Колченогого? О, из этого лорда вышел бы чудесный шут. Слова текли из его уст, словно мед из пчелиных сот, и не было на свете яда слаще».
Загадка. которую представлял из себя Ларис Стронг, Колченогий, мучила историков на протяжении последующих поколений, и нам в этом трактате не суждено ее раскрыть. Кому он был по-настоящему верен? Что он замышлял? Он проскользил через весь Танец драконов, то на одной стороне, то на другой, то исчезал, то появлялся снова, но каждый раз сохранял голову на плечах. Что из сказанного им было хитрой уловкой, а что искренним убеждением? Просто ли он подставлял паруса всякому попутному ветру или заранее знал, куда плыть, еще только отчалив? Задавать такие вопросы можно сколько угодно — отвечать на них некому. Последний из Стронгов унес свои тайны в могилу.
Все, что мы знаем — что он был лукав и себе на уме, но умел быть приятным и внушать доверие, когда это было надобно. Вот и теперь ему удалось склонить на свою сторону и короля, и совет. Когда королева Алисента выразила сомнения, удастся ли им вновь привлечь к себе лорда Корлиса после всего, что было сказано в тот день, лорд Стронг отвечал: — Это предоставьте мне, ваша милость. Ко мне, осмелюсь сказать, его светлость прислушается.
Так и случилось. Вот только никто из них не знал о том, что Колченогий после совета направился прямиком к Морскому Змею и уведомил старика, что король намеревается пока что удовлетворять его просьбы, а потом, когда война закончится — убить. А когда старый лорд Веларион выхватил меч и ринулся вон — вершить кровавое возмездие — лорд Ларис утихомирил его улыбками и ласковыми словами. — Есть способ и получше, — сказал он и посоветовал повременить. И так он плел свою паутину предательства и лжи, настраивая всех друг против друга.
Эйгон II, казалось, и не видел, какие заговоры и контрзаговоры растут вокруг него, и какие враги надвигаются на него со всех сторон. Король был отнюдь не в добром здравии. Ожоги, которые Эйгон получил еще у Грачиного Приюта, покрывали у него почти половину тела. Грибок также упоминает, что из-за этих ожогов король также страдал и от полового бессилия. Ходить он тоже не мог. Из-за прыжка со спины Солнечного Огня на Драконьем Камне правая нога у него была сломана в двух местах, а кость левой раздробилась. Согласно записям мейстера Орвиля, правая нога короля срасталась хорошо, чего нельзя было сказать о левой. Мускулы на этой конечности исчахли, колено не сгибалось, нога усыхала, словно тощий и кривой прутик, так что Орвиль даже полагал, что для его милости было бы лучше вовсе ее отрезать. Однако король и слышать об этом не желал. Вместо этого он передвигался исключительно в носилках. Только в самом конце он набрался достаточно сил, чтобы хромать с костылем, волоча за собой бесполезную конечность.
.
.
. ИМХО, степень родства между Деймоном и его пасынками, и тем более Эймондом, здесь не имеет значения. Значение имеет родство Эйгона с его сыновьями. Убит же был сын Эйгона за сына Рейниры.
. Как сидели в своих пирамидах, так и сидят. И потом, какое отношение это имеет к сути спора 
так то Оберин по всем статьям лучше. Деймон = Оберин курильщика, можно сказать
