Для меня лучший отец Вестероса – Эддард Старк. Из всех его ипостасей Отец – наилучшее выражение. Даже Кет слегка обижается, что его первый вопрос к ней: «Кэт, как дети?». И дети надо признать – прекрасные, на любой выбор, один так вообще с самого начала «алмаз, местами даже ограненный» (не моя мысль, но здесь весьма к месту).
Остальные персонажи идут по номинациям.
Тайвин для меня пример самого авторитарного отца, жесткого по методам, но сохраняющего свое влияние на детей даже после своей смерти. Так Джейме прямо по-детски обижается, когда тетка истинным сыном Тайвина называет не его, а Тириона. И когда по-тайвиновски круто, дипломатией «кнута и пряника» он решает проблему осады Риверрана, про себя он восклицает: «Ну, кто тут истинный сын Тайвина, тетя?». Для Тириона Тайвин по жизни тоже является тоже весьма крутым родительским авторитетом (не смотря на то, что он его убил). Это особенно видно в пятой книге. Путешествуя по Эссосу, он постоянно обращается к памяти отца. Вот на эту ситуацию отец сказал то и то (Лорд Тайвин всегда презирал Вольные Города. «Они воюют деньгами вместо оружия, – говорил он. – У золота есть своё применение, но войны выигрывают железом»), а в этой ситуации отец сделал так-то и так-то (Дейенерис Таргариен всё ещё очень неопытна в вопросах осадного искусства. Ей следовало отравить все колодцы, и юнкайцам пришлось бы пить речную воду. Интересно посмотреть, сколько тогда продлилась бы осада? Тирион не сомневался, что именно так поступил бы его лорд-отец»). А его крик души на вопрос: «Сколько человек ты убил из арбалета?» Его отец, бесспорно, стоил, как минимум, девятерых. Лорд Кастерли Рок, Хранитель Запада, Щит Ланниспорта, Десница короля, муж, брат, отец, отец, отец.
На последок, я хотела бы упомянуть весьма нелюбимого мной персонажа, но который весьма удивил меня в пятой книге именно проявлением своих отцовских чувств, хотя до этого я считала его совершенно бесчувственным. Русе Болтон и его сын Домерик. Сколько отцовской нежности в его воспоминаниях о своем сыне: «Тихий мальчик, но одаренный. Книги читал, играл на высокой арфе, лошадей любил». Так и видишь Русе, сидящего у камелька, слушающего играющего на арфе сына и предающегося родительским мечтаниям («У всех дети как дети, а у меня – талант. Была бы в Королевской Гавани Гнесенка, отправил бы учиться. Но ничего, вырастит, будет рыцарь и музыкант, как Бертран де Борн, как Ричард Львиное Сердце, как принц Рейегар, в конце концов»). И тоже крик его души: «Скажите, милорд… если за убийство родичей проклинают, что тогда делать отцу, когда один его сын убивает другого?» Знаете, в этот момент я Русе даже пожалела. Правда всего на пять минут.